— Так то ж недалече, всего-то сто двадцать верст от Нижнего! — обрадованно воскликнул воевода Андрей Алябьев.

— А ежели рана не зажила? — засомневался Семенов. — Надобно разузнать…

— Э-э, да чего голову ломать! Подберем кого среди других воевод, — предложил стряпчий Биркин.

Но Кузьма Минин был непреклонен.

— Искать никого не станем. Нам нужен князь Пожарский!

— Воистину так! — поддержал его Ждан Болтин.

— Вот и ладно. Тогда незачем попусту время терять, — сказал протопоп Савва Ефимьев. — Зашлем к нему гонцов с грамотой.

Договорившись, знатные нижегородцы отправили в Мугреево людей, но те вернулись ни с чем: Пожарский отказался возглавить ополчение.

Гонцы наведывались к нему не единожды и всякий раз получали отказ. И тогда было решено направить к князю посольство во главе с архимандритом Печерского монастыря Феодосием.

Увидев среди послов Болтина и других знатных нижегородцев, Пожарский был польщен, сказав:

— Благодарствую за доверие. Рад за православную веру страдать до смерти. Готов ехать тотчас же. Токмо прежде прошу вас выбрать человека из посадских, кому со мною в столь великом деле быть и казну для ополчения собирать.

— В Нижнем такого человека, кажись, нет! — растерянно ответили ему послы.

— А как же земский староста Минин? — прищурившись, молвил князь. — Кузьма бывал служивым. Ему это дело за обычай! Достойнейший муж. Да согласится ли?

— Что ж, потолкуем, небось не откажет…

По возвращении в Нижний Новгород делегация первым делом навестила Минина. На переданную ими просьбу Пожарского принять ответственность за общественную казну Кузьма ответил вначале отказом. Но визитеры так настаивали, что он уступил.

— Так и быть, токмо при условии.

— Говори свое условие!

— Подпишите приговор быть покорными мне и послушными. Где соберется доходов — отдаем нашим ратным людям, а сами мы, бояре и воеводы, дворяне и дети боярские, служим и бьемся за святые Божии церкви, за православную веру и свое отечество без жалованья. А если денег не станет, то я силою стану брать у вас животы, жен и детей отдавать в кабалу…

Переглянувшись, гости подписали договор, после чего Кузьма, не мешкая, отправился к Пожарскому.

Тем временем нижегородцы разослали по всем городам грамоты: «…междоусобная брань в Российском государстве длится немалое время. Усмотря между нами такую рознь, хищники нашего спасения, польские и литовские люди, умыслили Московское государство разорить, и Бог их злокозненному замыслу попустил совершиться. Видя такую их неправду, все города Московского государства, сославшись друг с другом, утвердились… прежнего междоусобия не начинать, Московское государство от врагов очищать… Мы, Нижнего Новгорода всякие люди, сославшись с Казанью и со всеми городами понизовыми и поволжскими, собравшись со многими ратными людьми… идем все головами своими на помощь Московскому государству…»

На призыв откликнулись очень многие, в том числе и башкирские племена, чья военная служба в пользу Российского государства была предусмотрена договором с Иваном Грозным.

А вскоре в Нижний пожаловал сам Дмитрий Пожарский. Он подъехал к городу во главе большого конного отряда. Высыпавшие на улицы горожане встретили главнокомандующего радостными криками.

Нижегородская знать ожидала его в кремле у Спасского собора. Здесь были руководители ополчения Кузьма Минин и Ждан Болтнев, протопоп Савва Ефимьев, архимандрит Феодосий, воеводы Алябьев и Звенигородский, дьяк Семенов, стряпчие Биркин и Юдин.

Переговорив с ними, Пожарский решил устроить смотр боевых дружин. Когда те построились, князь пришел в уныние, увидев перед собой скорее толпу, чем войско. Многие ополченцы были одеты кое-как, не у всех было оружие, мало кто имел хороших коней. Чувство удовлетворения он испытал лишь от созерцания башкирской конницы. Все джигиты были как на подбор — заправские наездники. Прибывшие с собственным снаряжением, они восседали на крепких, холеных лошадях. Их головы украшали пушистые меховые шапки.

