Я думала о его словах весь вечер, начиная с момента, когда мы попрощались у входа в подъезд. Карло коротко поцеловал меня в губы и скрылся в гараже. Я не знаю, куда он поехал, но, честно говоря, меня это мало интересовало в тот момент. Я получила такую огромную порцию для размышления, что мне необходимо было остаться одной.

Карло сказал, что проблема появляется и становится заметной нам тогда, когда мы вкладываем в нее определенный смысл. А когда мы говорим о проблеме, мы воплощаем ее в нашем сознании. И ведь это было верно. Я совершенно не заботилась о своих отношениях с матерью, я не думала о них и не переживала. И проблемы у меня с ней тоже не было. Было пусто. Но ведь пустота — это отсутствие проблемы.

С отцом все было не так. Я думала о нем часто, много, порой доводя до абсурда свои переживания, которые тянулись из детства. Я так увязла в своих страданиях, что несколько раз попадала в зависимые отношения с мужчинами, с Томмазо так вообще позволяла себя унижать и долгое время вообще не собиралась ничего с этим делать. Мне надо было найти решение, обнулить проблему, перестать культивировать ее и питать.

Но пока я не знала, как это сделать. А Карло, видимо знал.

Странно, но тем же вечером после нашей с ним прогулки, мне захотелось позвонить домой. Не отцу, конечно, а Марии.

Она очень удивилась моему звонку. И сказала мне об этом:

— Не ожидала, должна признаться. Все в порядке, Веа?

— Да, все хорошо. У вас?

— Тоже все хорошо. Отец много работает, хочет побольше успеть до рождения малышки.

Меня кольнула ревность.

— Как Иления?

— Лучше всех. Ест, спит, гуляет. Наслаждается жизнью и ждет с нетерпением, когда начнет расти живот. Но мне кажется, что он у нее уже растет от лени и еды, а не потому, что девочка растет, — сварливо подытожила Мария.

— В тебе она найдет добрую помощницу, — засмеялась я.

— Я ей этого не скажу, — стала отнекиваться Мария. — Пусть радуется, твой отец доволен, и это самое главное. Ты, случайно, не собираешься возвращаться?

— Пока нет. Мне здесь нравится.

— Не сомневаюсь. Отца только расстроила на праздники. Не хорошо, Веа.

— Не надо меня ругать… я сама знаю, что было для меня лучше. Теперь мне хорошо.

— Ты всегда была своевольная…

— Пусть так, — ответила я, — лучше своевольная, чем затравленная…

Мария, естественно, весьма отдаленно представляла, что на самом деле творилось в моей жизни. Но ей это и не надо было. Она в свое время сделала для меня, что могла. Теперь она позаботится и о другой девочке. А я должна решить сосредоточиться на себе.

Я старалась больше гулять, когда у меня не было переводов. Вставляла наушники, включала музыку и шла или бежала. Я много думала о словах Карло, но не могла найти, за что зацепиться. Вроде все понятно и просто, но не знаешь, с чего начать.

Я сказала об этом Карло, когда мы встретились с ним в следующий раз — он зашел ко мне после университета.

— Звева, у каждого человека есть все ресурсы, чтобы помочь себе самому. Просто многие не хотят отпускать свои проблемы… Знаешь, в детстве я часто думал, какой бы была моя жизнь, если бы оба моих родителя были со мной, тогда бы моя сестра смогла совершенно по-другому устроить свою жизнь в Италии. Кстати, до переезда мы жили в Милане. Я люблю этот город, хотя он довольно суматошный. Я там ходил в школу с монахинями. Они были очень строгие и часто меня наказывали. Ведь я был непоседой и полон сумасшедших идей. И я часто оставался после уроков, когда уже смотритель начинал звенеть ключами. Кстати был у меня учитель по математике, который видел во мне большой потенциал и часто говорил мне, что я все смогу и непременно добьюсь своего…

Карло рассказывал и я настолько сконцентрировалась на его словах, что перестала замечать что-либо вокруг. Сначала мне показалось, что он пудрит мне мозги, переключаясь с одной темы на другую, но потом его рассказ так увлек меня, что, когда Карло задал мне вопрос, я не сразу поняла, что он обращен ко мне:

— А ты, Звева, была в детстве непоседой?

