— Что случилось? — спрашивает он, отстраняясь и держа меня на расстоянии вытянутой руки, чтобы посмотреть в глаза.

Я прикусываю нижнюю губу, лихорадочно соображая, стоит ли говорить об этом сейчас.

— Мне нужно рассказать тебе кое-что о своем прошлом.

Его взгляд смягчается.

— Эмерсон, ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Я киваю, все еще покусывая свою бедную, невинную губу.

— Сейчас у нас нет времени, но я хочу, чтобы ты знал – я доверяю тебе, и кое-что скрываю. Не думаю, что тебе это понравится, но мне нужно, чтобы ты попытался понять, действительно ли ты хочешь меня в своем будущем.

Он хмурит брови.

— Это определенно похоже на разговор, который должен состояться не тогда, когда мы опаздываем, — взглянув на рисунок, он вздыхает. — Я тоже тебе доверяю.

Мы относим тарелки и бокалы на кухню, где он быстро складывает их в посудомоечную машину. Я быстро протираю стойку и беру свою сумку. Часть меня жалеет, что я не объяснила ему всего, но мы продвинулись вперед, и я скоро расскажу. Джош заслуживает моей правды, а Мереки заслуживает того, чтобы быть освобожденным от моих цепей.

В этот вечер на занятии все по-другому. Я чувствую себя присутствующей и расслабленной, наслаждаясь этим. Джош – профессионал, и уделяет каждому ученику одинаковое время и внимание, но он даже не пытается скрыть, кем мы стали друг для друга. Ранее, когда он давал мне некоторые конструктивные отзывы о моей работе, одна из его рук небрежно лежала на моей пояснице. Это было так интимно, особенно когда его пальцы коснулись края моей футболки и делали крошечные круги на моей коже. Я не могла сосредоточиться и расслышать ни единого его слова. Весь мой мир за эти секунды сузился до квадратного дюйма кожи, а все остальное исчезло, став незначительным.

— Значит, ты и Джош? — Брук наклоняется и шепчет с заговорщической улыбкой и подмигивает, когда Джош оказывается в другом конце комнаты.

— Вроде того, — отвечаю я, ухмыляясь.

Ее улыбка становится шире.

— Да ладно тебе. Он такой сексуальный, — она вытирает лоб. — Честно говоря, я думала, что он занят. Он казался совсем недоступным, иначе я бы в первый же вечер набросилась на него.

Я качаю головой, посмеиваясь.

— Тс-с. Он тебя услышит.

Она пожимает плечами.

— Я – открытая книга. Впрочем, это не имеет значения. В море полно рыбы.

Я не говорю ей, что не понимаю. Я никогда не рыбачила. Во всяком случае, не в том смысле, который она имеет в виду.

Она добавляет еще несколько штрихов к своей картине, прежде чем откинуться назад и спросить:

— Ты свободна в пятницу вечером?

Я колеблюсь, но не потому, что не хочу праздновать ее день рождения, а потому, что мне приходит в голову, что я завожу друзей и пускаю корни впервые с тех пор, как переехала в город.

— Давай. Это мой день рождения, и мы собираемся выпить и потанцевать, — она надувает губы и смотрит на меня щенячьим взглядом. — Пожалуйста.

Она хлопает в ладоши и встает.

— Слушайте, — она ждет, пока все, включая Джоша, посмотрят на нее. — Завтра у меня день рождения, и вы все приглашены в «Пульс», чтобы отметить… ну, отметить со мной, — она машет руками перед собой. — Я уже пригласила много друзей, так что приходите в любое время, начиная с половины девятого, — затем она указывает на Джоша. — Я действительно хочу, чтобы Эмерсон пришла, и я знаю, что она придет, если ты будешь там.

Мои щеки пылают, и я не могу смотреть на него, поэтому мой изумленный взгляд направлен на нее. Она такая открытая и уверенная. У меня всегда была внутренняя уверенность, но я скрывала ее, приберегая только для себя и, до недавнего времени, еще для одного человека. Из-за моего внешнего щита меня называли отчужденной, застенчивой, пустой и скучной, но меня это не заботит и никогда не будет. Я полагаюсь на себя и выбираю, кого впустить. Я нахожу любовь по-своему и на своих условиях. И, кажется, я снова нашла то, чего никогда не ожидала.

