Начальник Управления футбола Спорткомитета СССР Колосков отправился с Бесковым к Сычу. Идея, преподнесённая Бесковым как своя, Валентину Лукичу понравилась, тем более что он, по словам Колоскова, «считал Лобановского одним из лучших тренеров новой формации». Сыч проконсультировался в ЦК КПСС, получил согласие и тут же — по телефону — оповестил о новшестве Ахалкаци и Лобановского. «Сработаетесь?» — спросил Колосков Бескова. Впрочем, Колосков не сомневался, что, прежде чем идти к нему, он, Бесков, уже продумал эту идею. «В сборной нам делить нечего, — отвечал Бесков, — а я буду лучше понимать потенциальные возможности игроков».

Потом всю группу принял председатель Спорткомитета Сергей Павлов и тоже поддержал предложение Бескова. «Если вы, Константин Иванович, — сказал Павлов, — считаете этот шаг нужным, преград мы чинить не будем. Мне просто не хотелось бы, чтобы у кого-то возникла мысль, будто это мы вам навязали такую кадровую комбинацию». Но когда Сыч приехал на первую тренировку с участием трёх тренеров, он, ни к кому конкретно не обращаясь, вздохнул: «Разве могут быть три директора на одном предприятии?..»

«Бесков, — говорит Колосков, — выбрал себе в консультанты (помощники) абсолютно несхожих людей! Лобановский — сторонник так называемого тотального футбола, уделявший огромное внимание научному анализу тренировочного процесса, сторонник жёстких игровых схем. И сам был упрям, резок, скор в решениях и действиях. Ахалкаци называли за глаза “хитрым кавказцем”. На всё он имел своё мнение, высказывал его, но не настаивал на своём, во всяком случае, в очных спорах. На деле же часто поступал так, как сам считал нужным и правильным».

Лобановский не понимал, как может функционировать тренерский штаб, каждый член которого, имея собственные представления о подготовке команды и собственный накопленный опыт, в состоянии возглавлять сборную. Поначалу он решил отказаться от предложения. Но его, получив соответствующую просьбу из ЦК КПСС, попросили согласиться в ЦК компартии Украины. Когда Лобановский первый раз оказался на сборах руководимой Бесковым команды и встретился с Ахалкаци, то поинтересовался у тбилисского коллеги, как тот себе всё это представляет. «Посмотрим, Валерий Васильевич. Время покажет. Спросит Бесков — подскажем. Не спросит — помолчим. Так я себе это представляю», — ответил Нодар Парсаданович.

Никогда — ни до, ни после — Лобановский не оказывался в положении человека, не знавшего, что от него требуется. Но никогда он не видел себя и в роли стороннего наблюдателя, в которого вполне мог превратиться, формально относясь к реализации задумки Андрея Старостина.

Официально переход к тренерскому «троевластию» обставили публикацией документа, вышедшего из недр Управления футбола Спорткомитета СССР. В постановлении говорилось:

«Учитывая то обстоятельство, что игроки сборной СССР тренируются сейчас в основном в двух клубах — “Динамо” (Киев) и “Динамо” (Тбилиси), а также большой личный вклад в подготовку кандидатов в сборную тренеров этих клубов В. Лобановского и Н. Ахалкаци и опыт подготовки команд к ответственным международным соревнованиям, Спорткомитет СССР по предложению К. Бескова решил привлечь их к подготовке сборной СССР в качестве старших тренеров. Руководителем и главным тренером команды по-прежнему является К. Бесков. В состав тренерского совета сборной входят также Г. Логофет и В. Федотов».

Понятно, что правда у всех своя, и позднее, после провала в Испании, события эти по-разному представлялись их участникам.

Стоит подробно процитировать К. И. Бескова:

«В Испании сложилась ситуация, когда жизнь футбольной команды подчинялась отнюдь не футбольным законам. На заключительном этапе отборочного турнира подавляющее представительство в сборной имели игроки киевского и тбилисского “Динамо”. Случались накладки, когда они, например, с задержкой являлись на сборы или, наоборот, по мнению руководителей своих клубов, не успевали вернуться к сроку домой. У меня сложилось ощущение, что ни тренер киевлян Лобановский, ни Ахалкаци, тренировавший тогда тбилисцев, не были заинтересованы решать вопросы так, как того требовали интересы дела. Необходимо было срочно устранить все искусственные преграды. Я предложил руководству Спорткомитета привлечь их к работе со сборной. Конечно, при этом отдавал себе отчёт, что возникнут определённые проблемы из-за различия и, быть может, даже несовместимости в подходе к некоторым аспектам футбола, но думал, что такая большая цель, как чемпионат мира, поможет сгладить противоречия.

