Не успел закончить фразу, как с той стороны засопело, закряхтело, а потом ударило, да с такой силой, что я чуть вновь не отлетел к стене. Правую створку перекосило — это еще чудо, что после всего произошедшего она не слетела с петель.

— Держи! — проорал Василий Иванович.

Кого держать… зачем держать? Я все никак не мог взять в толк, что происходит. Какой-то бред воспаленного сознания, кошмарный сон, в который попал и из которого нельзя выбраться. Ходишь по кругу, раз за разом повторяя одно и тоже дурацкое действие. Ну зачем, скажите на милость, понадобилось усираться — держать дверь до кровавых мозолей, если можно просто сбежать?

Именно эта мысль крепче прочих засела в голове, и именно ее я проорал во всю глотку:

— Зачем держать?! Ждать, когда нас сожрут?!

Василий Иванович грустно улыбнулся, и в непривычной для себя тихой манере произнес:

— Малой, я в этой школе уже третий час ошиваюсь. Отсюда выхода нет…

Третий час я торчал в проклятой богами школе… Третий час, если верить командирским часам, которые когда-то давно разбил и потерял в рыжих песках саванны. Многое мне досталось прямиком из прошлого: заношенная и местами штопанная «поросячка», британский «Скелетон», докрученный и доведенный до ума Мамоном, разгрузка с полезными мелочами, вроде гранат, изоленты и веревки.

То, что происходящее — дурной сон, не было никаких сомнений. Сон очень глубокий с присущей реальной жизни полнотой запахов и ощущений. Сон очень похожий на тот, что я недавно испытал, будучи подключенным к капсулам без электричества. Сон из которого не выбраться и не проснуться, как и не выбраться из этой дурацкой школы, в которой учился больше двадцати лет назад.

Всего лишь сон…

Знакомые стены и классы, покрытые трещинами деревянные парты и школьные доски, с кусками мела на специальной полочке внизу. Такие уже не выпускают… Современные доски созданы по технологии светоизлучающих полимеров, и напоминают скорее телевизионную панель, на поверхность которой выводят печатный текст или видео с картинками, а пишут специальными стилусами, похожими на модные нынче швейцарские ручки. Они не скрипят, не оставляют белых разводов, и не требуют обработки подслащенной водой, чтобы мелом лучше писалось. Да и выглядят куда презентабельнее своих старых собратьев. Одна только беда была с ними. Та самая, о которой нынешняя молодежь даже не подозревает.

У старой школьной доски была своя душа — история, в виде царапин и следов диктанта по русскому, который писали в восьмом классе и который остался едва различимыми линиями в левом верхнем углу. А еще знакомые до боли запахи… Не пластика и нагретого полимера, а мела и мокрой тряпки.

Я настолько погрузился в прошлое, что первые минуты туго соображал. Ходил с открытым ртом, рассматривая давно забытое из детства: то самое, что снесли экскаваторами и на чьем месте воздвигли высотку. Отыскал свою прежнюю парту, и провел ладонью по крышке, вспоминая каждую выемку и неровность. И даже обнаружил полустертую надпись «Лорка-дура», написанную сбоку черным маркером.

М-да, а Лорка и вправду оказалась дурой. Связалась с каким-то уродом и спилась, окончательно затерявшись в одном из неблагополучных районов города. Красивая была девчонка, фигуристая…

В конце кабинета стояли шкафы, полки которых оказались забиты папками и учебными материалами. Рядом притулилась рогатая вешалка с парой деревянных плечиков. Слева глухая стена, справа окна… Должны были быть окна, но вместо них вся та же глухая стена.

Я зашел в соседний кабинет и обнаружил серый бетон вместо вида на внутренний дворик. И в каждом последующем классе, и даже в коридорах не было окон — лишь подоконники и гладкая поверхность камня.

Спустившись на первый этаж, я сделал очередное открытие — выход на улицу отсутствовал. Его попросту не существовало… Неизвестные шутники залили дверь все тем же раствором бетона. Пришлось потратить гранату в попытках выбраться наружу — безуспешно, лишь сетка мелких трещин пробежала по поверхности. Выпущенные пули оставляли маленькие углубления, а лезвие ножа скользило по шершавой текстуре бетона, как по граниту.

