Прокопенко-младший был слишком спокоен для человека, находящегося на мушке прицела. Он просто лежал и смотрел, не предпринимая попыток сбежать или заговорить. Гены легендарного папаши давали о себе знать, а может уже давно был готов к смерти. Жизнь у него такая, рисковая.

На улице послышался шум работающего мотора, а следом прохрипела рация:

— Орель — начинаю движение вниз по улице. Бустах — доложить обстановку.

Всего лишь одно движение пальцем, легкое нажатие…

— Бустах — доложить!

Да твою же дивизию… Что за херня?! Трясущимися пальцами опускаю ствол.

— Бустах Валдаю — второй дом чисто.

— Принял, через полминуты буду у вас.

Живи, волчонок…

Мы не сразу отправились в путь. Командир дал отмашку на пятиминутный перерыв: оправиться, привести амуницию в порядок. Ну и чайку попить на скорую руку, коли таковое желание возникнет.

Желание… Желание было одно — добить гаденыша.

Смалодушничал, Василий Иванович, совсем старый стал. И ладно бы нормальному человеку жизнь сохранил, но Прокопенко — он же зверёныш, с молоком матери впитавший уголовный уклад. Скольких людей кончит, скольких убьет, может и до меня доберется, желая отомстить за гибель дружка.

Почему отпустил? Почему, старый кретин? Я несколько раз порывался вернуться назад, и доделать то, что не смог сразу, но внутри словно стопор срабатывал.

Скрипя старыми досками крыльца, я поднялся следом за командиром и зашел внутрь. В качестве временного пункта размещения выступало административное здание лыжной базы, неплохо сохранившееся для заброшенного объекта. Внутри — целёхонькая мебель: шкафы и стулья. Пластиковые окна, покрытые толстым слоем грязи, скупо пропускали солнечный свет. Пахло сыростью и гнилью, а еще резким запахом пота от наших одежд. Что и говорить, за последние полчаса набегались вдоволь.

— Василий, с тобой все в порядке? — обратился Док, заметив неладное.

Пришлось кивнуть.

— Ох, Василий, не нравишься ты мне.

Я сам себе не нравлюсь, а что поделать… как-то приходится с этим жить.

За окном сноровисто рыкнул второй снегоход и следом в комнату ввалился Дядя Федор. Румяный от морозца, со следами инея на усах. Выдав густой клуб пара, парень протопал в центр зала. Увидев на покрытой трещинами стойке термос, расплылся в широкой улыбке. — О, горячий чаек! С лимончиком… все, как я люблю.

— Показывай, что нашел, — потребовал командир. Пришлось Феди отрываться от кружки и демонстрировать собранные с тел убитых трофеи.

— Ерунда всякая, даже взять нечего — посетовал он на собственную неудачу. — Дешевые китайские пукалки, которым цена на черном рынке — рубь.

Командир взял один из лежащих пистолетов на стойке, задумчиво покрутил в руках, щелкнув затвором.

— Ну а ты что хотел, — наконец произнес он. — Ребята явно не профессионалы, что нашли, то и купили.

Прав был командир: не походили убитые на бойцов, больше на залетных хлопцев, попавших не в то место и не в то время. Интересно, что они здесь забыли, да еще и с Прокопенко в придачу.

Стоило вспомнить о последнем, как настроение мигом улетучилось. Отпустил гниду… а мог бы допросить. Хотя почему это мог? Вернуться не поздно, куда он с лыжной базы денется, окруженной глубокими сугробами и лесом. До ближайшего поселка семь километров — пешком долго добираться будет, если только не сообразит среди мусора годные лыжи найти.

Пора исправляться, Василий… Пальцы до боли сжались в кулак, и я понял, что обязательно скажу командиру. Еще минута и переселю из неоткуда взявшуюся слабость, потому что по-другому нельзя. И плевать на орущую внутри чуйку: «оставь парня в покое, оставь». Есть железные правила, написанные кровью тысячи бойцов, а остальное — пустая лирика…

— Командир, почему Око не выходит на связь? — Федя с шумом отхлебнул горячий чай. Пальцы, обхватив крышку термоса, пытались согреться после мороза.

— Ты что-то хочешь от Мамона?

— Ничего не хочу, просто странно это. Каждые пять минут доставал, а тут тишина в эфире.

