Вернувшись домой, Энжи плакала. Долго не могла остановиться, и ей сложно было объяснить почему. Ещё несколько дней, она начинала рыдать лишь при виде отца, испытывая неестественный страх. Раз за разом она вспоминала отрубленную голову, взгляд безжизненных глаз, тонкие ручейки крови на помосте. И отца, стоявшего с мечом в руке.
Отец видел это. Видел, и ничего не говорил. Он не ругал её, за то, что она пробралась на площадь, в отличии от неё понимая, что творится у девочки внутри. Лишь спустя несколько недель, она перестала его бояться. Перестала вздрагивать, слыша шаги, перестала просыпаться посреди ночи, мокрая от пота. Тогда она поняла, почему отец переживал за неё. Сделав некоторые вещи, назад уже не вернуться. Они меняют человека навсегда.
Теперь всё повторялось.
Казнь на Иль’Пхоре вновь разбудила страх в сердце принцессы, и она ошарашенно озиралась.
Освещённая кострами площадь выглядела зловеще. Пламя плясало, выхватывая испуганные лица людей в толпе. Превращая убегающих жителей города в мельтешащие тени. А над головой у Энжи, будто чёрные колонны, к небу тянулись столбы дыма.
Энжи прибыла точно к началу речи мэра. Она стояла в толпе, слушая, как людей охватывает страх. Наблюдала, как меняются их лица. Иль’Пхор — их дом — умирал. Огромный титан — один из семи самых крупных островов во всём мире Песни — скоро должен был пасть в бездну. Это ужасало даже саму принцессу, а что сейчас чувствовали жители города, она и представить боялась.
Произошедшее после речи мэра, девушка осознала не сразу. Сперва на сцене началась суматоха, и почти одновременно с этим, над городом, взметнулись к облакам салюты. Яркие огни осветили площадь с четырьмя фонтанами, и сразу за этим несколько костров вспыхнули вокруг.
Что-то изменилось в тоже мгновение. Люди всполошились, крики стали громче, страх пропитал площадь, и даже Энжи это почувствовала. Она увидела, как на сцене сверкнули клинки, заметила, как кто-то упал, и солдаты, охранявшие её, тут же закрыли девушку своими спинами, оттесняя взволнованную толпу.
Прогремели первые выстрелы. Совсем рядом с принцессой молодая девушка в простой одежде пробежала, прижимая к груди маленькую дочь. Несколько стариков, ещё недавно сжимавших в руках флаги Иль’Пхора, теперь судорожно старались уйти в переулок. Молодой парень с криком набросился на охранника, стоявшего рядом с принцессой, и Энжи увидела ненависть, полыхнувшую в его глазах, когда он взглянул на неё. Кровь, неестественно яркая, вдруг брызнула на мостовую из его груди, и он, закатив глаза, повалился на камень.
Раздался женский крик, и в туже секунду его заглушила новая череда выстрелов. Энжи и её служанок отвели в сторону переулка, и девушка застыла, прислушиваясь к биению собственного сердца. Из-за спин солдат, она видела лишь небольшой участок площади, где воины с красными гербами на плащах, разгоняли напиравшую толпу. Завязалась потасовка, и несколько человек, обмякнув, повалились вниз, под ноги солдатам, а те, казалось, даже этого не заметили.
В горле принцессы встал ком. Она хотела отвернуться, не видеть творившегося безумия, но почему-то продолжала смотреть. Из её маленького закутка, в самом углу площади, была видно часть опустевшей сцены, с которой быстро увели мэра Олси и его сыновей. Люди из её личной охраны, которых, как ей теперь казалось, было очень мало, замерли, нервно сжимая убранные в ножны клинки. Байрон рядом с ней сглотнул, но так и не произнёс ни слова. И даже служанки замолчали, заворожённо глядя, на освящённую кострами и салютами бойню.
И вдруг всё затихло, так же резко и неожиданно, как началось. И над площадью зазвенели слова какого-то молодого парня. Он говорил о приближающейся войне, о мэре Олси, который предал доверие людей. О короле, который, по его словам, был причастен. Энжи стало страшно от этих слов, но ещё страшнее оказалось то, что люди, похоже, его поддерживали. Она взглянула на Байрона, ища объяснения, но тот застыл, опустив руку на рукоять дуэльной трости, убранной в ножны.
