Я в предвкушении и готов ждать хоть целую вечность, поэтому дарю улыбку в ответ. Делаю отработанное движение ногами, словно залихватский танцор диско из прошлого века.

«Может и не встретим мы друг друга больше, веселись ребята не жалея ног».

Колени — вправо, ладони — влево, под подошвой скрипит невесть откуда взявшийся песок. Надеюсь, это не с меня сыпется, не такой уж я и старый.

Фигура в светлой одежде снова мелькает на заднем фоне: пятнистая униформа, напоминающая… Тонкие пальцы хватают за рубашку и резко притягивают к себе. Острые коготки карябают кожу под тканью до острой — жгучей боли, и нет в этом действии ни капли сексуальности. Скорее похоже на агрессию взбесившейся кошки, разыгравшейся и потому утратившей всякий контроль. Смотрю в безупречно красивое лицо партнерши — на нем все по-прежнему: влажный взгляд, дразнящая улыбка. Пальцы разжимаются и боль отступает, словно не было её никогда — мимолетная иллюзия, рожденная отравленным алкоголем сознанием.

Мне все это мерещится, песок под ногами… Василий Иванович, разгуливающий по танцполу в светло-розовой униформе сирийского образца. Нечего ему здесь делать, на школьной дискотеке среди детворы, да еще и с огнестрелом за плечом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять простую истину: из настоящего — танцующая напротив девчонка, а не закопчённая физиономия вечно хмурого инвалида-уборщика. Я пытаюсь сосредоточиться на партнерше, на покачивающихся бедрах, на бесстыже торчащих сосках, проступающих под тонкой тканью. И девушка словно чувствует мое желание: одним ловким движением сокращая дистанцию. Прижимается горячим телом, скользя пальцами по спине, опускаясь ладонью все ниже и ниже, к самому поясу. Длинные волосы лезут в глаза, попадают в рот, в ноздри. Я чуть отстраняюсь и вижу девичью шею, бугорки позвонков, покрытые тонкими светлыми волосиками. Бархатная кожа слишком идеальна для человека: ни родинок, ни капелек проступившего пота.

На самой грани сознания тревожно зазвенели колокольчики. Отдельные звенья с трудом складываются в логическую цепочку, то и дело обрываясь, норовя ускользнуть. Поднимаю глаза и вновь вижу фигуру, выделяющуюся на общем фоне. Василий Иванович стоит неподвижно в центре живущего движением моря. Белки глаз ярким пятном отсвечивают на фоне прокопченной физиономии. Уборщика словно макнули головой в сажу или изрядно повозили рожей по углям. Он ждал, когда я обращу на него внимание, и когда дождался, привычно нахмурился. Подняв руку к кадыку, совершил резкое движение: рубящий удар ладонью от шеи.

Не понял…

А Василий Иванович повторял: и снова, и снова. Его брови не просто хмурились — они превратились в две гигантские мохнаты гусеницы, наползшие на глаза.

Нет, я догадался, что он сигнализирует про «опасную зону», только какая здесь может опасность, в центре школьной дискотеки?

Тебя нет, нет… Не существует, и не может существовать согласно всем законам логики. Даже самая некомпетентная охрана, не пропустит вооруженного человека внутрь школы. Человека, который и не думает скрываться и на которого никто не обращает внимания, словно он призрак — галлюцинаторный синдром, вызванный изрядной долей спиртного.

Мы молча смотрим друг на друга: я на него, он на меня — этакая игра в гляделки. И Василий Иванович не выдержал первым. Широко открыл рот, собираясь прокричать нечто привычное вроде «Малой, какого хера», но тут на него налетел пацан. Закружившийся в танце бедолага потерял равновесие и ударился прямо в грудь уборщика. Василий Иванович устоял, лишь слегка покачнувшись, а вот пацан осел на пол, на доли секунды скрывшись из виду. Споткнулся и ударился об глюк… Глюк…

Чужие губы касаются шеи, щекочут кожу, выпустив острые зубки. Они не кусают, скорее покусывают: нежно и аккуратно. Пальцы с острыми коготками уперлись в ремень — вцепившись в него, замерли. Поигравшись с пряжкой, и пару раз легонечко дернув за неё, решительно направились вниз.