Моё предложение было принято. Знаю, оно вызвало много споров, но я и сегодня (альманах «Футбол-89», в котором опубликованы эти высказывания Бескова, был сдан в набор 14 марта 1989 года, то есть почти семь лет спустя после испанского чемпионата мира. — А. Г.) убеждён, что на том этапе это было оправданно и принесло пользу. А потом произошло то, что, как теперь понимаю, не могло не произойти. Началось расслоение коллектива. Когда губительный процесс стал очевиден не только мне, я высказал мнение, что в дальнейшем Лобановского и Ахалкаци к совместной работе привлекать нецелесообразно, поскольку подошло время, когда требовалось единоначалие. Со мной согласились, и уже на ближайший товарищеский матч, со сборной ГДР, они не были вызваны. Но буквально накануне отлёта в Испанию меня поставили перед фактом: оба тренера едут на чемпионат мира. Я пошёл к руководству Спорткомитета. Тогдашний председатель Сергей Павлович Павлов и его бывший заместитель Валентин Лукич Сыч никак не отреагировали на мои доводы.

Надо сказать, что к тому времени с игроками у нас установились деловые контакты, мы хорошо понимали друг друга, рискну утверждать: им нравилось со мной работать.

Трудно, пожалуй, словами передать гнетущую обстановку тех дней. Лобановский и Ахалкаци заняли непонятную мне позицию. У нас возникли разногласия по тактическим вопросам, а отсюда и трудности в определении состава. Складывалось впечатление, что сборной руковожу не я, а Сыч. Вот характерный штрих. Матч СССР — Бразилия. Ведём 1:0. Напряжение колоссальное. В перерыве Валентин Лукич по-хозяйски входит в раздевалку и с порога, перебив меня, под недоумённые взгляды начинает обсуждать с Лобановским план игры на второй тайм.

Может быть, я слишком субъективен. Ни в коей мере не снимаю с себя вины. Но в силу названных сложившихся обстоятельств сборная не могла в Испании раскрыть свой потенциал».

Ни Колосков, ни Сыч, ни Павлов никогда и нигде не сказали ни слова о том, о чём говорил спустя годы Бесков: о просьбе Константина Ивановича перед матчем со сборной ГДР, об отстранении консультантов перед этой игрой, о внезапном для Бескова возвращении двух тренеров в сборную непосредственно перед отъездом в Испанию. Жена Константина Ивановича Валерия Николаевна вообще посчитала, что когда Бесков «попросил руководство больше не привлекать киевского и тбилисского тренеров», Лобановский воспользовался тесными отношениями с заместителем председателя Спорткомитета СССР Валентином Сычём. Сыч, дескать, и порадел человеку, с которым у него были «тесные отношения», и, несмотря на просьбу Бескова, оставил его в сборной. Но Бесков (так, во всяком случае, считают хорошо знавшие его люди) по характеру был больше похож на человека, который в ответ на невыполнение своей просьбы мог сказать что-то вроде: «Тогда сами и тренируйте команду» и отказаться (пусть даже поначалу на словах) от дальнейшей работы с ней. Так что просьба об отстранении консультантов — если она вообще имела место — вряд ли была облачена в жёсткую, ультимативную форму.

Лобановский говорил мне, что в дни подготовки к чемпионату мира и непосредственно перед отъездом в Испанию в воздухе не витали ни намёки, ни даже полунамёки на то, что Константин Иванович настаивает на исключении их из состава делегации: «Если хотя бы полунамёк какой был со стороны Бескова, я в ту же секунду отказался бы ехать в Испанию в составе делегации и с удовольствием побывал на чемпионате мира в качестве полностью свободного в передвижениях и действиях наблюдателя».