*Внезапно, рядом возбужденно застонали…*
Олэон резко опустил непонимающий взгляд на командира и узрел…
Его красные глаза шокировано расширились.
— Бай, черт ты игривый… — эротично выдохнул Зевран, склонив голову на бок, где его ухо слегка потягивали темные пальцы второго дроу, что неохотно поспешил на помощь к ним. Показавшись из-за плеча командира и не переставая доставлять старшему наслаждений, лонк хитро предложил брошенному Олэону:
— Младший, пригласи своих братьев насладиться местными экзотами. — кивнув головой на слегка отстранившегося Зеврана, что уже вис на плече Чон-Е, лиловоглазый саркастично прошептал: — А то тут кое-кто уже целую вечность руками не сжимал прелестные лепестки… Верно, брат?
Услышав к себе обращение, Зевран, довольный словно кот в сметане, мягко кивнул и едва слышно добавил: — Пару дней в опале — эта адская мука для моей творческой натуры!
Хмыкнув, Бай похлопал старшего по плечу и резво отстранился: — Боюсь представить, как мы будем выживать на просторах Суховетрия, ютясь в одной палатке…
Его тут же одарили страстным взглядом, полным неудержимого желания любить. Лонк Де Иррида на это лишь покачал головой, смущенно закрыв глаза ладонью. Видимо, представил все это воочию и прошептал: — Не дай Ллос… Я уж лучше куплю еще одну палатку, чтоб не видеть твоей похотливой рожи.
Хищно оскалившись, Зевран колко подметил: — Вряд ли она тебя спасет, милый Бай. Я могу напомнить все прелести той незабываемой ночени… там, на берегу Жэсе’да.
— Королева беспощадная, не при детях же, командир! — заалел второй лонк, прижав уши. Тот заветный днивень он никогда не позабудет. Невольно окинул взглядом третьего брата, что был младше них и сейчас стоял тише воды. Олэон сделал вид, что не услышал. Силясь перевести тему на другой разговор и избавиться от внимания старшего, жаждущего его тела, Бай-Чон-Е осуждающе бросил: — Ох, ну где я пропустил момент в воспитании, когда ты пошел в разнос, а? А такой ведь лапочка был, Зев!
— Возможно, в то время все твое внимание было приковано к близнецам, а не ко мне. А теперь, я возмещаю упущенное. — скептически бросили ему.
Слушая их диалог, Олэон будто впадал в прошлое, когда они еще жили все впятером в Подъземье. Сейчас он редко видит своих братьев. Не смотря на его причастность к гильдии убийц, дел для мага в столице Оскверненной Империи не находилось, как и на острове Антиквар. А вот в более пограничных и северных городах контрактов было, как грязи, бери не хочу. Если и удавалось приезжать в Залеор или главный штат, то на пару днивней, не больше.
Немного помешкав, красноглазый дроу облегченно вздохнул и приглашающе протянул руку в сторону выхода, мягко произнеся: — Старшие братья, если вы не передумали насчет ночных бабочек, то пройдемте за мной…
Подол его мантии в тот же миг замелькал по полу, двигаясь в такт с хозяином, и через пару секар, фигура дроу скрылась за косяком двери. Переглянувшись неординарными взглядами старшие эльфы тронулись вслед за ним. Дела делами, а развлечения по расписанию.
***
Алларос Мориарти.
“Луке снилось, что он — бабочка. Свободный от всего на свете. Не обремененный ни заботами ни целями. Он просто летает. Летает… куда хочет. Но тут сон прошел. Вернулась реальность со всеми своими проблемами и горем. Каждый день Лука изнывал от тягот жизни… Страдал, любил, злился, верил и мечтал. Дни сменялись месяцами. Но вот в один прекрасный день ему снова приснилась та же бабочка. Захлестнула легкость и покой… А на утро он не проснулся. Ибо его душа, метаемая с одного уровня пространст на другой, обезумела, а после… сгорела. Ее мучил один единственный вопрос: кто она? Человек, что видит во сне бабочку или бабочка, что видит долгий и тяжелый сон о жизни Луки? Душа исчезла, так и не найдя ответа. Что случилось с бабочкой? Она погибла. Ее тело измученное кошмарами нечаянно попало в сети к пауку и было съедено. А тело человека, потерявшее душу и смысл жизни, не выдержало и бросилось прочь со скалы, желая в реальности обрести крылья бабочки…”
“Я бабочка или человек?”— резко открыл глаза.
