— Пока не повидаем его, никуда отсюда не уйдем!..

Настойчивость башкир обескуражила московских вельмож.

— Вот ведь какие настырные! — удивленно воскликнул дородный боярин с мясистым лицом.

— И какое же у вас до государя дело? — полюбопытствовал другой.

— Дело, которое выгодно и нам, и вам, — заявил с достоинством Шагали Шакман-бей, после чего извлек из глубокого кармана свиток, выданный в Казани.

Полный боярин несколько раз просмотрел протянутый ему документ и снизошел-таки до улыбки.

— Вот с этого и надо было начинать, чем шум-гам затевать, — пожурил он послов, после чего скрылся за дверью.

Боярин недолго отсутствовал. Выйдя к башкирам, он приветливо кивнул им:

— Милости просим. Великий князь ждет вас!

Проведя гостей через вход, боярин повел их куда-то вглубь.

Очутившись под низкими сводами мрачных переходов, скупо освещаемых тусклым светом мерцающих свечей, Шагали Шакман ощутил чувство тревоги. Так и казалось, будто он и его товарищи находятся под неусыпными, бдительными взорами притаившихся повсюду невидимых глазу царских соглядатаев.

Дойдя до конца полутемного коридора и переступив порог, гости очутились в большом, светлом помещении, где их встретил еще один разодетый по-праздничному сановник. Он склонил в знак приветствия голову и широко распахнул перед башкирами дверь, ведущую в царские палаты.

— Милости просим!

Увидев в просторной зале среди дорогого, нарядного убранства восседающего на троне великого государя, глава Тамьянского рода Шагали Шакман-бей оробел. Сердце в груди зашлось от волнения. Его бросало то в жар, то в холод.

Товарищи Шакман-бея, немало наслышанные о жестокости Ивана Грозного, одолевшего Казанское ханство, тоже трепетали. Нервно поглядывая на толпившихся по обеим сторонам вельмож, они топтались на месте, не решаясь сдвинуться с места.

Лишь после мановения всемогущей руки башкирские послы неуверенно засеменили к трону. Оказавшись перед Белым царем, они преклонили колени, но и после этого не осмелились заговорить, онемев под пристальным взглядом молчавшего самодержца.

Иоанн IV, прозванный Иваном Грозным, был, как и дед его Иоанн III, ростом велик, крепок и статен, с высокими плечами и широкой грудью. Густые длинные волосы обрамляли строгое и, в то же самое время, приятное лицо. Глаза у царя были небольшие, но взгляд — проницательный и живой.

С правой стороны возле трона застыл князь Василий Васильевич Шуйский. По левую руку стояли, едва дыша, конюший князь Иван Федорович Оболенский-Овчина и прочее многочисленное боярство.

Первым нарушил гнетущую тишину сам Иван Грозный:

— Ну, послы Башкирии, пошто молчим?

Вот тут-то Шагали Шакман-бей опомнился и, склонив перед самодержцем голову, молвил:

— Великий падишах, башкорты четырех больших племен Усерган, Кыпсак, Бурзян и Тамьян пожелали стать вашими подданными и направили нас в Московию с важной миссией.

Иван Грозный нетерпеливо заерзал.

— Говорите, мы вам внимаем, — сверкнув очами, сказал он.

— Перво-наперво хотим мы выразить великую радость, оттого что избавлены от ига Казанского ханства. Вы помогли нам вновь обрести свободу. И мы будем усердно молиться, о великий государь, чтобы Всевышний ниспослал вам здравия и долгая лета!

Суровое лицо самодержца просветлело.

— А как нынче, не шибко ли недруги башкирду тревожат? — поинтересовался он.

Миролюбивый тон Ивана Грозного придал Шагали Шакман-бею уверенности.

— Слава Аллаху, с вашей помощью, государь, от Казанского ханства мы освободились, — вздохнув с облегчением, сказал он. — Да вот только сердце болит за братьев наших, что по-прежнему живут, страдают под гнетом Сибирского ханства и ногайцев. Если Московское государство не поможет, вовек не видать им воли и разобщенные племена башкирские уже никогда не смогут воссоединиться…

Иван Грозный слушал переводимую толмачом речь Шагали Шакман-бея внимательно, не прерывая. Когда речь зашла о желании башкир иметь в лице Великого князя покровителя и заступника, тот испытал гордость и некоторое волнение. И в тот момент Шагали Шакман-бею почудилось, будто острый взгляд его умных глаз насквозь пронзил его сердце.

