«УЗНАЙТЕ

НА КАКОМ РАССТОЯНИИ

ОТ ПОВЕРХНОСТИ ПЛАНЕТЫ

ПЕРЕСТАЮТ РАБОТАТЬ

НАШИ ТЕХНОЛОГИИ.

ГОВАРД»

Для Аристотеля я прочитал этот текст с переводом на древнегреческий язык, а потом добавил, что именно поэтому мы выкладывали сообщение такими огромными символами (45 на 25 футов каждый) и зажигали их ночью, чтобы они стали заметными на моём корабле. Электрический свет ещё не был изобретён в эти времена, поэтому отсутствие «светового загрязнения» на поверхности Земли нам было только в помощь.

— Ты очень талантливый человек, Говард! Я оценил твою находчивость, — сказал мне Аристотель, когда мы садились в колесницы, чтобы вернуться в Афины. — Но скажи, пожалуйста, как твои друзья оттуда сверху смогут ответить? Неужели тоже что-то зажгут на небе?

— Ты близок к истине, мудрец. Я думаю, что они нам ответят подобным образом, если, конечно, заметили наше пожарище.

— М-м, любопытненько, любопытненько — задумался Аристотель и посмотрел вверх.

Наш караван пошёл не спеша к городу. Потревоженная моей задумкой пустыня, горела яркой полусферой, тем самым освещая нам дорогу. Вечер преподнёс долгожданную прохладу, а безлунное девственно чистое небо украсилось россыпью звёзд различной яркости.

— Да-а, — протянула Кэти со вздохом. — Такую ясную панораму звёздного неба я видела только при посещении Чрезвычайно Большого Телескопа. Это было ещё в школьные годы, когда я вместе с классом приехала в Чили.

— О да, милая, прекрасный телескоп! В детстве, когда мне было лет шесть и семь, я в первый раз увидел этот телескоп. Мой дед привозил меня в Чили. Эмоции зашкаливали во мне от увиденных красот Вселенной. Тогда-то я и решил связать свою жизнь с астрофизикой.

— Посмотри, Говард, там что-то летит, — Кэти указала рукой в небо.

— Кэти, это же наш корабль, — сказал я, увидев яркую точку, которая пересекала звёздное небо. — Наш сигнал в самом разгаре. Надеюсь, они заметят его и предпримут необходимые действия.

— Как бы мне хотелось, чтобы они заметили и как-нибудь ответили нам.

— Должны заметить. Пожарище очень яркое в ночи, а они находятся на орбите всего лишь в тысяче миль от земной поверхности. Их следующий облёт над нами будет примерно через полтора часа. К тому времени со стороны команды на корабле должен последовать какой-либо ответ.

— Кстати, Говард, пока ты отходил от вечеринки, я собрала «цветочные часы» на террасе.

— Ого! Как учили в школе на уроке естествознания?

— Именно! Необходимые растения мне помогли собрать две местные девушки. Я расставила цветы в порядке раскрытия или закрытия бутонов по часам в сутках. Теперь мы можем определить время в точности до часа. Например, мак голостебельный открывается в пять утра, а вот кислица закрывается в девять вечера. Сейчас в этих «цветочных часах» около пятидесяти видов растений, некоторые из них дублируют друг друга.

— Ты просто умничка, милая! А я вот вспомнил, как определять время ночью по звёздам в зависимости от координат наблюдателя и времени года.

— И что нам скажут звёзды? Который час, Говард? — с улыбкой спросила Кэти.

— Так. Солнце зашло за тем пригорком — значит, запад там. Аристотель сказал, что в эту пору в Афинах начинается празднество Таргелион… Так…, — начал я рассуждать вслух. — Изабель! То есть, Афродита! — крикнул я в сторону соседней колесницы, на которой устроились Изабель и Майк. — Афродита, ты говорила, что в старших классах готовила реферат по Древней Греции.

— Готовила, но ведь, сколько времени уже прошло, — ответила Изабель.

— Пожалуйста, Афродита, вспомни, в каком месяце начинается Таргелион?

— Сложновато припомнить.

— Ну, Афродита, постарайся.

— Значит, давай по порядку. Гамелион — это январь-февраль, Антестерион — февраль-март… А что потом? А! Элаф… Элафеб… Элафеболион — это март-апрель, потом апрель-май — не помню как… А, вот. Таргелион — это май-июнь. Да, точно! Таргелион — это май-июнь в Афинах!

