— Бессмыслица какая-то, — нахмурилась Зои. — Зачем солдаты Синедриона следят за городом, который сами же и захватили?

— В Синедрионе нет единства, — заметила я. Вспомнились слова Инспектора. «Ты считаешь, мы там сидим одной большой дружной семьей? Самые яростные враги любого советника — его приближенные». Также память услужливо подсунула ощущение, что за нами наблюдают, которое мы испытывали в ночь перед устроенной Инспектором засадой. Я как будто вновь ощутила на шее его хватку.

— Это Инспектор, — сказала я. — Он здесь.

— Ты не можешь знать наверняка, — возразил Саймон.

Я повернулась к нему:

— Не могу? Да если бы ты не диктовал мне постоянно, что я могу, а чего не могу, то мог бы использовать мои видения на благо. Я отыскала Остров, отыскала выход из камер сохранения, отыскала машину Исповедницы...

— Зачем ему наблюдать за Нью-Хобартом? — нетерпеливо перебил меня Саймон.

— За тем же, что и нам. — Я вспомнила, с какой брезгливостью Инспектор говорил о машинах. — Он не доверяет ни Заку, ни Воительнице. И хочет знать, чем они заняты, что ищут в городе.

— Разногласия в Синедрионе — хорошая новость для нас на будущее, — сказал Дудочник. — Но даже если здесь действительно Инспектор, для нас это ничего не меняет.

— Он обратился к Саймону: — Предупреди охранников лагеря и поставь часовых на северной окраине леса, чтобы нас оповестили, если солдаты пойдут в эту сторону.

Я заметила, что он отдавал приказы так же инстинктивно, как метал кинжалы. А еще то, что Саймон кивнул и подчинился.

От рассвета до заката в лагере шла подготовка. Рядом с палаткой Саймона двое безногих мастерили лестницу. Я наблюдала, с каким проворством они привязывают перекладины к брусьям. На краю лагеря отряд тренировался, забрасывая крюки на кривое дерево, и снова и снова брал его на абордаж, карабкаясь вверх по узловатым веревкам, когда получалось зацепиться за ветки. Чтобы атака удалась, нужно преодолеть стену, в противном случае нас под ней ждет смерть.

Каждый день прибывали новые люди, и каждый день мы жалели, что их не пришло больше. Народ приходил пешком, группами, иногда по одному. Одни имели опыт, но не имели оружия. Другие приносили, что могли: ржавые мечи, тупые колуны, приспособленные для рубки дров, а не голов. Новоприбывшие спешили на подмогу, отозвавшись на клич вестовых, но также рассказывали о тех, кто не придет, тех, кто слишком боится за свои семьи из-за приближающейся зимы, чтобы связываться с Сопротивлением. Их напугали бойня на Острове и слухи о нападении на безопасные дома. Разве можно их за это винить?

Приходили и опытные воины, выжившие после падения Острова, и те, кто работал на Сопротивление на материке. Но они были лишь тенью армии, а не решающей силой. Опыт к ним пришел не в боях, а в стычках с отрядами Синедриона при налетах на поселения альф, чтобы похитить младенцев-омег, прежде чем их заклеймят. Они специализировались на конокрадстве, нападениях на разъезды и конвои снабжения. По слухам, последнее открытое восстание омег случилось сто лет назад на востоке, и Синедрион его подавил. С тех пор единственная масштабная битва случилась на Острове, и после нее выжили немногие из наших бойцов.

Приходили также не солдаты, а связные Сопротивления, совсем не подготовленные для боя, а кое-кто вообще не способный драться. Они сочувствовали Сопротивлению, и мы ценили, что они откликнулись, но часто ночами я думала, на что же мы толкаем этих несчастных калек.

