Почему я злилась на Алексея?..

Или не так… что сильнее меня разозлило: что он увидел во мне мою мать и позволил случиться тому, что не должно случаться между родными людьми… или что он не захотел увидеть во мне дочь?.. Он даже пальцем не шевельнул, чтобы показать мне свои «отцовские чувства». Да что говорить? Он ведь сам и сказал, что их нет! Что Послушники ни к кому не привязываются!

Они заслуживают того, чтобы быть уничтоженными.

А что касается целей моей мамы… Да, я дала себе слово, что добуду ТУ СИЛУ. Что закончу то, что она не смогла закончить. Но на этом моя миссия завершится. Я добьюсь всего, чего не смогла добиться она, и уничтожу всех Послушников! Ведьмы будут вольны поступать так, как им вздумается! Нас больше ничто не будет ограничивать! В начале я думала просто отомстить. Сейчас я понимаю, что сделаю огромную услугу всему нашему миру! Послушники – это главное зло! И меня не остановит тот факт, что я стану убийцей нескольких тысяч адептов монастыря! Ведь я буду выше таких убогих понятий, как добро и зло: когда ЭТА СИЛА будет во мне, я приравняю себя с Богами! Никакая мораль не сможет сковать меня! Я искореню весь род главных врагов ведьм! Я уничтожу само понятие запрета на колдовство!

Мы будем свободны.

И мы будем в своём праве.

– Мара?..

Останавливаюсь. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, где я, и кто меня позвал? Как вдруг вижу прямо перед собой огромный черный внедорожник с тонированными стеклами, в которых отражается самое жалкое из созданий… Мои волосы растрепаны, грудная клетка представляет собой ужасное зрелище из расцарапанной кожи и запёкшейся крови, вырез майки тоже пропитан кровью и слегка порван, джинсы ниже колена – мокрые почти насквозь, кеды – грязные…

Позади меня в стекле отражается какой-то складской район…

Дверца машины резко распахивается, а наружу выбирается Ник и быстро подходит ко мне.

– Боже, Мара, что случилось? Кто это сделал с тобой? – он притягивает меня к себе, начиная гладить по спине, затем оборачивается к машине, открывает дверцу пассажирского сидения, не отрывая от меня второй руки, и подводит меня к ней; затем усаживает в салон, – Я отвезу тебя в больницу…

Хватаю его за руку, но в глаза не смотрю:

– Не надо в больницу. Ты куда-то ехал. Езжай. Я доберусь до дома сама.

Не понимаю, как он вообще умудрился затащить меня в свою машину? Делаю движение в сторону дверцы, как Ник останавливает меня, хватая за плечи.

Слишком знакомый жест!

Я вздрагиваю, как от удара, а блондин тут же убирает от меня свои руки, удивленно глядя в моё лицо.

– Кто тебя обидел, Мара? – произносит он, и я впервые слышу в его голосе такую интонацию.

Опасную. Агрессивную.

– Не надо… – качаю головой, понимая, что нужно от него отделаться… как можно скорей…

– Подожди секунду, – Ник достаёт сотовый и набирает чей-то номер, – Планы меняются, – без приветствий произносит в трубку, – я должен остаться в городе. Личное дело. Нет, я прослежу за этим, а ты сгоняй к тому коттеджу. Хорошо, – он сбрасывает вызов, убирает телефон в карман джинсов, забирается корпусом в салон, подхватывает меня на руки, вытаскивает наружу, каким-то образом открывает переднюю дверцу пассажирского сидения, садит меня на него, пристёгивает ремень безопасности, обходит машину, по пути захлопывая все открытые дверцы, и, наконец, садится за руль, – Не хочешь рассказывать, что у тебя там произошло – твоё право. Но позволь хотя бы отвезти тебя до дома.

– Ты не спрашиваешь. Ты решаешь это за меня, – замечаю, отвернувшись от него и глядя в окно.

– Да. Потому что ты сейчас не способна принимать здравые решения, – кивает он сам себе и заводит машину.

– Ты не обязан это делать, – цежу сквозь зубы.

– Что именно? – интересуется Ник, выруливая на другую полосу.

– Заботиться обо мне.

– Но я уже забочусь о тебе. Как сделал это и в прошлый раз, – легко отвечает блондин, словно пытаясь заболтать меня и отвлечь от моих мыслей.

– Я этого не помню, – включаю «амнезию» я.

– Нет, помнишь, – парирует Ник.

