Я молчал, не зная как начать разговор. Пока шел, в голове все было ровно и складно, а стоило открыть рот и мысли куда-то улетучились.

— Ну же, Василий Иванович, откуда такая робость? С игрой проблемы или про капсулы хотели спросить?

— Нет, я о другом… Вам знаком человек по фамилии Прокопенко Илья?

Брови девушки поползли вниз, а взгляд из чуть насмешливого вдруг стал тревожным. Отвечать не было нужды, и без того понятно.

— Почему вы спрашиваете?

— Меня не сам Прокопенко интересует, а его приятель. На вид не старше тридцать, зализанные волосы, крупная родинка на левой щеке и весь такой вертлявый, подвижный, словно на химии сидит.

— Кирилл?

Значит Кирилл. Имя надо запомнить, вдруг пригодится.

— Диана, скажите прямо, у вас с ним проблемы?

— Нет у меня проблем. С чего вы взяли?

— Жизненный опыт подсказывает.

— Это не ваше дело, — излишне резко отреагировала девушка. И некогда красивые глаза миндалевидной формы обратились в амбразуры дзота.

— Вы правы, не мое. Извините, если нарушил границы личного пространства.

Развернулся и заковылял в сторону выхода из класса. Но на пороге не выдержал и остановился.

— На будущее, Диана Ильязовна, давайте обойдемся без совместных прогулок. Если вдруг Зинаида Петровна или кто другой обратиться с похожей просьбой, направляйте сразу ко мне.

И закрыл дверь.

На второй перемене меня поймал Серега Копытин. Выцепил возле аппарата с газировкой, и оглядевшись по сторонам, заговорщицки прошептал:

— Есть разговор.

Серегу я знал с самого детства — росли в одном дворе. Часто пересекались на игровой площадке: летом в футбик гоняли, зимой с клюшками бегали или в тот же футбол. Великими друзьями не были, но как это модно сейчас говорить — приятельствовали. Школьные психологи обожали этот термин и часто использовали на лекциях, а я вот терпеть не мог. Веяло от него чем-то недоразвитым: нечто среднее между другом и простым знакомым. Вечно мозгоправы придумывали, пытаясь классифицировать человеческие отношения. Пацан со двора он и есть пацан со двора, этим все сказано.

Копытин учился в параллельном «Б» классе и последние два года был известен тем, что отчаянно пытался замутить с девчонкой.

— Ты встречаешься, Леха встречается и даже Сева бабу завел, один я как лох — девки стороной обходят… Может мне того, подкачаться малясь?

Зря он переживал — нормальный пацан: не урод, по спортивному подтянут. Но вот это его отчаяние, написанное крупными буквами на лице, отталкивало противоположный пол хуже запаха пота.

— С ним точно все в порядке? — спросила меня как-то Олька. — Дерганный весь какой-то и взгляд странный, словно у маньяка.

Серега маньяком не был, он просто хотел трахаться — любви, одним словом. Не обязательно большой и чистой, главное, чтобы было куда сбросить накопившееся напряжение, разрывающее бедолагу изнутри. Все дело в гормонах… отсюда и несвойственная здоровому человеку нервозность, и лихорадочный блеск в глазах, ошибочно принимаемый женской половиной за психическое отклонение.

Пока шли к укромного уголку, в виде двух лавочек в глубине холла, я успел открыть баночку газировки. Шипящие пузырьки моментально ударили в ноздри, а рот заполнился терпким вкусом «Байкала». Глоток за глотком прохладного божественного нектара, что может быть лучше, особенно после двух мучительных часов алгебры.

Увы, но насладится вкусом лимонада не позволил надоедливый Копытин.

— У Алки есть кто? — зашипел Серега не хуже газировки, выпущенной из-под алюминиевой крышки.

— Ты про какую Алку, про нашу?

— Ну не про Колесникову же.

Зря он так, Колесникова может и страшна, как атомная война, зато дает каждому третьему, а с нашей моделью шансов закрутить нет никаких. О чем я и сказал прямо в лоб.

— Ты просто ничего не знаешь, — Серега настороженно огляделся по сторонам, и не обнаружив ничего подозрительного, зашептал: — прикинь, мы с ней вчера в парке гуляли.

