— Что за проект?

— Синица, не включай тупого. Все ты прекрасно понимаешь. Профессор никому не доверял, и поэтому хранил данные в собственном кабинете: в бумагах и на жестком диске ноутбука, лишенном выхода в сеть. Столько часов работы сгорело в одночасье, какая жалость.

Я открыл рот и тот же захлопнул, не в силах ничего произнести. Это что же получается, эксперимент закончен? Великое открытие погибло от рук сумасшедшей девчонки?

Кожаная перчатка коснулась моей щеки, и я вздрогнул от неожиданности.

— Посмотрите, кто расстроился, кто бровки нахмурил… Синица, какой же ты еще дурачок. Я тебе жизнь спасла.

— Ты убила профессора, единственного человека, способного сделать величайшее открытие века. Мы… мы могли бы.

— Мы? Ты сказал мы? — девушка засмеялась, искривив рот в уродливой улыбке. — Никаких «мы», Синицын. Для профессора существовало только «Я». Засиять в лучах собственной славы и не важно какой ценой — вот его мечта. Ради этого он готов был пойти на всё: закрывал здоровых людей в клинике, пичкал их лекарствами, засовывал в капсулы, превращая в безумцев.

— Не верю… Все что ты говоришь, бред.

— Тебе нужны доказательства, Синицын? Тогда открой глаза, посмотри внимательно.

— Куда?

— На меня! На меня смотри, Синицын! Что ты видишь?

— Спятившую девчонку.

В этот раз улыбка у Володиной вышла красивой. Может потому, что не было в ней ничего веселого.

— Я не безумная.

— Расскажи об этом парню, которому проткнула живот. В каком это случилось классе? В шестом?

— Значит раскопал …

— Зачем ты его ножом ударила?

— Это были ножницы, Синицын. Обыкновенные ножницы, которые стащила на перемене из стола учителя.

— Нож, ножницы — да какая хрен разница? Ты едва не убила пацана.

— Этот ублюдок доставал меня.

— А лучше аргумента придумать не смогла? Если бы я начал резать всех, кто достает.

— У тебя кишка тонка, Синицын.

После подобного заявления я не сразу нашелся, что ответить. Наверное, со стороны мы выглядели влюбленной парочкой: краснеющий парень и милая девушка в белой шапочке с помпончиками. Только краснел я отнюдь не от смущения. В крови кипел адреналиновый коктейль из злости и страха. Улыбающаяся напротив красавица щебетала не о пустяках, как было положено её сверстницам, а о решимости убивать. Имея за спиной как минимум один обгоревший труп.

— Скажи, а мать тебя тоже раздражала? Поэтому ты решила её сжечь вместе с домом?

— Блядь заслужила.

— Мариночка, у меня для тебя новость — ты больна. Не одному здоровому человеку не придёт в голову решать проблемы подобным образом.

Послышался веселый смех и крики — мимо пронеслась стая малышни, таща на санках разодетого карапуза. Тот все норовил завалиться на бок и, если бы не капюшон в цепких руках девчонки, бегущей попятам, непременно бы это сделал. Среагировав на шум, ледяная королева повернула голову. А ведь у них много общего: у той ведьмы из сна и Володиной из реальности. Угадывалась схожесть черт, разве что нос у последний ну уж слишком идеален: выпрямилась горбинка, исчезли широкие крылья. Она и до пластической операции была красавицей, а уж после…

— Что на счет твоего дружка, Синица?

— Какого дружка? — я настолько увлекся игрой «найди отличия», что не сразу уловил смысл вопроса.

— Уборщика… Он ведь тоже больной? Он тоже убивал.

— Тоже мне сравнила. Василий Иванович солдат.

— Ты хотел сказать, наёмник.

— Какая разница?

— Большая, Синица… Если тебя послушать, то убивать за деньги — это нормально, а убивать из необходимости сразу клиника.

— Красиво вывернулась, Мариночка, браво. А теперь скажи, зачем понадобилось поджигать родную мать? Какая в том была необходимость? Она заставляла рано возвращаться домой, мешала встречаться с парнями?