— Много ли вас? — осведомился Пожарский у главы минского отряда.

— Четыре тысячи восемьсот, — ответил тот.

— Таких удальцов да хоть сей же час в бой! — одобрительно отозвался он о башкирских конниках, обернувшись к Алябьеву. — Полагаю, молва не врет про ихнее геройство.

— Знамо дело, не врет. Башкирцы взаправду сражаются аки львы! — с готовностью отозвался тот. — Добрую славу снискали еще в Ливонскую да в сече с ханом Крымским. Помнится, вожди башкирские удостоились даже царских даров. И к слову сказать, служит в моей дружине внук одного из знатных родоначальников. Много ратных подвигов мы с оным свершить успели…

Пожарский кивнул, невольно перевел взгляд на неоднородную массу ополченцев и, помрачнев, изрек:

— Срамотища, стыдоба да и только!.. Немедля выдать дворянам да детям боярским жалованье! Пускай купят себе коней добрых, доспехов да оружия.

— А как насчет людей наемных? — поинтересовался воевода Звенигородский.

Пожарский зыркнул на него исподлобья и пробурчал:

— Какие такие наемные люди?! Иноземцы нам теперь не надобны.

— И то верно, — согласился Минин. — Казне нашей наемных не потянуть. Дюже ненасытные. Да и к судьбе отечества нашего безо всякого сочувствия.

— Уповая на милость божью, оборонимся и сами, без оных! — заключил Пожарский. — Народ-то откликается, валом валит…

И в самом деле, в Нижний Новгород чуть ли не ежедневно приходили отряды из самых разных мест, даже из Сибири. А пока ополчение формировалось, пребывавшие на чужбине башкиры томились в тягостном ожидании.

— С ума можно сойти! — взорвался однажды Хабибназар. — Сколько времени тут торчим… Чего ждем? Может, домой повернем, а?

— Нельзя! — резко ответил Тюлькесура и задумчиво добавил: — Я думаю, мы еще пригодимся.

— Поскорее бы, что ли! Вдарим душманам, как следует, да вернемся к родным!.. — шумели джигиты.

Тюлькесура нахмурился. Не по нраву ему было бахвальство юных сородичей, знавших о настоящей войне лишь понаслышке, по рассказам дедов и отцов.

— Вы, что, думаете война — это игрище? Чем болтать, лучше приготовьтесь. Накормите хорошенько лошадей, проверьте оружие, отдохните!

— Зачем?

— Воевода Алябьев сказал, не сегодня — завтра выступаем…

Этот разговор происходил в январе 1612 года, после того как Пожарский объявил военачальникам, что нижегородская рать пойдет на выручку осажденному поляками Суздалю. Он собирался сделать город местом сбора ополчения со всей страны и даже думал созвать там Земский собор, чтобы решить вопрос об избрании законного царя.

Узнав о его намерениях, из подмосковного казачьего лагеря к Суздалю ринулись отряды первого ополчения во главе с атаманами Андреем и Иваном Просовецкими. Польские войска отступились без боя, и казаки быстро заняли город. Пожарский не стал с ними связываться и решил идти по Волге в обход Москвы.

Когда до князя дошел слух, будто атаман Заруцкий собирается захватить Ярославль, он срочно выслал туда передовой отряд под командованием двоюродного брата Дмитрия Петровича Лопаты-Пожарского, дав ему в помощь башкирскую конницу. Расчет главнокомандующего оказался верен. Отряду удалось занять город, опередив казаков Заруцкого.

Главные силы выступили из Нижнего Новгорода двадцать третьего февраля. Жители Балахны, Городца, Кинешмы встречали Пожарского хлебом-солью, предлагая ему свою помощь. Лишь костромской воевода Иван Шереметев, сторонник Владислава, попытался оказать нижегородцам сопротивление. Он не захотел впускать их в свой город и тем самым навлек на себя гнев посадских людей. От их самосуда Шереметева спасло лишь своевременное вмешательство Пожарского. Он назначил в Костроме другого воеводу.

В отличие от Шереметева, ярославский воевода боярин Андрей Куракин решил не рисковать и, когда в начале апреля под стенами его города появился конный отряд из ополчения Пожарского, вышел встречать его хлебом-солью и под колокольный звон.