И вот наступил момент, когда бразды правления государством оказались в его руках. Молодой царь был наделен властью карать и миловать. Принимая без церемоний людей, обращавшихся к нему с жалобами на вельмож и с личными просьбами, Иоанн не отказывал им в помощи и старался не забывать о данных просителям обещаниях.

…А прозвище Грозный он получил после взятия Казани. С падением Казанского ханства Россия стала считаться одним из крупнейших государств Европы.

В октябре 1552 года Иван Грозный покинул покоренный им город с титулом царя Казанского, но спустя всего два месяца получил сообщение о беспорядках — о нападениях на гонцов, чиновников, купцов и других русских людей, которые курсировали по дороге Васильсурск — Свияжск и Свияжск — Казань.

Царь отрядил человека к свияжскому наместнику, князю Петру Шуйскому с требованием разыскать разбойников. И тот отправил с этим заданием воеводу Бориса Салтыкова. Воевода выполнил царский приказ. Перехваченные им люди были повешены.

Наступило некоторое затишье, но уже в марте 1553 года казанский наместник князь Горбатый послал в Москву гонца со срочным донесением об измене луговых людей, отказавшихся платить подати и убивших сборщиков ясака. Нападения происходили из крепости, сооруженной мятежниками у реки Мешь в семидесяти верстах от Казани. Руководили первым отрядом восставших Хусаин-Саит и Сарый-батыр.

Посланные воеводами против повстанцев отряды были разбиты. Их потери составили восемьсот человек — триста пятьдесят стрельцов и четыреста пятьдесят казаков.

Сопротивление стало набирать силу. Когда мятежники напали на Горную сторону, князь Шуйский вновь призвал боярина Салтыкова, поручив ему разобраться с ними. Но на этот раз тот потерпел поражение. Повстанцы одолели карательный отряд, убив более двух сотен человек, включая самого Салтыкова, и захватив в плен еще двести ратников.

Тогда-то и вспомнил царь Иоанн предостережение опытных вельмож не оставлять Казань до полного покорения проживавших вокруг ее народов. Он впал в такое уныние, что ему посоветовали отказаться от прежней затеи и вывести войско с завоеванной земли.

Однако самодержец и не думал сдаваться, собираясь прибегнуть к решительным мерам. Да вот только слег не вовремя…

А вскоре объявилось еще более крупное повстанческое войско, организованное одним из сотников с Луговой стороны — Мамышем-Берды. В него вошли не только татары, черемисы, мордва и чуваши, но и верные разгромленному ханству башкирские тарханы. Намереваясь возродить Казанское ханство, Мамыш-Берды пригласил на трон мурзу Али-Акрама — сына правителя Большой Ногайской орды Юсуфа и брата Сююмбике. Столицей же была выбрана крепость Чалым, находившаяся на правом берегу Волги в пятнадцати верстах от Козмодемьянска и в ста шестидесяти верстах от Казани.

К тому времени Иван Грозный поправился. Он не мог допустить возрождения покоренного им ханства и направил на Каму карательные отряды под началом Данилы Адашева. Не довольствуясь этим, через несколько месяцев царь послал в Казань полки под командованием воевод-князей Семена Микулинского, Ивана Шереметева и Андрея Курбского.

За четыре недели они опустошили край. Идя от селения к селению, их отряды уничтожали все на своем пути, сжигая деревни, забирая с собой скот, угоняя жителей в плен. Всего было взято ими до шести тысяч мужчин, пятнадцати тысяч женщин и детей. Зимой 1554 года каратели захватили и сожгли крепость Мешь-Тамак.

К лету, когда к Мамышу-Берды и Али-Акраму присоединились луговые черемисы, война возобновилась. Московские власти не преминули ответить на это посылкой новых войск под началом Мстиславского и Михаила Глинского.

Последовали опустошительные походы карателей на волости, во время которых были уничтожены десятки селений. Им помогали новокрещеные местные жители. Тысячи непокорных и повстанцев были казнены или взяты в плен.