— Угадал, Синица, только с точностью наоборот. Я была трудным подростком — прицепом из прошлого, мешающим наслаждаться жизнью. Мамаша хотела блядовать, а я вечно крутилась под ногами, создавая проблемы — малолетка-преступница с расшатанной психикой. Именно поэтому она решила сплавить меня в психушку. Главное, побольше забашлять. Профессору ведь так были нужны деньги, а еще ему был нужен биологический материал, — девушка уставилась на меня. — Ну, чего ты молчишь, Синица? Скажи что-нибудь про великого ученого и про его грандиозное открытие. Хочешь узнать, как оно получилось? Пьяный профессор ошибся, выкрутив датчик напряжения на максимум. Мои мозги едва не поджарились от электромагнитного импульса, только кого это заботит? Илья Анатольевич плясал на радостях, когда удалось наладить контакт с сознанием уборщика. Он даже трахнул меня от переизбытка эмоций: в жопу, как и любил. А знаешь, почему именно в задницу? Потому что другая дырка ничего не чувствует — полная атрофия. Я веду себя как бревно в постели, а от анала дергаюсь. Только не от удовольствия, от боли. Профессору было плевать на крики, на кал, вытекающий вперемешку с кровью. Ему были нужны чужие эмоции, и он умел их получать в полной мере. Как тебе такое положение дел, Синицын? Достаточный повод, чтобы убить?

— Не понимаю… зачем ты все это терпела? Могла бы пожаловаться.

— Кому? Маме, отправившей в психушку или папе, у которого новая семья и которому насрать?

— Но есть же социальные службы, есть форумы, есть сайты…

— Не смеши, Синицын. Слово сумасшедшей девчонки против слова маститого ученого с крышей из министерств и ведомств. Как ты думаешь, кому поверят? То-то же.

— Все равно не понимаю. Как ты оказалась здесь, в нашей школе?

— Мы заключили с профессором договор: я отдаю свое тело для опытов и утех, а взамен получаю вас.

— Нас?

— Весь ваш класс.

— Не понимаю.

— Синицын, не тупи — все элементарно. Министерство образования подкинуло профессору калым в виде разработки новой методики. Предоставило на выбор сотню школ по стране. Мне пришлось сильно постараться, чтобы убедить его выбрать нужную.

— Ради мести?

— А чем не основание?

— Ты подставляла свой зад, позволяя трахать и устраивать эксперименты ради мести? Из-за обид, нанесенных шесть лет назад глупыми подростками? Даже не тебе самой, а другой девчонке?

— Она была не просто другая. Ты это знаешь.

— Да, знаю! А еще я знаю, что она никогда бы не одобрила планов мести. Что ты хотела с нами сделать: вывезти на турбазу, закрыть в домике и поджечь?

От холодного взгляда Володиной стало нехорошо. Я вдруг понял, что все это время левая рука девушки находилась в кармане. Пришла попрощаться… Пресс напрягся, а кишки сжались в предчувствии неминуемого удара. Сейчас нож мелькнет в воздухе и острое лезвие вспорет живот. Или полоснет по горлу, чтобы наверняка. Но вместо этого я услышал:

— Прощай, Синицын.

— Подожди… Ты уходишь? А как же грандиозные планы мести?

— Все в прошлом.

— Но почему?

— Не почему, а когда, Синицын… Ты никогда не умел правильно формулировать вопросы. Все изменилось сегодняшней ночью.

— Не понимаю.

— А тебе и не нужно понимать.

Девушка сделала шажок вперед и вдруг прижалась ко мне всем телом. Я почувствовал аромат духов, ощутил теплое дыхание на коже. Мягкие губы коснулись щеки, осторожно поцеловали.

— Просили передать, — произнесла она, и развернувшись, зашагала в сторону такси.

Секунд пять я стоял, ошеломленный. А потом прокричал:

— Кто просил?! Где?!

Прозвучавшие вопросы так и остались без ответа. Моргнув на прощанье фарами, такси скрылось за поворотом.

Валяясь на деревянном полу, я медленно приходил в себя. Отбитая скула горела огнем. Спасибо Доку, что ничего не сломал, хотя мог бы. Удар у него поставлен, что надо, как у профессионального боксера.

Да уж… спасибо.

Первым включился слух и тут же известил о присутствии постороннего. Доски пола жалобно поскрипывали под весом чужого тела: неизвестный ходил по комнате, шуршал бумагами, возился с оружием.