— Синица, а давай к нам. Мы на квартире отмечать будем. У Паштета родители на праздники укатили — хата свободная. Кристинка с подружками обещалась прийти, вроде с симпотными. Посидим, потрещим, коньячку с водочкой выпьем.

От одних только воспоминаний про коньяк к горлу подкатил тошнотворный ком.

— Придешь?

И я отказался… Дело вовсе не в выпивке — в конце концов бухать никто не заставлял, дело добровольное. Просто… просто отказался и все тут.

В итоге Новый год встретил в полном одиночестве, с полуторалитровой бутылкой Байкала и отключенным телефоном на столе. Обиженный и злой на весь мир, а больше всего на себя самого, за то что дошел до ситуации такой, когда ни друзей, ни подруг, одна лишь серая хмарь за окном. Хоть бы снег что ли выпал…

Три дня не выходил из квартиры. Три дня ел салат оливье, вареную картошку с курицей и жалел себя. Играл в приставку, обпиваясь газировкой до умопомрачения, а на четвертый день в дверь позвонили. Открывать не хотелось, но звонили столь долго и упорно, что пришлось отрывать сонное тело от дивана.

— Ты чего трубку не берешь? — на пороге стоял Дюша.

— Я это…

— Вот и видно, что это, — не став дослушивать, Соломатин переступил через порог, а следом за ним ввалился Паштет.

— Здаров, — улыбнулся он в неполные тридцать два зуба.

— Гуд морнинг, — приветствовал я Пашку на его любимом языке. Улыбка парня моментально испарилась.

— Никитос, какой морнинг, ты в окно смотрел? На дворе пятый час вечера, — Дюша подозрительно звякнул содержимым пакета. — Один?

Молча кивнул.

— Внутрь пропустишь, или так и будем на пороге стоять?

Я подвинулся, давая пацана возможность скинуть обувь и куртки. Пока относил пакеты на кухню, гости осваивались на новом месте. Пашка ушел мыть руки, а Дюша заглянул в гостиную.

— Да-а, весело у тебя тут, — донеслось из комнаты, — зажигаешь по полной программе. Ты бы хоть гирлянду к празднику повесил.

— До лампочки, — парировал я высказывание товарища. Открыл принесенные пакеты и убедился, что пацаны приготовились к пивной вечеринке: шесть литров светлого Жигулевского и многочисленная закуска. Не обошлось без сушеной рыбки и столь любимых Дюшей козюлек.

Стоило достать упаковку последних, как в ванной громко высморкались, а потом со вкусом отхаркнули.

— Паштет, надеюсь ты не заразный?

— Обижаешь, — довольный Пашка выбрался из ванны, — я еще перед Новым годом горло водочкой подлечил.

Вот ведь у человека железный желудок: я после попойки в баре на крепкие напитки смотреть не мог, а этому хоть бы хны. Судя по счастливой улыбке, Бурмистров пил четвертый день кряду и ни капельки об этом не жалел.

— Пашка, ты же спортсмен, — укорил я одноклассника.

— А что, спортсмены не люди? У меня восьмого числа первая тренировка, надо успеть оторваться.

У Бурмистрова были понятия об отдыхе, но не мне его упрекать, потому как сам только и делал, что спал, да в приставку резался.

Мы разложились на столе в гостиной и усевшись, кому где удобнее, принялись болтать о всяком разном. Хорошие посиделки вышли, душевные. Пацаны принялись рассказывать о том, как встретили Новый год. Пашка хвалился, как до последнего держал китайский фейерверк и даже показал ожог на ладони, а Дюша поделился неудачами на личном фронте. Кристинка оказалась девчонкой с характером, и все намеки восприняла с прохладцей. Шикарную грудь не показала, да и в целом дала понять, что рассчитывает на серьезные отношения, а все эти обжимания по углам не для нее. Мол, ты сначала поухаживай красиво: цветы подари, в приличный ресторан своди, и только тогда подумаю, подпускать тебя к телу или нет. Разумеется, Дюшу столь отдаленные перспективы не устраивали: ему хотелось здесь и сейчас. Да и обзаводится геморроем в виде постоянной подруги приятель не планировал.

— Еще бы девчонка нормальная была, — высказался он по данному поводу, — а то гонора на пятерых хватит.

