– Ты второй раз упоминаешь неких Послушников, – замечает Илона, – это некая, противоборствующая колдовству, организация?

– Можно сказать и так, – соглашаюсь, принимая от бармена своё капучино, – но, опережая твои вопросы – я понятия не имею, что они из себя представляют. И никогда не встречалась с ними прежде.

– И ты так спокойно рассказываешь мне обо всем? – не на шутку удивляется актриса, – А вдруг я окажусь той самой Послушницей? Или кем-то похуже?

– Послушниками становятся только представители сильного пола, – улыбаюсь, разглядывая лицо женщины – лицо без особых запоминающихся черт… с таким не проблема затеряться в толпе… если бы я имела такое… – Так что наш разговор с тобой более-менее безопасен. Главное, чтобы с утра ты не решила, что всё это тебе приснилось.

– У меня достаточно широкий кругозор, а ещё – довольно неплохая фантазия. И ведьмы с Послушниками вполне себе гармонично вписываются в моё видение мира, – удивительно легко отвечает Илона, затем её взгляд меняется, – Когда ты звонила, ты сказала, что тебе нужно высказаться… И я вижу, что для твоего разговора тебе необходим был собеседник… постарше… мягко говоря…

– Да, мои сверстники бы не оценили беседы, – фыркаю я, с ужасом представляя, как бы на мою историю отреагировала Рыжик, и сколько раз мне бы пришлось стирать ей память…

– И всё же я не могу не задать вопрос… – вдруг говорит актриса, глядя на свои ладони на барной стойке.

– Какой? – любопытствую у неё.

– Чего на самом деле хочешь Ты? Не ведьма, идущая по стопам своей матери и не твоя мать, и даже не сущность внутри тебя, которая когда-то была твоей матерью… А чего хочет девушка по имени Мара, которая сидит сейчас рядом со мной?

Упираюсь локтем в столешницу, кладу голову на ладонь.

Чего хочу… я?..

– Этот вопрос – некорректный, – наконец, отвечаю, отпивая из кружки свой кофе.

– Почему? – с любопытством спрашивает Илона.

И я вижу – ей действительно интересно. Вряд ли она сможет как-то использовать всё это для своей работы, но профессиональное любопытство никто не отменял.

– Потому что девушки по имени Мара уже давно не существует.

– Что это значит? – Илона смотрит на меня с лёгким недоумением на лице.

Могу её понять.

– Это значит, что, когда я впустила в себя демона, пусть это произошло случайно… или не очень, – я ставлю пустую кружку на тарелку, поднимаю на неё глаза, – я начала обратный отсчёт от самой себя к…

– К?.. – повторяет за мной актриса.

– К кое чему другому, – с лёгкой улыбкой на губах заканчиваю я, затем склоняю голову, наблюдая за ростом «непонимания» на её лице, – я теперь нежелательное-лицо-номер-один, Илона. Жить так, как я живу сейчас, мне осталось недолго.

– Тебя поймают? – на лбу женщины появляется складка.

Сколько ей? Сорок восемь?.. Моей маме сейчас было бы тридцать шесть…

– Что тебе сказала моя директриса? – проигнорировав её вопрос, спрашиваю.

– Что я никому не должна говорить, каким образом тебе удалось перевестись в эту школу, – отвечает Илона, – на самом деле, это всё, о чём мы говорили почти целый час, а потом Надежда помахала мне ручкой и скрылась в неизвестном направлении. Она сказала, что попасть в это заведение можно лишь по разрешению некоторых высоких особ – которых она, как ты знаешь, забыла уведомить о твоем переводе… Так что лучше тебе не шуметь.

– Это говорит лишь об одном, – киваю я.

– О чём?..

– Что она не в курсе существования ведьм, – сообщаю очевидное; я была неправа, когда приписывала ей слишком много знаний, – Но она боится потерять своё место… Значит, над школой есть какой-то контроль, но он не столь силен, как мог бы быть…

А вот над этим стоит задуматься. Три ведьмы, три потомка старого круга, уничтоженного в связи с событиями пятилетней давности, оказываются буквально выброшенными на берег реки под названием «колдовство» без знаний и без умений. Эта троица довольно быстро и без проблем находит гримуар бывшей главной, и практикуется на учащихся и преподавателях школы, принадлежащей неким высоким особам… которые крайне редко объявляются и почти не следят за своим детищем… Да, нужно не забыть, что ведьмам никто не помогает, но при этом есть некая крестная, которая исчезла из жизни одной из ведьм ровно пять лет назад и не объявлялась до тех пор, пока я не замкнула на себе круг без ведома остальных и не привязала книгу к себе… И всё, о чём беспокоится эта крестная – чтобы Нита не встречалась с Ником, потому что он, якобы, может лишить её силы…

– Мара?