Когда я слышу, как кто-то прочищает горло, я понимаю, что просто смотрела на Брук, и возвращаюсь к настоящему. Чувствую на себе взгляд Джоша и поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Даже с другой стороны комнаты его изумрудные глаза пылают страстью и любовью.

Он прерывает зрительный контакт, чтобы обратиться ко всем.

— Брук, с наступающим днем рождения. Я обязательно постараюсь прийти.

В конце занятия, когда все ушли, мы с Джошем остались одни в галерее. Я продолжаю работать над своей последней картиной, пока он собирает вещи и возвращает их на полки.

— Ты пойдешь со мной завтра на день рождения Брук? — спрашивает он, поднимая последнюю коробку.

— Да, — отвечаю я, добавляя несколько желтых пятнышек к своему восходу.

Он проходит через комнату и выдвигает стул. Схватив мой, он оттаскивает меня от мольберта, поэтому мы сидим лицом к лицу.

— Я хочу, чтобы мы пошли вместе, и хочу провести с тобой ночь, — он протягивает руки и проводит ими по моим ногам. — Я хочу проснуться рядом с тобой в субботу.

Я могу думать только о том, как сильно хочу этого. Кровь стынет в жилах, когда я понимаю, что он, возможно, планирует остаться у меня. Не думаю, что готова привести его туда, пока не попрощаюсь с Мереки. Это несправедливо.

— Мы могли бы снова провести выходные у тебя, — отвечаю я, накрывая его руки своими.

— А не лучше ли завтра остаться у тебя? — его руки двигаются вверх по моим бедрам. — Тогда ты останешься у меня в субботу вечером, или мы можем провести все выходные у тебя.

Все слишком быстро. Я едва успеваю отдышаться перед тем, как планирую провести вторые выходные с Джошем, и совершенно не представляю, что делаю. Все, что я могу – это делать то, что кажется правильным, но вся эта ситуация сбивает с толку. Мысль о том, чтобы Джош провел ночь в моем доме... доме, который я делю с Мереки, как бы холодно и одиноко мне там ни было, неправильна с любой точки зрения, но у меня нет способа заставить его понять. Я не могу рассказать ему все, потому что у меня нет нужных слов. Не знаю, будут ли они у меня когда-нибудь. Воспоминания о его объятиях, его губах, целующих меня, и его тихих словах, заставляющих меня снова чувствовать себя целой, взрывает путаницу в моей голове. Все эти вещи казались настолько правильными.

— Хорошо, — говорю я, чувствуя что угодно, но только не хорошо. — Конечно.

Он хватает мою сумку, перекидывает через плечо, берет меня за руку и поднимается.

— Мне надо ехать. Лерой начнет интересоваться, где я.

— О, тогда, может быть, лучше, если мы вернемся к тебе завтра вечером. Что ты будешь делать с Лероем?

— Я отвезу его к Клэр в пятницу днем и заберу на следующий день. Я думаю, он любит ее больше, чем меня.

Черт.

— Я отвезу тебя домой, — говорит он, когда мы останавливаемся у его лендкрузера, припаркованного прямо перед галереей.

— У меня здесь машина. Я ездила на работу по средам и четвергам в последнее время. Я припарковалась в разрешенном месте на Меллинг-стрит.

Он настаивает на том, чтобы довезти меня до машины, а потом целует на прощание. Когда я оказываюсь в безопасности внутри, он уезжает. Жизнь для меня все еще сложная, но я двигаюсь вперед, и это намного лучше, чем стоять на месте и еще лучше, чем идти назад.

Когда я еду домой, воспоминание настигает меня ни с того ни с сего. Мои руки крепко сжимают руль, пока мой разум пытается заблокировать то, что я не хочу вспоминать. Прошло около года, c того момента, как мы с Ки начали встречаться. Тогда нам было около шестнадцати лет.

— Мереки, в чем твоя проблема? — спрашиваю я, тыча ему в руку указательным пальцем.

Он поворачивается ко мне лицом, поднимает брови, наклоняет голову набок и отводит взгляд. Ни единого слова не слетает с его губ, но его молчание говорит о многом.

— Ты сердишься на меня за то, что случилось сегодня с Джейкобом? — это единственное, что имеет хоть какой-то смысл. Джейкоб пригласил меня на ужин перед Ки и половиной школы, когда мы стояли в очереди на обед. Я не сказала «да», разумеется, но и не хотела устраивать большую сцену, поэтому притворилась, что мне нужно в туалет, и уклонилась от ответа.