— Я знаю! — тут же откликнулся какой-то долговязый парень. — Али в пяти днях отсюда. И с ним наши братья сынрянцы и мякотинцы…

— А проводить меня к нему сможешь?

— Смогу, конечно! Когда поедем?

— Да прямо сейчас, — сказал Тюлькесура.

Их разговор подслушивали притаившиеся невдалеке кучумовичи. Один из них выступил вперед и подозвал к себе джигита:

— Подойди-ка, хочу тебе кое-что сказать!

Тот послушался и, отделившись от товарищей, направился было к царевичам, как в эту самую минуту навстречу парню бросился какой-то нукер и одним махом снес ему саблей голову.

— Тварь продажная! — крикнул Канай.

— И так будет с каждым, кто продастся урысовым соглядатаям, — вторил ему брат. Однако связываться с вооруженными конниками кучумовичи не посмели.

Тюлькесура был потрясен свершившейся на его глазах жестокой казнью безвинного человека, но лезть на рожон не стал.

— Да какие уж там соглядатаи! Мы приехали с добрыми намерениями. Что поделаешь, раз вы не понимаете, что к чему, — с болью произнес он и вскочил в седло. — Прощайте! Может, когда еще свидимся. Приезжайте к нам в любое время. Мы не злопамятные!..

Он возвращался домой не в духе, оттого что поездка за Урал не удалась. А вскоре до тамьянского вождя дошел слух, будто сынрянские башкиры из Верхотурского уезда отказались подчиняться воеводам и согласились платить ясак ногайским мурзам, вызвавшимся защищать их от произвола русских.

Потом Тюлькесура узнал, что после его отъезда братья-кучумовичи разорили несколько ближних русских селений. К ним примкнули кочевавшие на берегах Яика ногайцы, бежавшие туда после разгрома орды, распоряжавшейся некогда юго-восточной частью Башкортостана. Объединив силы, они готовились к нападению на основанные русскими сибирские городки. Однако начавшийся в самый решающий момент раздор помешал им осуществить задуманное. Ногайские мурзы, отделившись со своими отрядами от объединенного войска, разъехались. И оставшиеся без их поддержки кучумовичи были вынуждены вернуться в кышлау-зимовье.

Несмотря ни на что, Али-хану удалось-таки собрать большое войско числом свыше тысячи человек, с которым он намеревался напасть на Тюменский уезд. Но весть о том, что из Москвы возвращаются некоторые из его родственников, заставила его передумать, отказаться от затеи.

Эти события совпали по времени с начавшейся в России смутой…

С 1598 по апрель 1605 года государством правил Борис Годунов — родной брат царицы Ирины, удалившейся в монастырь после кончины государя Федора Иоанновича — сына Иоанна Грозного. Пора недолгого царствования Бориса ознаменовалась не только борьбой за власть и жестокими расправами, но и неурожаями, повлекшими за собой страшный голод. И как раз в это лихолетье Россию взбудоражил слух о чудесном спасении царевича Дмитрия, погибшего в Угличе еще в 1591 году.

Самозванец объявился в 1602 году в Польше, где был поддержан знатью, в особенности воеводой Юрием Мнишком, собравшим для него при попустительстве короля Сигизмунда частную армию. А спустя два года Мнишек и Лжедмитрий подошли к границе с Россией. Под началом у них было свыше тысячи польских гусар, с полтысячи пехотинцев и две-три тысячи примкнувших к ним запорожских и малороссийских казаков.

Получив в середине октября первые известия о вторжении войска самозванца в Россию, царь Борис потребовал срочно, в течение двух недель, собрать дворянское ополчение. Приказ пришлось повторять трижды, ибо многие дворяне пытались уклониться от службы. И ополчение собралось в Москве с опозданием на полмесяца.

Командование армией было поручено вначале московскому воеводе Дмитрию Шуйскому, затем — князю Федору Мстиславскому.

Двадцать первого декабря пятнадцатитысячная армия Лжедмитрия атаковала превосходившую ее в три раза царскую рать. В том бою Мстиславский был ранен, после чего войско перешло под начало Голицына, Телятевского и Шуйского. Не сумев использовать свое численное преимущество, они отступили.