Прошла вечность, прежде чем парень замолчал, и ещё больше, прежде чем солдаты наконец вывели её из переулка. Площадь почти опустела. Проходя мимо группы стражников с гербами Иль’Пхора, принцесса слышала, как они обсуждали побег заключённых. Видела группу людей в чёрных мантиях, задержанную солдатами. Костры почти потухли, но из-за брошенных флагов, осколков окон и стонущих на земле тел, площадь теперь походила на поле боя с одной из картин, что висели во дворце на Царь-древе.
Девушка шла к ратуше молча, стараясь не смотреть на оставшихся на площади жителей города. Слева от неё, у стены дома, кто-то лежал, и принцесса поспешила пройти мимо, не желая знать, всё ли с этим человеком в порядке. Неужели стражники убили ни в чём не повинных горожан? Но даже если и так, не они были виноваты в этих смертях, а вырвавшиеся заключённые. Хорошо добиваться свободы, когда твои руки связаны, и ты приговорён к смерти. Ведь тогда тебе нечего терять. Но думали ли бунтовщики о других пришедших на площадь? Думали ли о жизнях, которые могли оборваться по их вине?
Энжи вздрогнула, когда чья-то рука дотронулась до её плеча.
— Мисс… — Байрон, поморщившись, отдёрнул руку. — Мне передали, что мэр Олси готов принять вас, несмотря на…
Энжи резко развернулась к советнику и взглянула прямо в глаза.
— Восстание? — сказала она, дрожа от подступившего гнева. — Неповиновение? Пожар, выстрелы, и смерти? Несмотря на это?
— Несмотря на неприятный инцидент, омрачивший праздник, — перебил её Байрон.
Энжи фыркнула.
— Мэр Олси допустил произошедшее. Допустил все эти смерти.
— Прошу вас, мисс, — Байрон мягко направил её в сторону главного входа в ратушу, представляющего собой массивные двухстворчатые двери, с небольшой калиткой. — Не думаю, что вам стоит указывать на это градоначальнику столицы королевства. Прошу вас, будьте помягче. Оплошности случаются в каждом городе, и, уверен, его люди уже приняли все меры.
Энжи бросила взгляд на корчащегося от боли солдата, который лежал, прислонившись к зелёному фонтану в центре площади. Из его груди торчало обломанное копьё, а окровавленные губы что-то беззвучно шептали. Никто из его сослуживцев не спешил помогать — все, кто стоял на ногах, прогоняли с площади безоружных граждан города. Её и мэра Олси подданных.
— И ради этого праздника мы так спешили, — задумчиво пробормотала Энжи, но Байрон не удостоил эти слова ответом, молча пропуская девушку вперёд.
Перед принцессой предстало здание ратуши. С корабля оно показалось ей чудесным, но сейчас выглядело зловеще, освещённое тусклыми зелёными лампочками и всполохами костров. Энжи поёжилась, как она сама решила — от холода. Тепло шло от почвы, как и на любом воздушном боге, и всё же ветер вне облаков пронизывал до костей.
Стоило подойти к воротам, как её вновь окружили солдаты. У ратуши осталось лишь несколько стражников, и выглядели они как герои, сошедшие с картин. Блестящие латы были украшены золотом, на развивающихся плащах — красные птицы, летящие к солнцу. Даже честь они отдали низким поклоном, а не ударом кулака в грудь. На лицах этих людей, было торжественное безразличие, словно только что им не пришлось разгонять обезумевшую толпу.
Принцессу пустили внутрь, не задавая лишних вопросов, но Байрону и служанкам, было приказано ждать на улице. Энжи не решилась спорить, хотя оставаться одной после увиденного ей совсем не хотелось.
Стражник внутри поклонился ей и кивком указал в сторону лестницы на второй этаж. И лишь в этот момент Энжи осознала, что находится в чужом городе, без поддержки и людей, которых знает, и чьему мнению может доверять.
Она поёжилась снова, когда ветер, гуляющий в обширном тронном зале подтолкнул её вперёд. Медленно пошла между высокими мраморными колоннами, уходящими к сферическому потолку, с которого на золотых цепях свисали огромные люстры. Здесь, внутри ратуши, всё выглядело так, будто бы никакого восстания не было вовсе. Словно каменные стены могли отделить людей от хаоса, охватившего площадь.
