Опускаю взгляд на свои ноги и отталкиваю воспоминания, окружающие меня со стороны. Встав на ноги, у меня кружится голова. Я считаю в уме, чтобы восстановить равновесие. Десять, девять, восемь, семь, шесть…

— Ты в порядке? — спрашивает Джош, беря меня за руку, — в его взгляде видна паника. – Эмерсон, ты пугаешь меня.

Со злостью, отодвигаю его.

— Мне просто нужно, чтобы ты оставила меня в покое.

— Не смей говорить, что сожалеешь о произошедшем между нами, — говорит он удивительно мягким тоном. — Я не поверю тебе, поэтому мне нужно знать, что происходит, и попытаться помочь тебе, если смогу.

— А что, если я не хочу этой помощи? — слезы снова щиплют мне глаза, но я выдерживаю его взгляд. — Я не жалею о том, что произошло между нами, но это не должно повториться.

— Твои глаза рассказывают мне другую историю, — голос у него спокойный и ровный.

Я отворачиваюсь.

— Моя история замаскирована, а ты видишь только то, что хочешь видеть.

— Господи, Эмерсон. Иногда я тебя совсем не понимаю. В один момент ты берешь контроль в спальне, а в следующий уже закрываешься. Я боюсь, что, если скажу или сделаю что-то не так, ты разобьешься на миллион частей, и я не буду знать, как тебя собрать.

Расстроенная, я ловлю себя на том, что кричу на него.

— Ты просто кто-то, кто играет с краской, говоря уязвимым грустным неудачникам, что им нужно «выразить себя через искусство», — говорю я, показывая воздушные кавычки, чтобы довести мое оскорбление до конца, — Что это поможет исцелить их, — я с силой тыкаю пальцем ему в грудь. Знаю, что срываюсь, но ничего не могу с собой поделать. — И знаешь, что?

Джош делает шаг назад и скрещивает руки на груди.

— Что?

— Ты не психиатр, и все это полная херня.

Он кричит, и я подпрыгиваю.

— Тогда скажи, зачем ты приходила на три занятия, если это была такая пустая трата твоего драгоценного времени?

Бездумно, я позволяю словам вырваться наружу.

— Потому что я была потеряна и чертовски одинока, — слезы текут по моим щекам. Я даже не осознавала правды в своих словах, пока не услышала их в собственном голосе.

Между нами воцаряется тишина, и ни один из нас не отводит взгляда. Сила, адреналин, облегчение и печаль проносятся между нами. Я слышу свое тяжелое дыхание, грохочущее в ушах, и знаю, что моя грудь поднимается и опускается, когда кислород успокаивает меня.

Наконец Джош нарушает молчание.

— Эмерсон, все в порядке, — он сокращает расстояние между нами и обнимает меня. — Я здесь.

Слезы падают, когда я прижимаюсь щекой к его твердой груди, заключенная в кокон его сильных объятий. Мне стыдно за свое признание, но я почувствовала облегчение. Я доверяю Джошу, а доверие – это не то, что я когда-либо чувствовала с кем-то, кроме Мереки. Возможно, мы нашли друг друга по какой-то причине, и этот человек важен для меня. В глубине души я знаю, что я не ужасный человек. Время, которое я провела с Джошем, было похоже на терапию, и с моей стороны было ужасно неправильно говорить другое. Тем не менее, я знаю, что, если он мне небезразличен, я оставлю его в покое. Мне нужно разобраться со своей жизнью и трудностями, прежде чем тащить его вниз.

— Я больше не могу приходить на твои занятия, — говорю я, отстраняясь от его промокшей рубашки. — Прости меня за то, что я сказала раньше. Думаю, то, что ты делаешь со своим искусством, прекрасно. Это просто…

— Это безумие, — говорит Джош. — Ты открываешь свой разум и творческий потенциал. Ты не можешь остановиться сейчас, — он берет меня за подбородок и поднимает мое лицо, чтобы встретиться взглядом. — И еще, я буду скучать по тебе.

— Я подумаю об этом, — говорю я, слегка улыбаясь, когда он смахивает слезы с моих щек большими пальцами. — Но ничего не обещаю.

