Вскоре чайки начинают кружить над вершиной утеса, нарушая тишину своими пронзительными, горестными криками, однако Матео слышит еще один звук — доносящийся снизу шорох. Он замирает, ожидая увидеть какое-нибудь животное, но слышит лишь тяжелое дыхание, а следом над камнем появляется голова и плечи Лолы — девушка подтягивается, ловко упираясь ногами.

Он протягивает ей руку и помогает взобраться.

— Как ты узнала, что я здесь?

Ее лицо раскраснелось от напряжения; она вытирает ладони о джинсы, а после, отворачиваясь, указывает на дом вдалеке.

— Увидела тебя из окна.

— А-а.

Лола усаживается на землю рядом с ним, подтягивает к себе колени, складывая на них руки, и поворачивается лицом к восходящему солнцу. Россыпь веснушек усеивает ее скулы, кожа на носу и лбу розовая от загара. Солнечные лучи омывают ее лицо, погружая остальную часть тела в тень; она ежится под порывами усиливающегося ветра, и ее растрепанные золотисто-каштановые локоны развеваются за спиной.

— Хочешь мою толстовку?

— Тогда ты замерзнешь.

— Не замерзну, — врет Матео, затем стягивает с себя кофту и накидывает ей на плечи. — Так лучше?

— Да, спасибо.

Повисает тягостное молчание, словно наползающий с моря синий туман. Крики чаек над головой, похожие на плач, не смолкают; ребята сидят молча, кажется, целую вечность. Матео поглядывает на сгорбившуюся фигурку Лолы, ему невыносимо хочется обнять ее за плечи, придвинуться к ней и прижать к себе, но он не осмеливается это сделать. Боль в его душе настолько велика, что заполняет огромную пустоту между ними, поднимаясь к небу и простираясь до самого горизонта.

— Ты пришел сюда побыть один? — тихо спрашивает Лола, ее слабый голос заглушает ветер.

— Да… То есть, нет.

— Тогда я пойду. — Она уже начинает подниматься. — Я лишь хотела убедиться, что c тобой все в порядке.

— Лола, не уходи. — Он тянется к ней в попытке ее остановить, касается теплой кожи, а когда она снова садится, с неохотой отпускает ее руку.

— Так ты? — начинает она и кладет подбородок на скрещенные руки, по-прежнему не глядя в его сторону. — Ты в порядке?

Тишина. Матео не знает, как ответить: хочет рассказать ей правду, но, как обычно, не находит слов. Через мгновение она все-таки смотрит на него, устроив голову на сложенных руках.

— Нет. — Он легонько улыбается ей, чтобы скрыть дрожь в голосе, но она не отвечает ему взаимностью. Матео улавливает грусть в выражении лица Лолы, боль и тревогу — во взгляде, ее зеленые глаза с золотистыми крапинками широко распахнуты. От ласкового прикосновения ее руки он пугается, и ему ничего не остается, кроме как быстро отшатнуться. Только бы не видеть обиду на ее лице, он отворачивается к морю.

— Ты все еще злишься, что я рассказала им? Даже после нашего вчерашнего разговора?

В попытке сохранить спокойствие он делает долгий вдох, до отказа наполняя легкие воздухом, и медленно выдыхает. Затем качает головой.

— Нет? — с недоверием в голосе спрашивает Лола.

— Нет. — Это слово он произносит шепотом, а потому не уверен, слышала ли она его ответ; его взгляд прикован к горизонту — к неровной золотистой линии, где утреннее солнце впервые касается моря. В его груди набухает нечто тяжелое и массивное, и он, часто моргая, вновь глубоко вздыхает и пытается его подавить.

— Тогда почему ты не даешь мне взять тебя за руку?

«Потому что в этом случае я окончательно расклеюсь».

Матео сглатывает ком в горле, вжимается костяшками пальцев в острые края камня под ним.

— Дело в том… Лола, я хочу, чтобы ты помнила одно… — Он замолкает, делает еще один вдох, выравнивая голос.

Пусть ему не хватает сил взглянуть на нее, он все равно ощущает направленный на его лицо прямой взгляд.

— Что?

— Ты обязательно должна помнить: что бы… что бы ни происходило, я всегда тебя любил. — Теперь он смотрит на нее. — Лола, я всегда тебя любил. Больше… больше, чем возможно кого-то любить на этом свете.