— Неужели свидание? — не поверил я. И правильно сделал, потому как оказалось это никакое не свидание, а случайная встреча. Наша Аллочка то ли ждала кого-то, то ли просто скучала и тут подвернулось знакомое лицо. Поболтали минут десять, а Серега нафантазировал себе невесть что: целый любовный роман или скорее сюжет порнофильма.

— Я её имя в анкете напишу, — подвел он итог своему монологу и кивнул в сторону телевизионной панели, на которой большими буквами красовалась надпись «День всех Влюбленных».

— Ну и напиши, я-то здесь причем?

— Понимаешь, Никитос, хочется гарантий, а вдруг она другого выберет? С Нинкой из десятого «Б» больше шансов замутить.

— Значит напиши Нинку.

— Так-то Алка посимпатичнее будет.

— Серега, от меня ты чего хочешь? — начал я злиться. С ума все посходили с Днем Влюбленных: носятся с этим праздником, словно курица с яйцом. И ладно девчонки, у них в мозгах сплошные розовые сопли, а пацаны-то куда? Даже взбалмошный Кузька в кои-веки постригся, и привел вечно торчащие патлы в порядок.

— Никитос, ты не понимаешь: двадцатое ноября — это день, когда надо рисковать по-крупному. Девчонки сейчас самые уязвимы, им западало одним оставаться, а тут я весь такой надежный, подмигну, дескать с гарантией… Как думаешь, с Аллочкой прокатит?

— Нет.

— Совсем нет?

— Совсем.

— Прям без вариантов?

— Есть один.

— Это какой? — в глазах Копытина промелькнула надежда

— Ты должен до двадцатого числа успеть перебить всех мужиков в мире, но даже в этом случае успех не гарантирован. Аллочка такая непостоянная, может и на баб переключиться.

— Никитос, я серьезно.

— Так и я серьезно — держись от нее подальше. Ничего хорошего из общения с Аллой не выйдет, только нервы зря потратишь и время.

— Сам-то целовался.

Сука… Это я не на Серегу злился, а на дурацкие обстоятельства. После того злополучного танца и покатились наши с Олькой отношения по наклонной. Целовались мы… Да нихрена! Был один единственный медляк, который все разрушил. В Аллочку тогда словно бесы вселились: перепила шампанского и вешалась на меня всю ночь. Не из-за любви, а из-за того, что какой-то мальчик посмел выбрать рыжую Королькову, а не ее, первую красавицу класса. Если бы я тогда знал, чем все закончится, ни за что бы не поперся на гребанную дискотеку, а остался сидеть в доме, с больной Олькой.

Тогда все и случилось. Именно тогда она впервые мне изменила, если верить распускаемым слухам. Надежный Костик оказался рядом, чтобы утешить — подсуетился, сука!

Пальцы сжали тонкий, податливый алюминий и тут же отпустили. На дне банки плескались остатки теплого «Байкал».

— Серега, а ты помнишь, кто первым про мой поцелуй с Аллочкой растрепал?

— Сам же хвастался.

— Нет.

— В раздевалке с пацанами.

— Не было такого, — я отрицательно покачал головой. — Вспоминай, Серый, откуда слухи пошли.

— Пацаны болтали в школе, да и во дворе…, - Копытин задумчиво почесал щеку. — Ты же знаешь, как это бывает: один сказанул и понеслось.

Мне бы найти того, кто сказанул первым.

— Подожди, то есть вы с ней…

Договорить Копытин не успел. С верхней площадки раздался нестройный хор детских голосов:

— Наш Сергей, наш Сергей, наш Сергей наверно гей!

Руководил хором самодеятельности Копытин-младший: наглый белобрысый четвероклашка. Уж лучше совсем никакого родственника не иметь, чем такого — настоящая заноса в заднице старшего брата.

— Потом договорим, — крикнул Серега, сорвавшись вихрем с места. Спустя пару секунд он уже топал по лестнице, выкрикивая на ходу проклятья, а визжащая от страха и восторга детвора, кинулась врассыпную. Ну все, началась игра в догонялки, повторяющаяся с завидной регулярностью. Настолько часто, что даже смотреть было скучно.

И все же какая скотина выдумала слух про меня и Аллочку? Знать бы…