— Мне тоже простые нравятся, — не удержался Пашка от комментариев. — Вона, как твоя рыжая была, без лишних заморочек. Ты Королькову поди месяцами не окучивал, сразу дала.

Дала… и как позже выяснилось, не мне одному. От одних только воспоминаний о бывшей внутри стало тошно. А еще более муторно было от того, что обсуждали Ольку в таком вот контексте. Ту самую Ольку, за которую еще летом готов был любому морду набить.

— Она не моя, — сухо выдавил я, а Дюша заехал Бурмистрову локтем в бок.

— А че сразу начинается? — не понял тот.

— Ты сначала свою бабу заведи, а потом обсуждай с пацанами.

— Так они же расстались давно.

Что на это ответил Дюша, я не услышал. Вновь зазвучала заливистая трель звонка: пришлось вставать и идти открывать. Кого нелегкая принесла? Мамку так рано не ждал: родительница планировала остаться у гостеприимной тети Ларисы вплоть до Рождества. Чужих тоже быть не должно, потому как без предварительного согласования с консьержем, двери в подъезд не открывались. Но то в теории, а на практике сладкую парочку, что сейчас сидела в гостиной, каким-то образом пропустили. Опять поди баба Нина — добрая душа, дежурит.

Я глянул в глазок и оторопел, увидев вытянутое лицо Агнешки. А она что здесь забыла? Последний раз друг к другу в гости в шестом классе ходили, когда будущая звезда волейбольной сборной пацанкой была. Носила короткую стрижку, вечно драные джинсы и подарочную кепку с надписью: Космо «2065». А еще она ловко плевалась сквозь щербинку в зубах, материлась, как рыночная торговка, и могла заехать промеж глаз любому, выразившему сомнение в ее ориентации. Прошли годы, и нескладная фигурка, больше всего напоминающая плоскую доску, обрела положенные формы. На смену ежику пришли длинные волосы, верхний ряд зубов выправили брекеты, а синяя кепка канула в небытие.

Что у Ковальски осталось из прошлого, так это неуемный боевой характер. Она и сейчас могла любому промеж глаз засветить, дай только повод.

Стоило открыть дверь, как девушка, оттеснив меня с порога, буквально влетела в прихожую. Цепким взор изучив весящую на крючках одежду, заключила:

— Соломатин здесь, и дурачок наш тоже.

— А че сразу дурачок? — послышалось обиженное Пашкино из гостиной.

— Потому что только дурачки разгуливают зимою в летней обуви.

В защиту Пашки можно было сказать, что зима вышла так себе: и не зима вовсе, а слякотная осень. На дворе начало января, а особо устойчивые до сих в легких куртка ходят с непокрытой головой.

— Давно не болел Бурмистров, или маме твоей позвонить? — продолжала отчитывать парня Агнешка.

Пашка услышав волшебное слово «мама», спорить не стал.

Я уже хотел было закрыть дверь за гостьей, но тут выяснилось, что Ковальски пришла не одна — следом в квартиру ввалилась целая делегация. Сначала Копытин в красной шапочке Деда Мороза проорал прямо в лицо:

— С Новым тебя, Синица!

Потом Кузька сунул ладонь поздороваться. Впопыхах наступил на ногу, толкнул Копытина в спину, после чего завершил выступление, ударив содержимым пакета о стенку прихожей. Внутри жалобно звякнуло.

— Ребята, заберите у него сумки, пока не переколотил все, — всполошилась Агнешка и тут же всучила мне пальто: мол давай, Синицын, ухаживай за девушками. Выросла Ковальски, совсем дамой стала.

Я накинул на плечики верхнюю одежду, пахнущую духами и сыростью, а когда обернулся, то замер от неожиданности. На пороге стояла еще одна гостья… Враг в самом сердце, в святая святых — в моей квартире! Ее Величество ледяная королева пожаловала собственной персоной.

Пивной хмель мигом улетучился, а от ощущения грядущих неприятностей неприятно засосало под ложечкой. Я сплю, это дурной сон. Диана Ильязовна снова включила капсулы и нас с Василием Ивановичем утянуло в очередной кошмар. Сейчас из всех углов полезут агрессивные твари, а порог переступит Щелкунчик с вечно клацающей челюстью.

— Синица, чего застыл, — пихнула меня в бок Агнешка, — помоги гостье раздеться.