В подвал и на крышу не попасть, наружу не выбраться. Сон, начинавшийся, как приятное воспоминание о прошлом, превратился в сплошной кошмар. Я метался по кругу, распахивая двери многочисленных классов, пытался отыскать хоть какую-нибудь лазейку. Любое отверстие или дыру достаточного размера, чтобы протиснуться взрослому человеку. Но ничего этого не было — лишь глухие стены кругом.

Госпожа Паника, редко посещавшая в обычной жизни, в сновидении захватила с головой. С реальностью все было просто, она существовала и функционировала согласно строгим законам физического мира, а по каким правилам играло мое подсознание? И подсознание ли?

Я попытался воспроизвести в голове последние часы бодрствования. Помнил, что собирался идти с работы домой. Планировал заглянуть в продуктовый магазинчик на углу, прикупить ветчины на ужин и хлеба. И на этом воспоминания обрывались: на ароматном запахе колбасы и полках, заставленных кисломолочной продукцией.

Дальше что? Логично предположить, что домой я таки добрался: поужинал, лег спать, а дальше несостыковочка получается. Слишком уж отличалось качество сна от обычного.

А может быть такое, что я вернулся в школу? Заглянул в кабинет информатики и убедил Диану Ильязовну предоставить мне доступ к капсулам? Нет, бред… Во-первых, она никогда бы на это не согласилась, уж слишком напугана была случившимся, а во-вторых, я сам, прибывая в здравом уме и твердой памяти, не отважился бы совершить подобное. Сунуться в неизвестность, хрен знает куда, ведомый духом первооткрывателя? Нет уж, увольте — за глупым романтизмом это к Малому, мне же хватило одного вида несчастной, распятой на кишках.

Значит не капсулы, но тогда что? Провидение судьбы или чья-то глупая шутка? Был бы рядом Малой, наверняка бы выдвинул кучу гипотез: что-нибудь про кванты и электрический синапс. Однако парня здесь не было, а Василий Иванович привык действовать, а не рассуждать.

Закончив проверку спортивного зала с натянутой волейбольной сеткой и матами, сложенными в углу, я направился в противоположное крыло. Если не изменяла память, именно там располагалась столовая, в праздники исполнявшая функции актового зала. Распахнув деревянные створки, переступил порог и… музыка лавиной обрушилась на меня.

«Наконец-то лето — кончились уроки».

Неслось и орало со всех сторон, словно переключили невидимый тумблер, и доселе мертвая школа вдруг ожила. Яркие огни дискотеки слепили глаза, повсюду дергалась и танцевала малышня. Я ходил завороженный, сквозь бурлящее живое море, пытаясь понять и сообразить.

Мое прошлое? Нет, не оно это: молодежь одета по моде, да и песенка из современной попсы. В сороковые-пятидесятые годы такого точно не звучало. В воздухе повеяло чужим и незнакомым, а раз так, должно быть второе подсознание — другой человек, влияющий на картинку сна.

Малого я обнаружил в самом центре зала, лихо отплясывающего с симпатичной девчонкой. Барышня буквально висла на пацане — терлась, что кошка во время течки, хватая за задницу. Значит пока Василий Иванович напрягается, выход ищет, он здесь во всю развлекается? Пора заканчивать эти брачные игры.

Стоило сделать первый шаг и сплошная стена выросла перед глазами. Танцующие двигались черным вихрем, сквозь который не пройти. Природная стихия — самый настоящий ураган, в эпицентре которого отплясывал Синицын.

Я попытался было прорваться силой, но тут же получил болезненный удар в живот, а кто-то маленький и юркий хватанул зубами за рукав.

Ну же, Малой, очнись — перестань воображаемую бабу лапать. Посмотри на меня, посмотри же…

Малой очнулся, пускай и не с первой попытки. А дальше… А дальше начала твориться форменная чертовщина — то, чего я так и боялся. Это гребанная дискотека не хотела отпускать парня. Танцующие дети в одночасье превратились в диких зверьков, скаливших зубы. Кто-то из них рычал, присев на корточки, кто-то водил носом и обильно пускал слюну. Хреновое зрелище, не для слабонервных.