Поднимаю голову и смотрю на актрису.

– Ты довольно долго не отзывалась, – поясняет та на мой вопросительный взгляд.

– Почему ты захотела помочь мне? – спрашиваю у неё прямо.

– Потому что мне кажется, что ты запуталась и сама не понимаешь, чего хочешь, – честно отвечает та.

– А если это не так? – смотрю на неё внимательно.

– Я довольно долгое время в своей профессии и успела понять, что мне в ней нравится, – неожиданно говорит Илона.

– Лицедейство? – поднимаю бровь.

– Честность.

– Ты меня сейчас удивила, – замечаю с улыбкой.

– Хороший актер не «притворяется», что на сцене он зол или счастлив, или что он составляет план по захвату власти. Он на самом деле проживает кусочек жизни своего персонажа, пропуская через себя его эмоции. Когда актёр этого не делает – это видно. Так вот, глядя на тебя, я вижу, что ты играешь. Но также я вижу, что ты настолько вжилась в свою роль, что забыла о том, кто ты на самом деле. Ты стала частью роли. Или эта роль поглотила тебя. Я не знаю… Но я хочу вытащить настоящую тебя из этой скорлупы.

– Думаешь, удастся? – поднимаю и вторую бровь, – А не много ли ты на себя берёшь?

– Твой первый вопрос является ответом на второй. Не много. Я люблю ставить перед собой цель и добиваться её. А ещё – люблю изучать людей и по возможности им помогать. Моя помощь – не бесплатна. Конечно. Иначе, мне не на что было бы жить, – она усмехается, отпивая из бокала мартини, – Но ты мне платишь, предлагая играть твою мать. И я вижу в этом смысл и цель, одновременно.

– Стать моей мамой? – спрашиваю чуть холоднее.

– Помочь тебе, – спокойно парирует Илона.

– Предположим, – хмыкаю, достаю деньги из сумки, расплачиваюсь за кофе с барменом; затем встаю с табурета и разворачиваюсь к ней, – Посмотрим, что у тебя получится. Но не советую давить со своей «помощью» – это может для тебя очень плохо кончиться.

– Обещаю не давить. А ты обещай звонить, когда тебе того захочется. Даже если не будет повода, – Илона тоже расплачивается за свой коктейль, и, кивнув друг другу, мы вместе идём на выход, а в холле расходимся в разные стороны.

Почему я позволила этому разговору состояться? Потому что мне необходимо было услышать, что я не сошла с ума. Почему я не устроила ей амнезию или случайную смерть в туалете – после разговора? Потому что поняла, что она сможет стать тем островком здравомыслия, которого мне так не хватало. Тем голосом разума, к которому я перестала прислушиваться, уйдя с головой в достижение Цели. Она стала и будет впредь моей связью с реальностью, в которой всё ещё существует призрак девушки Мары – уже почти прозрачный и бесцветный, но всё ещё… живой…

Поднимаюсь на лифте вверх и выхожу на своём этаже. Времени всё меньше, а дел всё больше. Теперь я не уверена, что у меня есть пара месяцев на выполнение своего плана.

Нет.

Пожалуй, у меня уже нет даже недели…

На следующее утро я проснулась за десять минут до будильника и некоторое время размышляла, стоит ли идти в школу. По всему выходило, что стоит, и даже НУЖНО: чёрт его знает, кто ещё стал свидетелем зрелища под названием «когда она зла, люди падают на землю». Вообще-то я даже телефон отключила после звонка Илоне – чтобы не было возможности совершить что-нибудь опрометчивое, типа звонка Рыжику или Лесе… В любом случае, хорошо, что всё кончилось так, как кончилось – то бишь, посиделками с актрисой в баре и задушевными разговорами о смысле жизни, а не поиском и устранением тех, кто мог навредить моей легенде. Кстати, о легенде! По ней я уехала с вечеринки сразу после разговора с Метельским. Про Антона вряд ли кто-то знает, а сам брюнет не будет распространяться: он нехило перебрал вчера, раз смог противиться влиянию проклятия и полез ко мне со своим нездоровым пристрастием к насилию.