— Мэтти… — Лола тянется к нему, но, вдруг опомнившись, убирает руку. — Я тоже тебя люблю, но почему ты говоришь об этом сейчас?

— Потому что ты должна мне верить. — Он разворачивается к ней лицом, его дыхание учащается. — Очень важно, чтобы ты верила мне, Лола.

— Ладно… — В ее голосе слышны настороженные нотки. — Но я все равно не понимаю. Что значит, ты всегда меня любил. Разве ты больше меня не любишь?

— Люблю. Конечно, люблю.

— Тогда почему мне нужно об этом помнить? — Она с робкой надеждой улыбается ему, но в ее глазах по-прежнему читается настороженность. — Ведь твое присутствие всегда будет мне об этом напоминать.

Он вглядывается в ее лицо, такое прекрасное и доверчивое, и кровь приливает к его щекам, болезненно пульсируя в венах. Он не может ответить.

— Мэтти… — Между ее бровями образуется небольшая складка. — Что происходит? Ты… ты бросаешь меня?

— Нет! Во всяком случае… — Он прерывисто вздыхает. — Я… я этого не хочу. Правда, не хочу!

Робкая улыбка гаснет, выражение ее лица меняется. Голос опускается практически до шепота.

— Тогда почему мне кажется, что ты прощаешься со мной?

Он вновь обращает лицо к морю, острая боль давит на глаза изнутри.

— Никогда нельзя быть уверенным, что может случиться в будущем.

— Но я думала, мы обо всем договорились. Театральный колледж в Лондоне, затем я вернусь на работу в книжном магазине, чтобы ездить с тобой на соревнования. — Он чувствует на себе ее пристальный взгляд, словно пытающийся прочесть его мысли, понять их источник.

— Многое меняется, — уверенно отвечает он. — Многое происходит…

Матео чувствует, как Лола напрягается от этих слов.

— Мэтти, что ты хочешь этим сказать? Что происходит?

Он качает головой, отводит взгляд, прикусывая щеку изнутри.

— Ничего… Дело в том… Дело в том, Лола… У меня предчувствие, ужасное предчувствие, что… — Он умолкает, тяжело дыша.

— Какое? — настаивает она, ее голос звенит от волнения. — Какое предчувствие?

— Что между нами скоро все изменится.

Воцаряется тишина. Мертвая тишина. Даже чайки будто бы замолкают.

— Вчерашний прыжок… — Лола говорит потрясенно и взволнованно. — Ты чуть не погиб… Мэтти, взгляни на меня!

Он мотает головой и, задерживая дыхание, уворачивается от ее руки, когда она пытается коснуться его щеки.

— Мэтти, ты меня пугаешь. Что происходит? Ты собираешься что-то с собой сделать? Навредить себе? — Тон ее голоса становится резче, переходя в панику.

Матео резко выталкивает воздух из легких, тот застревает в груди, на глаза наворачиваются слезы.

— Нет… Я не знаю. Но я больше не могу так жить!

Ее пальцы успокаивающе гладят его по руке.

— Хочешь поговорить о том, что случилось?

Он мотает головой, продолжая кусать щеку изнутри.

— Лола, я так сильно тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю…

— Но этого мало, и всегда будет мало! Ты понятия не имеешь, что я сделал с тобой, с нами… — На последнем слове из его горла вырывается сдавленное рыдание, он зарывается лицом в ладони, горячие слезы обжигают кончики его пальцев.

— Мэтти… — Лола касается его руки, но он резко отстраняется, вскакивает на ноги и слезает с валуна, соскальзывая с его поверхности и в спешке сдирая кожу на ладонях. Затем срывается с места и бежит, но боль в ноге вынуждает его сбавить скорость. Он идет по пляжу, следуя за полосами белого света на бледном песке, к далекой линии моря.

Затем запрыгивает на маленький причал, решительно направляясь к воде, и в ту же минуту слышит у себя за спиной сбивчивое дыхание и топот сандалий по деревянному настилу.

— Мэтти, послушай… Ты же знаешь, что я поддержу любое твое решение. Хочешь вернуться домой? Хочешь обратиться в полицию?

— Нет! — Удлиняя шаг, он оборачивается и видит, что Лола следует за ним — волосы лезут ей в лицо, щеки пылают от напряжения. — Знаешь, чего я хочу? Уехать! Уехать из Лондона навсегда и больше никогда не возвращаться!