Ω

Той ночью мне приснилось, что я опять в приюте у Эльзы. Я шла по длинной спальне с чередой детских кроваток вдоль стены. Стояла тишина. Казалось, потому что дети спят, но склонившись над колыбелью, я увидела, что она пуста. Вот тогда безмолвие ударило по ушам. Во время моего пребывания в приюте я никогда не слышала тишины. Днем дети шумели во дворе или в столовой, Нина гремела посудой на кухне, из-за угла доносился голос Эльзы, бранившей сорванца за озорство. Даже ночью раздавалось мерное сопение сорока спящих детей. Легкое похрапывание, плач кого-то из проснувшихся малышей. Но сейчас я не слышала ничего. Только периодичный жуткий звук: кап-кап-кап из дальнего конца спальни. Я шла в темноте, касаясь спинок пустых кроватей. Может, капает с прохудившейся крыши? Или треснул кувшин с водой, из которого по утрам умывались дети? Но дойдя до угла, я не увидела лужи на полу. Звуки будто доносились откуда-то сверху. Я задрала голову и увидела, как капает с потолка. Но капли летели не долго. Жидкость заполнила помещение почти под потолок. Со своего места я видела концентрические круги над головой, расходящиеся по поверхности с каждой каплей. Я открыла рот, чтобы закричать, но густая жидкость приглушила звук даже для моих ушей.

Я проснулась от того, что меня тряс Дудочник. Я не кричала, но свернутая под головой куртка промокла от пота, а одеяло опутывало ноги из-за постоянного метания во сне.

— Они намерены первыми поместить в баки детей, — прохрипела я.

— Когда?

Я покачала головой:

— Сегодня. Может, завтра. Не знаю. Очень скоро. — Видение нельзя было трактовать двояко. — Нужно атаковать прямо сейчас.

— На подходе шестьдесят отрядов с запада, — сказал Дудочник. — Еще ожидается помощь с востока, если посыльные успели их оповестить.

— Будет поздно. Детей заключат в резервуары в любую минуту.

— Ни мы, ни кто-либо другой не выручит их, если наши войска пойдут на верную гибель, — сказала Зои. — У нас есть только одна попытка. Наша задача — захватить то, что ищет Синедрион. И для этого нужна многочисленная армия, иначе мы упустим свой шанс.

— А как насчет шанса для детей? — спросила я у Дудочника. — Ты видел, во что превратился Кип после бака, а он был альфой. Даже если мы освободим город и достанем детей из резервуаров, они никогда не станут прежними. Ты не хочешь их спасти?

— Речь не о том, чего я хочу. — Он отвернулся. — А о том, что нужно Сопротивлению.

Все утро, наблюдая за учениями, я чувствовала в горле приторный привкус той самой жидкости. Чтобы отвлечься, я попросила Зои возобновить наши занятия. Во время боя мы не разговаривали, она лишь бросала указания. «Ниже. Ты подставляешься. Слишком открываешься. На близком расстоянии используй локоть, а не кулак». Я уже научилась двигаться быстрее. Время между мыслью и движением сокращалось. Удары и выпады, которым она меня учила, получались автоматически. И хотя у меня не получалось достать ее, я уже иногда могла уклониться от ударов.

Несмотря на холод, мы скинули куртки и свитера, и моя рубашка все равно прилипла от пота к спине и локтям. Тренировка заставила сосредоточиться на теле: напряженное правое плечо, поднятая рука, сжимающая кинжал перед лицом. Синяк на щеке — я пропустила удар. Мы кружили в имитации боя, и я концентрировалась на дыхании, а не на видениях о детях.

— Хватит, — сказала Зои где-то через час. — Смысла выматываться нет. — Но прежде чем отойти, она кивнула. — Уже лучше.

Единственный намек на одобрение, что я от нее слышала.

Ω

Я стояла у входа в палатку. Неподалеку на поваленном дереве восседала Салли, у ее ног расположились четверо солдат. Она водила палкой по карте на земле и что-то объясняла. Чуть поодаль стреноженные лошади шумно кормились сеном, добытым разведчиками за болотами. Трое оружейников вытачивали из срубленной вербы щиты. Посреди лагеря на ровной площадке Дудочник тренировался с отрядом. Они практиковались один на один. Мечи звенели, напоминая предупредительный набат на Острове, когда напал Синедрион. Дудочник дрался с Виолеттой, советником Саймона. Преимущество Дудочника заключалось в высоком росте, но у Виолетты было две руки, хотя левая заканчивалась предплечьем, к которому она привязала щит. Оба друг друга стоили: ее короткий меч двигался быстрее более длинного клинка Дудочника, некоторые его удары блокировались щитом. Из-за отсутствия второй руки Дудочник не пользовался щитом, поэтому ему приходилось вертеться шустрее и рациональнее, выверять каждый блок и поворот. Казалось, он крутился на одном месте, заставляя Виолетту двигаться по кругу. Дудочник атаковал только когда видел пробел в ее экстравагантной защите.