Государь щедро отблагодарил своих воевод и верных ему татар, отметил их ревностное служение золотыми медалями. Но луговые люди во главе с Мамышем-Берды продолжали сопротивляться.

Поняв, что от призванного им на царство Али-Акрама и его дружины нет никакой пользы, а есть лишь одни убытки, он отрубил ему голову.

К весне 1556 года у Мамыша-Берды было две тысячи человек. С таким воинством он подступил к острогу горных людей. Те вступили с предводителем мятежников в переговоры, пообещав поддержать его, и пригласили отметить сделку. Однако вероломные хозяева перебили пришедших с главарем стражников, самого схватили и доставили в Москву, где вскоре казнили. В благодарность за поимку Мамыша-Берды государь сократил людям Горной стороны подати.

Ногайский мурза Юсуф, отец умерщвленного Али-Акрама, лишил оставшихся без предводителя повстанцев помощи. И карательным отрядам во главе с боярином Морозовым ничего не стоило расправиться с ними. Они сожгли Чалымский городок.

Стремясь к окончательному усмирению местного населения, власти посылали все новые и новые отряды, которые продолжали карательные операции. Те, кому удалось спастись, являлись в Казань и били челом наместнику.

Однако волнения утихли не сразу. Попытки сопротивления какое-то время еще продолжались. Государь шел на все, чтобы навсегда покончить с любыми проявлениями неповиновения.

В течение пяти лет власти занимались усмирением населения бывшего Казанского ханства. Как раз в тот период посетившие Москву четыре башкирских посла получили от царя жалованную грамоту. И башкиры, храня ему верность, в большинстве своем не поддерживали повстанцев.

Иван Грозный был доволен новыми подданными, и карательные войска не стали нарушать их пределов в районе Сулман-Камы.

Еще в начале 1555 года сибирский князь Едигер, потрясенный судьбой Казанского ханства, и находясь под впечатлением событий, происходящих вокруг Астрахани, забил тревогу. Предвидя, что зауральские башкиры и прочие народы, входящие в Сибирское ханство, попытаются освободиться от зависимости, он решил утвердиться в своих владениях. Для этого он должен был заручиться поддержкой Ивана Грозного.

Едигер перенес ханскую ставку из Чимги-Туры[11] в Кышлык-Искер[12] и созвал на совет ближайших помощников.

— Надобно кому-то из нас в Московию идти и сказать Ивану Грозному, что мы согласны быть его данниками. Нет у нас выхода. Ежели хан московский нам не пособит, мы не сумеем сдержать баламутов. Особенно трудно будет справиться с башкирами. Стоит только заварухе начаться, ханы козацкие тоже в стороне не останутся, на земли наши набросятся, станут грабить народ…

— А как же мы? Что нам самим после уплаты ясака останется? — спросил Боянд-бей.

— Положенную Ивану дань станем отбирать у непокорных башкир.

— Чтобы еще больше разозлить их?

— Они даже не пикнут, когда прознают, для кого ясак, — уверенно сказал Едигер.

— Ну что ж, дело верное. Надобно его ускорить.

Едигер кивнул в знак согласия.

И вот летом посланники хана Сибирского Тягрул и Панчады явились в Москву. Пав ниц перед русским самодержцем, они в выспренных выражениях поздравили его со взятием Казани и Астрахани.

— О великий шах, вы — самая надежная защита и опора Сибирского ханства… — изощрялся Тягрул, пытаясь льстивыми речами завоевать расположение Белого царя.

Ивану Грозному претила неискренняя лесть. Он задергался на троне и, сверкнув зловеще очами, вскинул руку и грубо оборвал велеречивого посла:

— Довольно!.. Ближе к делу!

— Великий шах! — обратился к нему Панчады. — Повелитель наш Едигер просит Вас принять во имя свое и под руку свою землю Сибирскую, дабы утвердить там спокойствие.

— Задарма, что ли?! — мрачно усмехнулся тот.

— О великий шах, хан обязуется высылать вам дань, положенную башкирам.

Выяснив, каковы размеры башкирского ясака, Иван Грозный досадливо поморщился и заявил без обиняков: