Пока я рассказывал, вокруг нас собрались несколько человек и с интересом слушали, позабыв, зачем подошли к стойке.

– Я вчера видел, кого ты собираешься атаковать, очень симпатичный экземпляр. Вот тебе ещё три дня. Действуй, бери пример со своего комбрига.

– Спасибо, Михаил.

И я отошёл от стойки.

Довольный, я решил присесть в баре, взял пиво. Может, и правда, по примеру Беца вернуться в Ленинград с невестой? Вот только сомневаюсь я в моём отношении к браку. Я глубоко вздыхаю, задумываюсь, и чаша весов медленно идёт вниз в пользу женитьбы.

И снова вспоминаю нашего адмирала Беца. Его пример характерен для всех нас, служак.

На Камчатке отдыхать было негде, и каждую пятницу вечером командир лодки, капитан первого ранга Бец садился в самолёт в Петропавловске и летел в Хабаровск попить пивка, чтобы почувствовать там лоск крупного города, а в воскресенье утром прилететь обратно и в понедельник уже быть на подъёме флага на своей подводной лодке.

Как большинство подводников старой школы, он был заядлым холостяком. Невест на выданье на базе подводных лодок не было.

Однажды в самолёте по пути в Хабаровск он видит красавицу-стюардессу. Бец бросает на пол коробок спичек, стюардесса нагибается, поднимает коробок и возвращает его владельцу. «Корма у этой яхты так же хороша, как и обводы», – подумал будущий адмирал и сказал стюардессе: «Передай командиру, что дальше ты с ними не полетишь. Завтра в Хабаровске мы идём в ЗАГС, женимся и вместе улетаем в Петропавловск».

Вот так поступают настоящие морские волки, а я что, не моряк, что ли?

Смотрю, ко мне идёт Михаил. Взволнованный, лицо бледное, даже белое как полотно.

– Тебя выселяют за драку с мужиком. И ещё в комендатуру хотят сообщить.

– Понял. Очень меня обяжешь, если…

– Да, прослежу, чтобы в комендатуру бумага не ушла.

Я пожал Михаилу руку и отправился собирать вещи. На обратном пути закину ему бутылку коньяка, нормальный пацан.

Из ситуации есть несколько выходов. Мой был один – возвращаться в «Массандру».

На моём «запасном аэродроме» было некомфортно. Парень, проживающий со мной в одной комнате, устроил невообразимый кавардак. Полотенца, его грязное бельё – всё было раскидано по полу. Тумбочки, в том числе и моя, уставлены грязными бокалами. Пытаюсь смириться, ещё жить мне здесь и жить. Мой самолёт улетает в Ленинград только через пять дней.

Посмотрел я на это всё, и так захотелось вернуться обратно в комфортабельную «Ялту» к девочкам, к Марине и Инге. К кому тянуло больше? Марина хороша. А Инга? У меня нет никаких причин всё время о ней вспоминать, а вспоминается.

К женщинам у меня всегда было утилитарное отношение, я давно отработал приёмы соблазнения. Например, я научился моментально создавать ощущение, что она желанная, красивая и только я составлю её счастье. Это действует на слабый пол неотразимо, создаётся иллюзия, что я самый близкий и нужный ей человек. А сочетание определённых шаблонов юмора и некоторого количества алкоголя переводят наши отношения из дружеских в любовные с первой встречи.

У меня с женщинами абсолютно разные взгляды. Если она считала себя для меня единственной, то я считал её очередной. Я давал ей понять, что я её недостоин, и даже при расставании она продолжала чувствовать себя королевой. И на романы с её подругами или коллегами она смотрела снисходительно, так как в душе продолжала чувствовать себя единственной, и я эту иллюзию не нарушал.

«Этакий милый гадёныш». Я понимал, что это не самая достойная манера поведения, но ни одна из них не затронула мою душу настолько, чтобы я хотел увидеть в ней единственную. Моей «возлюбленной» все годы учёбы и службы была хирургия.

Кое-как я промучился всю ночь в душном номере. Пару раз выходил покурить на террасу. Вкусный, насыщенный аромат крымской ночи тонул в сигаретном дыму. Стрёкот цикад поглощал пьяный храп соседа, и это меня мирило с неудовлетворённостью собой, с осознанием того, что я не сделал чего-то главного. А чего именно – я никак не мог уловить.

Утром первая мысль: «Инга». Я понял, что с ней не может быть никаких игр, никаких фокусов. Что же я чувствую к ней? Просто она мне симпатична. А стену, которую она постоянно воздвигает между нами, я могу сломать.

