Однако все вышеперечисленное не исключает внешнего фактора, сумевшего сыграть на противоречиях внутри коллектива. Угли раздора тлели на протяжение долгих лет, будучи не способными разгореться в костер. Лежали себе и ждали, пока не придет заботливый гость, и не подкинет хворосту, раздув жаркое пламя. Точнее не гость, а гостья, некая миссис Х…

Из одной группы уходит — и все начинает сыпаться, в другую приходит — и все налаживается. Что это как не злой умысел некоего серого кардинала? Кто ты, госпожа Володина, чертов гений-манипулятор или порождение случайных событий, которым мой разум пытается найти объяснение? Будет обидно, если все-таки второе. Так хоть существует объект для ненависти, кознями которого можно все объяснить. Забери его и что останется? Кучка придурков-одноклассников, решивших разругаться под конец школы? Или некогда лучший друг Костик, целующий и обнимающий Ольку? Что у меня вообще есть кроме глухой злобы внутри?

Мы долго сидели и пили, болтая о разном. Дюше хватило ума не развивать болезненную тему, мне хватило ума заткнуться и не продолжать, а Пашка… Пашка в принципе не особо парился по жизни. Сам по себе был парнем не сложным, и тянулся к столь же простым вещам. Оставалось только удивляться, как Новиков умудрился попасть в элитную группу имени Сабурова. Для них он всегда был быдлом, тупым борцом с поломанными ушами, а они для него — пафосными придурками. Две линии, существующие в параллельных плоскостях, и никогда не пересекающиеся в границах Вселенной. Вот и в этот раз они разошлись. Только одного я не понимал, почему за лучшим другом не последовал Сашка-боксер?

— Да урод он, — резюмировал Пашка, не вдаваясь в подробности. И в кои-то веки я с ним согласился.

А потом было еще пиво, и еще, и еще… Под конец взяли по стопочке коньяка, вкуса которого я уже не почувствовал. Мир вокруг пах сладковатым солодом и сушеной рыбой. На зубах хрустели фисташки вперемешку с сухариками, а переполненный мочевой пузырь звал в туалет.

Пашка зачем-то обмотал морду туалетной бумагой и принялся рычать, изображая ожившую египетскую мумию, а может модного нынче японского «нинзю». Дюша, положив тяжелую руку на мои плечи, в сотый раз пытался объяснить:

— … придем в клубешник, а они там, понимаешь? Сделаем вид, что чистой воды случайность… Они там, а мы придем и как ни в чем не бывало… понимаешь?

Я понимал, и пытался это объяснить Дюше… кажется, даже словами. Не было ничего хитрого в придуманном им плане. Ребята после Котейни собрались пойти в популярный клуб Аура, и мы хотели отправиться туда же. Танцпол общий, с него не выгонишь, ну а там глядишь и придем к всеобщему согласию.

Грандиозный план был готов к воплощению, когда в дело вмешался случай. Пашка, переставший играть роль мумии, вдруг вспомнил, что у некой Кристинки сегодня в школе дискотека. И не в нашей центровой, а в какой-то захолустной, расположенной на окраине города.

— Сиськи у нее во! — привел Пашка убойный аргумент, и Соломатин поплыл. Оказывается, он видел Кристинку в фитнес-центре, и уже тогда девушка с четвертым размером груди произвела неизгладимое впечатление. Теперь же, будучи в значительной подпитии, Соломатин захотел освежить в памяти ранее виденный образ.

— Синица, ты это… давай без обид. Подкинем тебя до Ауры, а сами…

И что я в этой Ауре не видел? Семь танцполов на трех этажах и Ковальски, заигравшуюся в лидера? Вздумавшую наказать Синицина и потому устроившую мне бойкот? Да пошли они все: и танцполы, все семь… и Агнешка вместе с ледяной королевой.

Это была последняя связная мысль, посетившая мою голову. Дальше были лишь образы: ржущее лицо Дюши, и до противного теплый салон такси, в котором укачивало и хотелось блевать. Задранное вверх лицо, и мелкие снежинки, кружащиеся в темном небе. Клубы пара изо рта и край полной луны, выступивший из-за облаков. Серебристая дорожка, скользившая по поверхности большой лужи и Пашка, с хрустом ломающий кромку льда. Он долго топал, и в итоге провалился по щиколотку, оглашая окрестности веселым гоготом.