— Когда-нибудь ты должна рассказать, почему плакала здесь одна посреди ночи, потому что я знаю, что это не имеет никакого отношения к тому, что случилось раньше, — он слегка улыбается мне, и мое сердце болит от осознания того, что это был лучший секс в моей жизни. Как это может быть правдой? — Я забочусь о тебе, и думаю, что ты должна рассказать кому-нибудь, что происходит в твоей голове.

Я делаю глубокий вдох, затем медленно выдыхаю.

— Это было много лет назад, и я никогда не говорила об этом.

— Может быть, ты не окружила себя нужными людьми, если они не видят, что часть тебя сломана и пытается помочь тебе исцелиться.

Он понятия не имеет, почему его слова так разрушительны, потому что я скрыла от него самую важную часть себя. Я спрятала Мереки – мою любовь, мою жизнь, мое сердце.

Я вздрагиваю, и Джош обнимает меня за плечи.

— Пойдем. Давай вернемся.

Я неохотно позволяю ему проводить меня до дома и обратно к его кровати. Я позволяю ему обнимать меня и даю себе передышку, чувствуя себя в безопасности и желанной. После нашего короткого разговора у озера я чувствую, что с моих плеч упал небольшой груз. Закрыв глаза и сжав руку Джоша в своей, я засыпаю. Впервые за пять лет я не страдаю от повторяющегося кошмара, в котором происходит то, что случилось той ужасной ночью. На самом деле, я вообще не думаю, что сплю.

Просыпаясь в объятиях Джоша, я мысленно стряхиваю пыль с паутины сонного мозга, чтобы оценить свои чувства. Я должна быть опустошена или, по крайней мере, испытывать стыд или вину. Я не могу позволить этому продолжаться, но прижимаюсь ближе, наслаждаюсь его теплом и снова засыпаю.

Чуть позже он поворачивается ко мне и начинает покрывать поцелуями мою шею, стягивая с плеча рубашку, которую он мне дал. Я задираю ее, тоже поворачиваясь к нему.

— Доброе утро.

— Как спалось, красавица? — он наклоняется, чтобы поцеловать меня, но я отодвигаюсь и закрываю рот рукой.

— Утреннее дыхание, — говорю я. Это не техника отклонения, потому что это абсолютно нормальное отношение.

Он убирает мою руку и быстро целует меня, прежде чем я успеваю остановить его.

— Мое желание поцеловать тебя сильнее, чем утреннее дыхание.

— Джош, — говорю я, толкая его голую грудь, вызывая смех. — Ты такой странный.

Я выбираюсь из постели и пользуюсь его ванной. Когда возвращаюсь, Джош сидит на кровати.

Я не могу вернуться к нему в постель. Мое предательское тело хочет еще одного умопомрачительного секса, но я решила не позволять ему победить. Мне нужно вернуться в город и держаться на расстоянии, пока я не выясню, что происходит с Ки.

— Пойду поищу свои джинсы, — говорю я, хватая с пола платье и нижнее белье, и шаркающей походкой выхожу из комнаты, прежде чем он успевает заставить меня передумать.

Когда я принимаю душ и одеваюсь, он на кухне варит кофе. На нем мешковатые шорты, низко сидящие на бедрах. Он без рубашки, и у меня текут слюни от этого вида. Я проклинаю свое чертово существование, где подхожу к нему и обнимаю за талию, зная, что это будет приятно, жестоко и оттягивает неизбежное.

Несмотря на то, что я не издаю ни звука, Джош поворачивается ко мне и улыбается. Его улыбка проникает сквозь стену вокруг моего сердца, но Мереки – основа этой стены, и Джош ставит ее целостность под сомнение.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он, поворачиваясь, чтобы закончить варить кофе.

— Да. Спасибо, — я сажусь за стойку и кладу подбородок на руки, опершись локтями о столешницу. — Думаю, мне пора.

Плечи Джоша слегка опускаются, и он качает головой. Когда он поворачивается, в руках у него две дымящиеся кружки, и выражение его лица серьезное.

— К чему такая спешка? Сегодня все закрыто, и тебе не нужно работать, — он ставит чашку передо мной и остается на другой стороне.

— Это было здорово, — отвечаю я, глядя скорее на свой кофе, чем на него. — Я просто…

— Я думал, мы куда-то продвинулись, особенно после прошлой ночи, — в его голосе слышится гнев или, может быть, разочарование, и я не могу его винить.