Меня встретило бездонное черное небо, усеянное миллиардами звезд. Видно, тучи ушли восвояси и метель сразу же улеглась. Тяжело сглотнул подступивший к горлу ком. Воротило. Хотелось блевать. Но внутри было пусто, оттого противно мучал спазм.
Холодно и скверно.
Едва шевельнул рукой. На это она неприятно заколола. “Ско-олько… Сколько я пролежал на морозе?” — взволнованно подумал я, чувствуя, как тело полностью онемело!
Вдруг мои глаза лихорадочно сощурились от ярко вспыхнувшего рядом кристалла. Невольно прошипел пару ругательств в пустоту, чтобы тут же услышать чуть в стороне звонкий голосок напарника: — Владыка! Ты как?
Скривившись от остро резанувшего уши звука я простонал: — Еще… раз крикни и буду… плохо. Ух!
Рыжий тактично замолк. А спустя пару секунд заглянул мне в лицо с таким недоуменным взглядом, что я не утерпел и, тратя последнее дыхание в легких, иронично поинтересовался: — Что, на лбу фраза “ты придурок” высветилось?
Глаза Цинсо стали еще шире: — А? Где придурок? Я ничего не ви…
*Хлобысть!* — комья снега неприятно влетели парнишке прямо в грудь. — Где, где? Да вот передо мной СТОИТ, глазами клацает! — взбесившись выплюнул я ядом, тяжело опираясь на локтях. Не ожидая от меня такой ярой прыти накостылять ему, Цинсо неосознанно отскочил назад и виновато развел руки в стороны. Срывающимся голосом пропищал:
— За что ты так, молодой господин, ругаешься? Я ничего плохого не сдела…
*Хлобысть!* — мимо его ушей пролетел еще один снежок, неприятно чавкнув об разбросанный мусор. Ловко увернувшись, (и откуда у него столько бодрости, скажите-ка, когда я тут загибаюсь?) рыжий ошалело запротестовал: — ЭЙ, ДА ОБЪЯСНИ, НАКОНЕЦ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ!?
— А сам не вразумишь своим бестолковым умишком, а, парень? — грозно прохрипел я, силясь подняться на дрожащих ногах. Удивительно, но мне так хотелось накостылять этому гибриду, что тело само, найдя в себе третье дыхание, стремилось вцепиться в эту невинную рожу… Тот в ответ лишь покачал головой и отступил еще на шаг. — ГДЕ ТЕБЯ НОСИЛО!? — взревел я с такой силой, что сидевшие на мертвых телах недо-вороны торопливо схватили свои перья в клюв и бросились прочь! — Ты…, тцука в конец охреневшая! Я, млять, за ним к дьяволу в котел чуть было не прыгнул, а ты меня, сволочь, бросил одного посреди этого дерьма!? И теперь еще имеешь наглость спрашивать, почему у меня столь ужасное настроение!? Да я тебя…
Выслушивать парнишке мой прекрасный монолог пришлось долго. Ровно до того момента, пока я не выдохся и не околел до костей. Все, что смог Цинсо промямлить в качестве извинений, это “прости.” Поняв, что большего я от него не добьюсь, удрученно махнул рукой, горестно вздохнув. Как никак, а ответ мне и так был ясен. Голубые глаза мягко мерцают в ночи… Выходит, кто-то не досчитался пары костей. Замяв это дело, как решенный для себя вопрос, я невольно передернул плечами. Мое внимание тут же перешло на греющий камень, кой висел прямо за спиной, приятно согревая. Лихо развернувшись на пятках, вцепился в него с такой жадностью, что синюшные ладони жалобно запищали от резкой смены температуры. Скорей всего кожа пойдет трещинами и начнет кровоточить, но мне было на это наплевать! Притянув камень к груди, я принялся отогреваться. Однако мерзкое ощущение изморози меня так и не покинуло. Пришлось неохотно себя осмотреть. Мда, весь комплект одежды растерзан от острых предметов и наполовину промок. Рассерженно прыснул и не оглядываясь бросил рыжему: — Принеси бутылку “Гершени”. — немного подумав, уточнил: — Лучше две. Да разогреть не забудь! Не хочу еще раз простудиться.
Напарник тихо отошел выполнять поручение. Гляди-ка, не пререкался, видимо, почувствовал за собой вину. Не отнимая от груди кристалла, я несмелыми шагами поплелся к тому месту, где раньше стояла моя палатка. Нынче там все было забрызгано кровью и развалено.
***