Я ответила, что была спокойной, но могла упереться рогом и никто не мог меня заставить думать по-другому.

— Я в это охотно верю, — посмеялся Карло.

Мы сидели в моей гостиной и ждали, пока принесут заказанную пиццу. Я сама пригласила Карло. Мне захотелось его увидеть. А так как он мне не писал, то я решила, что должна это сделать сама. И теперь я смотрела на него и пыталась прочитать его мысли: о чем он думает и как видит продолжение вечера.

Когда молчание стало затягиваться от неловкости меня спас телефон: звонила девушка-курьер и слезно просила спуститься вниз, так как она не могла никак припарковаться. Мы с Карло переглянулись.

— Подожди меня здесь, я сейчас спущусь, — сказала я ему, надевая ботинки.

— Нет, Звева, оставайся, я схожу, а ты пока накроешь на стол, — не соглашался Карло.

— Мы не будем пользоваться ни тарелками, ни приборами. В Риме едят руками прямо из коробок, — настаивала я. — Я сейчас…

И я попыталась выскользнуть за дверь, но Карло ухватил меня за руку и пошел следом. В лифте он притянул меня к себе и озорно спросил:

— Можно воспользоваться моим правом на приветственный поцелуй?

— Мне кажется, ты им уже воспользовался, когда пришел ко мне.

— Какая ты сегодня жадная, Звева, — хохотнул он и все-таки привлек меня к себе, но не поцеловал, так как лифт уже остановился. Я едва успела освободиться от рук Карло, как двери открылись и перед нами появилась Франческа собственной персоной. У нее было такое озадаченное выражение лица, когда она увидела меня и Карло, что мне захотелось рассмеяться, но ситуация сама по себе не была комичной. Эта женщина, видимо, на мгновение потеряла дар речи и только переводила взгляд с меня на Карло и обратно, гадая, что она пропустила. И пока мы трое молчали, я смогла разглядеть ее.

Франческа выглядела очень представительно: бежевый брючный костюм и распахнутое пальто черного цвета очень ей шли. В моем воображении женщина-преподаватель университета должна была выглядеть именно так. Ее каштановые гладкие волосы были уложены в удлиненное пышное каре. Она не была худенькой, но с прекрасной подтянутой фигурой, на сколько можно было судить в одежде. Единственным неприятным элементом ее облика были для меня губы, решительно сложенные в тонкую линию. Казалось, она уже решала в голове, какую оценку мне поставить. И судя по выражению лица, явно не высокую. Она вся излучала дух организованности и расчета от волос до обуви. Я же в то время стояла в рваных джинсах бойфрендах, толстовке и с двумя рыхлыми косами, из которых то и дело вылезали непослушные пряди. Естественно, как успела разглядеть Франческу я, так и она меня. И оттого, как она рефлекторно поморщила нос, стало ясно, что сегодня она ни за что не назовет меня «дорогая», как в прошлый раз, когда я сидела на полу у своей двери.

Первым очнулся Карло.

— Франческа, что ты здесь делаешь? — неподдельно удивился он, но тон его при этом оставался непринужденным.

Я не стала дожидаться ее ответа, а коротко поздоровавшись, вышла из подъезда к курьеру. Я заплатила за пиццу, настояла на чаевых и не знала, как бы еще потянуть время, чтобы не входить обратно, но девушка очень торопилась развезти вовремя заказы, поэтому сразу же ушла. Делать было нечего, надо было возвращаться.

Открыв дверь ключом, я услышала яростное шипение Франчески:

— Это был мой день…

Я не останавливаясь прошла мимо них с двумя коробками пиццы и пошла пешком: оставаться там ждать лифт я не рискнула. Уже наверху, когда я открывала дверь, я услышала «я позвоню тебе» и затем торопливые шаги на лестнице.

Карло вошел в квартиру и прошел на кухню, где я уже сидела за столом, раскладывая салфетки. Как обычно по выражению его лица мало что можно было разобрать. Но он иногда выдавал себя тем, с какой интенсивностью смотрел на меня. В этот раз я ничего не могла заподозрить, потому что он был спокоен, как удав, чего нельзя было сказать обо мне.