Но Лжедмитрий недолго торжествовал: в самом начале 1605 года в его стане вспыхнул мятеж. Мнишек покинул самозванца под каким-то благовидным предлогом, уведя с собой основные силы и оставив ему лишь полторы тысячи поляков. Однако очень скоро в лагерь прибыло большое пополнение — двенадцать тысяч малороссийских казаков.

В разгар войны с самозванцем тринадцатого апреля скоропостижно скончался Борис Годунов. Его сменил сын Федор. Бояре-воеводы во главе с Прокопием Ляпуновым составили против нового царя заговор и подняли мятеж в правительственных войсках.

Когда самозванец пришел на помощь заговорщикам, некоторые из дворян и простых воинов бежали в Москву. Большинство же встало на сторону Лжедмитрия. Учинив расправу над плененными воеводами, отказавшимися ему присягнуть, тот в сопровождении тысячи поляков, двух тысяч казаков и русской конницы двинулся к столице.

В разгар подготовки москвичей к обороне в город проникли посланные самозванцем дворяне Пушкин и Плещеев с казаками и, собрав на Красной площади толпу, зачитали грамоту, обличавшую Годуновых и сулившую награды всем, кто признает царя Димитрия. Поднялся мятеж, приведший к свержению и гибели царя Федора Борисовича и его матери.

Двадцатого июня самозванец торжественно въехал в столицу в сопровождении московских бояр. Впереди гарцевали разряженные польские гусары. Замыкали процессию польская пехота и русские стрельцы. Вся Москва встречала Димитрия под колокольный звон.

Но на троне он продержался всего лишь год. Народ быстро разочаровался в новом государе, видя явное пренебрежение его к русским обычаям, непочтение к православной вере и предпочтение ей веры католической. Чашу терпения переполнила женитьба самозванца на католичке Марине Мнишек.

В ночь с шестнадцатого на семнадцатое мая 1606 года московские бояре-заговорщики пришли на Красную площадь во главе вооруженного отряда. По их приказу разом зазвонили все колокола, перебудившие население столицы. Вооружаясь на ходу чем попало, люди хлынули на площадь. И началось восстание, окончившееся гибелью лжецаря.

Уже первого июня на царство был венчан главный зачинщик заговора боярин Василий Шуйский. На протяжении года, начиная с осени, царю Василию пришлось воевать с Иваном Болотниковым и вместе с тем подавлять мятежи, стихийно возникавшие в разных регионах России.

А тем временем объявился новый претендент на престол. Говорили, будто бы это был все тот же Димитрий, которому якобы удалось спастись во время московского восстания.

Лжедмитрия поддержали польские паны. В его войске оказалось около десяти тысяч поляков, семь тысяч казаков и шесть тысяч русских. Разгромив в ходе двухдневной битвы под Волховом царские полки, самозванец расположился станом в подмосковном селе Тушино. Сюда стекались к нему противники Василия Шуйского.

Самозванца поддержали многие русские города, кроме Смоленска, Новгорода, Великого Устюга, Рязани, Казани и Нижнего Новгорода — едва ли не главной опоры Шуйских…

Осенью 1608 года, когда население Балахны, Арзамаса и Мурома перешли на сторону Лжедмитрия, жители Нижнего стали готовиться к обороне. Был создан совет города, состоявший как из представителей власти, духовенства, дворян, так и посадских людей. Вошли в него князь Василий Андреевич Звенигородский и дворянин Андрей Семенович Алябьев, который был утвержден вторым воеводой города после Александра Андреевича Репнина. В помощь воинским стали комплектоваться отряды добровольцев.

В ту пору к военным действиям привлекались также верные России чуваши, мордва, черемисы и башкиры. Помня завет своего прославленного предка, Тюлькесура-бей решил поддержать русских в столь трудный момент и созвал соплеменников на совет.

— Агай-эне! — обратился он к собранию. — Мы не можем оставаться в стороне, когда урысы в беде…

Произнеся речь, вождь велел сородичам готовиться к дальнему походу. И вскоре наступил тот день, когда бравые башкирские джигиты в полном боевом снаряжении и верхом на лучших конях собрались перед мечетью.