– Нет, не помню, – из принципа спорю.

– Помнишь, иначе не стала бы спорить, – вновь легко отвечает блондин.

– Я помню лишь то, что ты отвёз меня в больницу, – резко поворачиваюсь к нему, смотрю со злостью, – и то, ты сделал это, только потому что чувствовал вину за поцелуй на вечеринке. Не надо делать из себя героя! На твоём месте каждый поступил бы также. И твоё «желание помочь» не делает из тебя хорошего человека, так что можешь не стараться – на меня это не действует! Да и не нужна тебе моя симпатия, так что смысл тратить время на бесполезное занятие?!

Лицо Ника становится напряженным, как никогда. Челюсть плотно сомкнута. Желваки то и дело двигаются вверх-вниз.

– Ты же не думаешь так, – стиснув зубы, произносит он, повернувшись ко мне.

Я и не заметила, что мы остановились перед светофором.

– Именно так и думаю. А теперь прости, я должна выйти – это моя остановка, – цежу в ответ и хочу открыть дверцу, как что-то негромко щелкает. Я ещё не успеваю понять, что произошло, и дёргаю ручку на себя, но дверь не открывается… с недоверием на лице поворачиваюсь к Нику, – ты что, меня запер?..

В следующее мгновение красный свет сменяется зелёным, и машина буквально срывается с места.

– Ник, выпусти меня, – ровно произношу, глядя вперёд.

Блондин молчит, а машина не спешит останавливаться. Напротив, набирает скорость.

– Ты так не думаешь, – произносит Ник через несколько секунд молчания.

– Скоро я в принципе не смогу думать – потому что мы, мать твою, разобьёмся! – уже ругаюсь в голос, ненавидя его и всех чертовых Послушников всей своей душой!

– Я не знаю, кто причинил тебе боль, но сейчас ты срываешь свою злость на мне. Мне это не нравится. Ты должна успокоиться.

– Это ты должен успокоиться! Не я веду машину со скоростью, запрещенной даже на трассе! – рявкаю, с лёгким беспокойством поглядывая на электронную панель.

Переживать автомобильную аварию второй раз – как-то не хочется…

– То, что ты сказала… Может быть, ты отчасти права. Мне не нужна твоя симпатия. И моё желание помочь действительно не делает из меня хорошего человека. Но я могу тебе помочь. И не вижу смысла этого не делать.

– Можешь? Тогда помоги мне – останови машину и выпусти на свободу, – произношу, не глядя на него.

– Ты думаешь я не вижу, что у тебя с руками? Не понимаю, что ты сама нанесла себе эти раны? – выругавшись сквозь зубы, вдруг спрашивает Ник.

– И что с того? Это тебя никак не касается, – холодно отрезаю.

– Почему мне кажется, что ты врёшь? – он резко поворачивает голову ко мне.

– Потому что тебе кажется, – цежу я, вновь не контролируя эмоций во взгляде. Ненавижу! Ненавижу всех Послушников!

Машина резко тормозит на обочине. Не успеваю я обрадоваться, как Ник отстёгивает свой ремень и прижимает меня к себе.

– Что? – растерянно произношу, потом начинаю злиться ещё больше, – Ты чего руки распустил? – пытаюсь оттолкнуть его, но без толку, – Отпусти меня немедленно! Слышишь?! Я не хочу этого! Мне не нужна твоя гребанная забота! НИК! ОТПУСТИ МЕНЯ!!! Отпусти!!! Чёрт бы тебя побрал! Ненавижу! Ненавижу вас всех! – я не замечаю, как начинаю рыдать, – Вы чертовы ублюдки! ВСЕ! ЛУЧШЕ БЫ ВАС ВООБЩЕ НЕ БЫЛО!!!!!!

Меня трясёт. Я больше не пытаюсь вырваться из его объятий. Я продолжаю плакать и презирать себя за свои слёзы. Я рыдаю на груди кандидата в Послушники! Обиженная на весь свет и в том числе на ещё одного Послушника, который является по совместительству моим кровным отцом. И желающая смерти тем монастырским ублюдкам, что убили мою мать!

– Тихо, девочка, – кажется, Ник вновь гладит меня по спине, из-за чего я ещё больше хочу убить его или разреветься ещё сильнее…

Я не помню, когда машина вновь тронулась с места. И тем более я не помню, как моя голова оказалась на его коленях. Я лежала на передних сидениях, каким-то образом, не мешая блондину вести машину.