— Просто-просто…, - командир вытянул руку, направив ствол трофейного пистолета в голову парня. — Просто ты не должен был ехать с нами, Федя.

Парень с дурацкой улыбкой уставился на командира, полагая, что это очередная глупая шутка, смысла которой он не понимает. А спустя секунду прогремел выстрел и тело Дяди Федора завалилось назад. С глухим шумом по полу запрыгала крышка термоса, разбрызгивая остатки теплого чая.

— Что за…, - договорить я не успел. Командир повернулся и одним ударом отправил мое сознание в темный и беспросветный нокдаун.

— Поиграем, отважный рыцарь?

Лопатки до боли уперлись в гладкую поверхность. Ладонь слепо зашарила по стене, пытаясь найти ручку несуществующий двери или кнопку, открывающую потайной лаз. Да все что угодно, лишь бы не видеть страшной до чертиков рожи ведьмы. И дело тут вовсе не в потекшей туши или воспаленной от угрей коже. И даже не в сплошной ране вместо левой щеки. Я до замершего в груди сердца боялся взгляда безумного человека, способного на все. Проще столкнуться с лающим псом в узком проулке, чем с ополоумевшим шизоидом. От собаки хотя бы знаешь, чего ждать, а эта…

Толком не помню, как выкрутился. Кажется, рванул в бок — нагнулся, уворачиваясь от чужой руки, пытающейся то ли обнять, то ли схватить. На ходу споткнулся и упал, до боли ударившись коленками. На глаза попались обломки валяющегося стула. Металлическая ножка лежала прямо под рукой: протяни и схвати ее — чем не оружие? Но я даже думать об этом не стал. Всё, что были способны выдать мои мозги — это бежать… бежать прочь отсюда, не останавливаясь и не оглядываясь.

Я буквально вылетел в коридор и рванул прочь: надрывая мышцы, выжигая кислород из легких. Сердце бешено колотилось в груди, острой болью напоминал о себе бок, а я несся вперед, чувствуя близость спасения. Впереди маячил долгожданный переход в атриум. Выскочить на второй этаж, а дальше вниз по лестнице, мимо аппаратов с газировкой, мимо поста охраны в сторону выхода. Мой план был прост и незамысловат, как пять копеек, вечно валяющихся в кармане. На что-то большее банально не хватало времени.

«Бежать… бежать», — билась паническая мысль в голове, вытесняя остатки здравого разума. Бежать что есть сил!

Для того, чтобы попасть в центральный холл, нужно было преодолеть участок длиною в сотню метров. Казалось бы, чего проще? Но кишка коридора все удлинялась и удлинялась — бесконечной телескопической удочкой. И вроде бы летишь со всех ног, а все равно остаешься на месте. Я повернул голову и увидел знакомый пейзаж в проносящихся мимо окнах: пустующий школьный двор, нелепый забор, а за ним лишённая автомобилей парковка. Всё бессмысленно — этот кошмар никогда не выпустит из своих объятий. Я обречен бежать вечно…

Ватные ноги заплелись и тело без сил рухнуло на плитку пола. Жадно хватаю ртом воздух, наблюдая, как длинная нитка слюны стекает с подбородка. Всё что остается — беспомощно валяться и слушать звуки приближающихся шагов. Нет нужды поднимать голову, я и без того знаю их хозяйку.

— Рыца-а-арь?!

Голос неприятный и резкий, как у стаи ворон, каркающих за окном. Я понимаю, что не смогу подняться, а даже если и встану, то вряд ли смогу бежать. Остается только ползти.

Ладонь ложится на плитку пола, холодную и шершавую на ощупь. Местами потертую, с простеньким синим орнаментом внутри. Стоп… это не школа. Точнее школа, но пол другой. В качестве профилактики травматизма в учебных заведениях было запрещено использовать кафельную плитку. Если только речь не идет о специализированных помещениях вроде столовой или душевых. И как раньше не заметил?

— Остановись, о храбрый рыцарь.

Паническая атака мешает здраво мыслить. Оголенные нервы и безотчетный страх, возведенный в энную степень — единственное, что наполняет внутренности. Хотелось бежать прямо сейчас, немедленно. И я бы это сделал, но лишенное сил тело, было не способно даже подняться.