— Ну, а сами-то вы как, чужаки вам боле не досаждают?

— Покамест не трогают, великий падишах, — ответил ему Шагали Шакман-бей. — Ногайские мурзы не единожды к нам наведывались, чуть не силой принуждали нас отказаться от союза с русскими, да башкорты их всякий раз прогоняли прочь.

— Хорошо, очень хорошо! — одобрительно кивнул Иван Грозный, потирая руки, и впервые улыбнулся. — Отныне принимаю башкирду под свое покровительство и берусь освободить от власти Ногайской Орды да Сибирского царства!

— Чем же заплатить нам за добро ваше?

— Про то написано в моем обращении башкирцам. Ежели станете отдавать мне причитавшуюся Казанскому царству дань, более того я с вас не стребую. Пользуйтесь всем, что оставили вам ваши предки, будьте хозяевами своим землям, живите вольно, как и в прежние времена. Слово царское даю вам быть надежной защитою от врагов, не навязывать магометанам иной веры, не менять обычаев ваших, — заверил царь Иоанн и, повернувшись к иконе в красном углу, троекратно перекрестился. После этого он торжественно вручил Шакман-бею и остальным послам жалованные грамоты одинакового содержания. Копия текста обязательств государства Российского перед башкирами осталась у него.

Послы Башкортостана упали перед Иваном Грозным на колени и с большим почтением склонили головы.

— Примите нашу глубочайшую благодарность, великий падишах!

— Да поможет Всевышний осуществить наши благие намерения и добрые ваши пожелания!..

Приняв от послов аргамака, лисью шубу, меховую шапку, шкурки и яндау, наполненный душистым бортевым медом, Иван Грозный не скрывал своего удовлетворения.

— Благодарствую за дары ваши щедрые! — осклабившись, промолвил он.

— В следующий раз пришлем вам отличных ловчих ястребов, — пообещал Шакман-бей.

Остальные беи дружно поддержали его намерение.

Иван Грозный снова расщедрился на улыбку. Но уже через мгновение лицо его приняло какое-то странное выражение, и в наступившей вдруг гробовой тишине Шакман-бею почудилось, будто на троне сидит перед ним не сам царь, а его призрак.

Испугавшись зловещих видений, Шагали Шакман-бей попросил дозволения откланяться. Однако Иван Грозный не спешил отпускать башкирских послов. Задумавшись, он поправил на голове венец. Потом, поерзав, уселся поглубже и откинулся на спинку трона.

— Погодите-ка, гости добрые, — вымолвил после некоторого молчания царь, выпрямился и, решительно сойдя вниз, увлек депутацию за собой в боковую дверь.

Увидав в соседней палате уставленный яствами длинный стол, башкиры оторопели.

«Хоть и суров Ак-батша, а вон как хлебосолен», — отметил про себя Шагали Шакман-бей, усаживаясь на предложенное ему место напротив царя.

Во время пиршества Иван Грозный держался запросто и был учтив. Зная о том, что мусульмане не жалуют водку, он не стал неволить гостей.

Немного подкрепившись и уже под хмельком, царь принялся расспрашивать башкир об их прежней жизни и теперешнем житье-бытье. Поинтересовался, чем занимается народ.

Послам было что рассказать. Разговорившись, они с вдохновением поведали царю о временах Сурман-хана, когда у многочисленного башкирского народа было немало просвещенных людей — ученых, писателей, поэтов и большое число ремесленников, проживавших в семидесяти четырех городах. Все это стало для русского царя настоящим откровением.

— Неужто всех горожан вчистую вырезали?! — воскликнул пораженный рассказом царь.

— Да, так и было, сказывают, — с грустью произнес Шагали Шакман-бей. — Сурман-хан тоже принял мученическую смерть. А те, кто остался в живых, так и не сумели оправиться…

— Вот уже триста лет беспрестанно грабят и терзают наш народ чужеземцы, оттого и оказались мы, башкорты, в таком плачевном положении, — вторили беи Мушавали Каракузяк и Бикбау.