Мир вокруг сгустился и потемнел, а потом…

«Вот танцуют девочки — кольца, серьги, фенечки…»

Доисторическая песенка из числа тех, что периодически всплывают из небытия и снова оказываются в моде. Замиксованная и переработанная с жестким гитарным рифом на заднем фоне. Басы бьют по ушам, яркие пятна света мелькают перед глазами. Тени движутся в хаотичном танце, то исчезая, то появляясь снова.

Я не помню этих людей, не узнаю лиц в мелькающей круговерти перед глазами. Толпа веселящейся школоты, в основной своей массе класс девятый, может даже восьмой. И как меня угораздило очутиться в самом эпицентре? Ощущаю себя Гулливером среди малышни.

«Только бы родители это не увидели, не забрали нас домой…»

Напротив крутится совсем уж мелкая девчонка, которой по всем прикидкам не больше четырнадцати лет. Раскрашенное лицо еще не успело вытянуться, сохранив детские округлые черты. Ни сисек, ни задницы — малявка, одним словом, а все туда же. Пытается копировать взрослых, задрав худые мосластые руки к потолку, и призывно работая бедрами. Чувствуется нечто неестественное в ее движениях, не подходящее ни месту, ни возрасту. Девчонка еще в прошлом году танцевала на утреннике для мамы с папой, и вдруг такой рывок во взрослую жизнь.

Делаю несколько шагов в сторону, пытаясь избавиться от навязчивой партнерши по танцам и попадаю в новую круговерть. Радуга щедрым потоком света плещется из-под потолка, напрочь забивая сетчатку глаз. И снова тьма…

Где это я? Пьяные мозги работают на удивление трезво. Вспоминаю мелочь, виляющую тощей задницей. В Ауру посетителей младше восемнадцати не пропускают, следовательно, мы не в клубе. Остается школа, куда столь упорно заманивал Пашка, и куда Дюша хотел попасть. Одна из немногих старого советского образца, сохранившаяся на окраинах города.

Выход, нужно срочно найти выход и привести мысли в порядок… Пытаюсь определиться с направлением, но разве в такой вакханалии света и тьмы хоть что-нибудь разберешь? Иду наугад, пробиваясь сквозь преграду из мельтешащих тел. Смотрю поверх голов, пытаясь различить детали обстановки, и замечаю странную фигуру. Не прыгающую вместе с остальными а, как и я, бредущую сквозь толпу. Облаченную в светло-пятнистую форму, больше всего напоминающую…

Меня хватают за руку и резким рывком возвращают в водоворот событий. Высокая стройная девчонка заметно выделяется на фоне пляшущей мелюзги. Ей нет нужды играть в сексуальность, она и есть чистый секс, зовущий и увлекающий за собой.

Дистанция между нами сокращается до опасного минимума. Пряди длинных волос щекочут кожу, а голова начинает кружиться от ярких ароматов. Я вижу влажные губы, слегка приоткрытые, и ждущие — нет, жаждущие поцелуя. Тянусь к ним на одном голом рефлексе, готовый попробовать искусительницу на вкус. Секунда — и ничего не происходит: вытянутые трубочкой губы находят лишь пустоту. Девушка заливисто смеется и отдаляется от меня, но взгляда не отводит: кокетливо поводит плечиком, давая себя рассмотреть. А ведь хороша, чертовка! И лицом вышла и ладно скроенной фигуркой, проступающей сквозь тонкую ткань платья. И что она забыла на дискотеке поселкового масштаба? Такой прямая дорога в Ауру, на самый последний этаж, где представительного вида мужчины сорят деньгами, снимая молодых девчонок.

Острый кончик розового язычка скользит по губам. Ритмичные движения задирают край платья выше положенного, обнажая гладкие бедра. Девушка танцует красиво и элегантно, демонстрируя соблазнительные изгибы молодого тела. Фигуристые ножки на высоком каблучке делают шаг вперед, и я снова оказываюсь в облаке дурманящих голову запахов.

Ну теперь-то ты от меня не ускользнешь! Решительно тянусь вперед и снова облом. Палец с острым ноготком покачивается перед самым носом, давая понять: «эй, парень, на многое не рассчитывай». По крайней мере пока не закончится этот танец и не начнется другой: более медленный и куда более интимный.