После завтрака я сразу отправился в «Ялту». На въезде в гостиницу стоит куча автобусов, я пробрался между ними, прошёл комитетчиков. Они кивнули (вроде как знакомая рожа), я дал трёшку дяде в ливрее и легко оказался внутри. Подумал, что сейчас совсем не хочу встречаться с Мариной. После той нашей ночи она смотрит на меня как на свою собственность. Я злился на себя: вечно я найду ненужные мне приключения, размениваю рубль на копейки. А чего тогда я сюда припёрся? Желание встретиться с Ингой?

Вокруг кутерьма, всё жужжит, как в улье. Народ бегает с чемоданами, на стойку регистрации колоссальная очередь. Что такое? Пустили всех желающих?

Вижу там, вдали: из лифта выходит Инга, она с чемоданом. Меня окатывает волна восторга. Оказывается, я ждал именно этого момента. Увидеть её. Но почему чемодан? Рассорилась с Мариной, переезжает в другой номер? Через секунду я оказался рядом с Ингой. Она сбивчиво объяснила ситуацию. Оказывается, в гостиницу заселяют сразу три иностранные делегации. Всех граждан СССР гонят. Марина уже улетела, дядя ей удачно устроил авиабилет. А Инга подумала, что ещё поживёт в Ялте, поездит по экскурсиям, подышит крымским воздухом. И вот сейчас она едет на автовокзал, чтобы найти комнату в частном секторе.

Это была удача. Я же именно этого и хотел. К чёрту «Ялту» и «Массандру». Вместе держим путь в частный сектор. И ключевое слово здесь «вместе».

Из «Массандры» я выписался, и на такси мы отправились в центр.

Инга задумчивая, сдержанная. Видно, что ситуация её немного смущает, даже напрягает. В машине мне приходит интересная мысль. А не поискать ли мне моего приятеля, камчадала Володьку Левченко? Мы меняем курс и уже едем по узкой горной улочке, где находим дом отдыха Черноморского флота.

Я шепчу Инге:

– Не грусти, наше камчатское морское братство не даст нам пропасть. Есть у меня сослуживец, который с Камчатки перевёлся сюда, начальником вот этого дома отдыха. Мы его сейчас навестим, может быть, он чем-то поможет.

Такси на всякий случай мы не отпустили.

Заходим. За забором располагался инжирный сад, возле двухэтажного административного корпуса мы увидели новенькие «Жигули», а рядом стоял мужчина, меланхолично поливая дерево водой из шланга. Вот он поднял голову, выбрал на дереве спелую инжирину, окатил её струёй воды, лениво сорвал. На лице его явно выражалось сомнение: есть её или не есть. Вот в этом мужчине я и узнал своего сослуживца Владимира Левченко.

– Володя, друзей принимаешь?

– Илья!

Инжир и шланг полетели в сторону, и мы крепко обнялись.

– Прошу на борт!

Мы отпустили такси и с чемоданами явились к нему в кабинет. Он сразу же достал из холодильника нарезанный арбуз, фрукты и запотевший трехлитровый казённый графин иссиня-чёрного вина. Это была знаменитая крымская «Лидия».

– Я умираю здесь со скуки.

– Ничего, мы тебя развеселим, нам негде жить. И у нас пять дней до отлёта. И финансы рыдают.

– Да ну, разве это проблемы! У меня не заехал экипаж, поэтому десять офицерских номеров свободны. Обеспечу трёхразовое питание по пайку подводников.

В этот момент открылась дверь, и вошёл ещё один наш сослуживец, Валера Воробьёв, который после Камчатки служил в лазарете в городе Очакове.

– Я так понимаю, что ты всем номера предоставляешь?

– Близким положено. Ты один или с Любой?

– Тихо ты, я не с Любой, я с Людой.

– Ну, братцы-подводнички, вы в своём репертуаре.

Утром я решала, возвращаться домой или искать новое пристанище. Но уехать, оказывается, вариантов у меня не было. Авиабилет домой у меня только через пять дней, и быстро поменять его невозможно. Новый покупать – это тоже проблема. Надо записаться в очередь, получить номерок, два раза в день ходить на перекличку отмечаться. С поездом та же история. Нет уж, я ещё поживу в Ялте, чтó я, не сниму комнату в частном секторе? Я планировала поехать по экскурсиям, сплавать на небольшом теплоходике в Ласточкино гнездо, в Алупку. Я была там только в детстве, меня бабушка возила по всем этим дивным местам.