— Спасибо, Афродита! Ты супер! — крикнул я Изабель и продолжил разговор с Кэти. — Получается, что сейчас месяц май. Окей. Глянем на положение Полярной звезды в созвездии Большая Медведица относительно угла и расстояния от горизонта, где зашло солнце. И если мой глазомер меня не подводит, то сейчас десять тридцать вечера по местному времени. Это означает, что следующий пролёт корабля над нами состоится около полуночи.

— Браво, Говард! Время «около полуночи» подтвердится закрытием бутона растения, имеющим название «Селеницереус крупноцветковый» — сообщила Кэти.

— Мудрец! — крикнул я в сторону колесницы, которая следовала позади нас. — Аристотель, ты задремал там?

— Бр…бррр, — забормотал задремавший Аристотель, после чего резко встрепенулся. — Нет-нет, я не сплю.

— Мудрец, заходи к нам в гости ближе к полуночи — вместе подождём ответ с неба. Я думаю, что это будет нечто необычное для здешних мест.

— Приду, конечно. Только домой забегу переодеться.

— Отлично! Переодевайся и сразу к нам.

— Всенепременно приду, Гефест, — Аристотель, понимал, что в присутствии посторонних надо продолжать следовать нашей легенде об Олимпийских богах и называть меня Гефестом.

* * *

В углу просторной террасы Кэти расставила множество растений в глиняных горшках, расположив их в виде циферблата часов. Каждый сектор, составленный из нескольких горшков с растениями, был помечен цифрой соответствующей времени на часах. Аристотель пришёл к нам в тот момент, когда начинал закрываться Селеницереус крупноцветковый, а это означало, что наступала полночь.

Кто-то пил вино, ну а Кэти и я пили свежий виноградный сок. После вчерашнего пира мне уже не хотелось больше спиртного.

Мой взгляд устремился строго на запад. И предположения мои подтвердились, когда я заметил, что с запада над горизонтом стала подниматься яркая звезда. Это был наш межзвёздный ковчег.

— Коллеги, попрошу внимания на небо, — обратился я с небольшим напряжением в голосе, поставив свой кубок с соком на столик.

— Что? Началось? — встрепенулся Аристотель и чуть не подавился вином.

— Пока не знаю, мудрец, — отвечал я. — Если заметили наш сигнал и что-то предприняли, то ты увидишь нечто необычное.

— О, прости мою нетерпимость, Говард. В течение всей своей жизни я учился размеренности в суждениях, но ваш визит слегка нарушил мои принципы. Так хочется успеть перенять ваши знания, что иногда приходится проявлять свою несдержанность.

— Я вполне понимаю тебя. На твоём месте я бы вёл себя также.

Аристотель поклонился в знак уважения и устремил свой взор на звёздное небо. Все замолчали, и только хоровое стрекотание сверчков, а также чьё-то сопение нарушало полную тишину на террасе. Яркая точка приближалась к зениту небесной сферы, но всё ещё ничего не происходило. Кто-то начал ёрзать в кресле, а кто-то перетаптываться с ноги на ногу, не справляясь с нервным напряжением. Вот корабль прошёл уже зенит небесной сферы, но никаких действий с его стороны не происходило.

— Кажется, не заметил нашего сигнала, — грустно сказал Бен и залпом допил вино в своём кубке. — Я пошёл спать. Устал что-то, — Бен зевнул, потом поставил свой пустой кубок на столик и направился к входу в комнату. Но, не сделав и пару шагов, остановился. — Может, найдём более просторную пустыню и устроим гигантский сигнал? А, Говард?

— Стоит попробовать. Но есть подозрение, что граничное расстояние деактивации наших технологий находится на очень большой высоте. Мы попросту не замечаем того, что команда нам отвечает с корабля, — предположил я.

— Говард, неужели мы обречены навсегда остаться здесь без наших родственников и друзей? — тревожно спрашивала Кэти. — А как же оставшаяся команда? Они же, наверное, не смогут уже сюда спуститься, а на орбите без ресурсов долго не продержатся. Ведь без твоих знаний у них, вероятно, не получится прыжок в пространстве. А оставшиеся на Земле люди нашего времени? Они тоже обречены?

— Действительно, возобновляемых запасов на корабле команде хватит на пару-тройку поколений, поэтому на орбите нет смысла долго находиться. Ресурс преобразователя для искривления пространства иссяк, но материалы для его восстановления можно добыть на одной из планет, например, на Марсе. Детальным алгоритмом для прыжка в пространстве владеет искусственный интеллект корабля. Им нет смысла долго дожидаться нас, и поэтому они воспользуются этим шансом с подсказки БИИ.