Что есть галлюцинация? Это вопрос, ответ на который хорошо известен. Некий образ, поселившийся в сознании, и не имеющий никакого отношения к реальности. Он может приятно пахнуть и не потеть. Активно танцевать и при этом сохранять ровное дыхание…

Длинные пальцы с острыми коготками добрались до ягодицы и крепко сжали. Лицо девушки заслонило собою все: танцпол, дергающиеся тени и уборщика в светлой униформе военного образца.

Что есть галлюцинация? Мысль тонкой жилкой пульсирует в голове, мешая забыться в сладких объятиях. Не потеет, не задыхается и пристает, что банный лист к жопе.

Я берусь за плечи девушки, и медленно отстраняюсь. Она не видела моего кивка уборщику. Не видела, как мохнатые брови-гусеницы медленно распрямились, и Василий Иванович жестом приказал следовать за ним. Не видела и не могла видеть, как фигура в светло-розовом камуфляже направилась к выходу, расталкивая попадающиеся навстречу тени. Не видела, ну и ладушки, ни к чему ей это.

— Подожди меня, — улыбаюсь девушки, а сам совершаю обходной маневр. Наглый и резкий, а потому неожиданный для неё. Чужие пальцы хватают воздух, скользнув по рукаву рубашки. Вперед и шагу, не оглядываясь, не сомневаясь.

— Вот танцуют мальчики — девочки влю…

Музыка резко обрывается и в зале повисает тишина. Кровь стучит в ушах, а перед глазами белым призраком маячит спина Василия Ивановича. Вперед, только вперед, не сбавляя оборотов.

По залу застывших теней волной прокатывает рокот. Поначалу тихий, больше похожий на отдаленные раскаты грома, он набирает силы с каждым новым толчком. Возмущенные голоса звучат все громче и громче. Они просят, они требуют, они угрожают, сквозь заливистый свист и топот ног. Кричат, надрывая глотки, и визжат из последних сил. И вот уже очередная волна с ревом проносится над головой.

Эпицентр возмущения находится за спиною, именно там, где я и оставил девушку — точку, от которой волнами расходится темная энергия недовольства. Увеличивая амплитуду колебаний, превращая простое раздражение в злость, а злость в ярость и даже ненависть.

Одна из теней попыталась перегородить мне дорогу: прыщавый дрищ в вязаной жилетке — шагнувший и растопыривший руки на манер шлагбаума. Я не стал миндальничать с парнем, попросту оттолкнув того в сторону. Дрищ скрылся в кипящей темноте, а мое тело продолжало нестись вперед. Локти работали не переставая, расчищая путь. Да когда уже закончится это бесконечное людское море. Море теней, лезущих под ноги, мешающих пройти.

В темных волнах бушующей стихии показался просвет и тут уши заложило от женского визга — протяжного и невыносимого до боли, пульсирующего на одной высокой ноте. Многое слышалось в нем: и то что девушка брошена и забыта, и то что она идет по следу, чтобы разорвать обидчика на мелкие куски. Тени вокруг задвигались, заволновались. Две гигантские волны поднялись по бокам и начали сходиться, норовя сомкнуться над головой. Они бы непременно это сделали, но в самую последнюю секунду я успел выскочить на свободную площадку, чудом вырвавшись из объятий буйной стихии. Это был небольшой пятачок — пустующий коридор столовой, по одну сторону которого шли умывальники, а по другую дверь — долгожданный выход наружу.

Василий Иванович уже стоял на пороге, гостеприимно распахнув одну из створок. Заметив, что я замешкался, он проорал во всю глотку:

— Малой, работаем… в темпе, в темпе!

Я рванул с места, физически ощущая биомассу, колыхающуюся за спиной. Словно огромный черный слизень, очнувшийся ото сна, выпустил сотни щупалец-ложноножек. Они шарили в пустоте, выстреливали наугад, пытаясь поймать цель, опутать и затащить в раззявленный рот отвергнутой и потому разъяренной девушки.

Плитки пола мелькали под ногами, а впереди маячила белая фигура Василия Ивановича и распахнутые створки двери. Я увидел, как он взял оружие на изготовку, направив ствол в мою сторону. Черное дуло короткоствольного автомата — я даже толком испугаться не успел, как в воздухе защелкали сухие выстрелы. По полу замолотил золотой дождик: пустые гильзы брызгами разлетались в разные стороны.