– И я от него ушла сама, он хотел быть со мной, он звал меня с собой. Я сначала думала, что буду с ним, потом…

– Потом передумала! Почему?

– Вмешались родители, они запретили мне уходить от Игоря. И я подумала: да, так будет правильнее – ничего не разрушать.

– Думала, передумала. Ты ведёшь себя как маленькая девочка. Вот сейчас что ты надумала, в конце концов?

– Ты же знаешь, что у меня было три беременности, и все они заканчивались выкидышами. И если этот ребёнок Ильи удержится, то я, наверное, ему об этом сообщу, а там как сложится – не знаю.

– Вот! Ключевое слово «не знаю». Игорь знает, что ты беременна?

– Да, я ему сегодня сообщила. И сказала, что ребёнок не от него.

– Так, ты переспала с Ильёй – это нормально. Ты мечешься, то уходишь от Игоря, то возвращаешься – это нормально. А вот то, что ты сказала ему, что ребёнок не от него, вот это уже глупость. Ты спала с Игорем, когда приехала из Ялты?

– Да, всего один раз.

– Этого вполне достаточно, чтобы объявить, что ребёнок его.

– Зачем? Я не хочу так.

– Скажи, ты меня считаешь дурой?

– Ты что?! Нет, конечно. Я часто аплодирую твоему интеллекту.

– Тогда меня слушай. Тебе не нужен Илья вообще. Ты что, поедешь на Север, в гарнизон?! Уедешь, такая изнеженная, заласканная своей обожаемой бабушкой и родителями, и будешь жить среди офицерских жён, неизвестно откуда взявшихся. Оставишь Ленинград?

– Что ты так сразу обнажаешь действительность? Илья не просто офицер, он врач, хирург. Он умный, содержательный.

– О, пошла «красить лошадей». Он гуляка и пьяница. Если он будет иногда приезжать сюда, то можешь с ним переспать для удовольствия. Да и я тоже пересплю.

– Марина, ты…

– Слушай дальше. Ты забыла, что у твоего мужа дедушка по матери еврей, и у вас с Игорем есть разрешение на выезд в Израиль, и ещё у Игоря на руках приглашение на работу в американский университет?

– Да я об этом не думаю. Я вообще против отъезда. Я же не могу бросить родителей и бабушку.

– Они к тебе в гости будут приезжать.

– Нет, это не вариант. Ты же прекрасно знаешь, что люди уезжают навсегда, и встреч больше не предвидится.

– Инга, перед тобой весы. На одной чаше Игорь с ясными перспективами и его любовью к тебе. Если честно, то ему давно надо тебя разлюбить. На другой чаше весов – сплошные неизвестные: любит ли тебя Илья, какое у тебя будет с ним будущее. С этим бабадёром, моряком-хирургом – сплошная непонятка.

Я мотала головой, я не соглашалась с Мариниными доводами, но в глубине души понимала, что Марина права насчёт Ильи. Он такой блестящий Мистер Х, а есть ли в его сердце местечко для меня?

Жизнь холостых офицеров в Северодвинске протекала достаточно бурно. Архангелогородские блондинки добры и отзывчивы, они прекрасно скрашивают досуг холостого офицера. Встретить женщину, с которой приятно провести время, всегда можно в центральном ресторане города «Белые ночи», коротко РБН. А так как утка Валеры Хомича стояла у меня уже поперёк горла, я любил ужинать в РБН.

Каждый вечер в ресторане играла живая музыка. Ребята в музыкальной группе были заметные, значительные личности, звёзды городского масштаба. Один из них, умник, наслушавшись рассказов какого-то посетителя, зэка в анамнезе, решил ввести себе в крайнюю плоть вазелин и, к несчастью, занёс инфекцию. Его любимый «прибор» отёк, опух, воспалился. Его привели ко мне. Он трясся от боли и страха.

– Доктор, делать будешь с новокаином?

– Нет, с крикоином!

С большим трудом мне удалось удалить его «тюнинг». После этого я стал лучшим другом музыкантов. А анестезия под названием «крикоин» вошла в обиход моих пациентов.

Гусарские замашки мне были не чужды. Однажды я танцевал с очередной красавицей, которая сказала, что она грустит, потому что потеряла серьгу на танцполе. Я принялся её искать, а когда её серьгу найти не удалось, я встал на колено перед девушкой, вынул звезду из погона, сделал из неё серьгу, положил в её руку и пригласил на танец. В танце я аккуратно вдел ей серьгу в ухо. Все, кто наблюдал эту сцену, охренели и зааплодировали моей красавице. Она была счастлива, и у нас намечались «отношения».

Иной раз после закрытия ресторана музыканты приглашали меня посидеть с ними за «дастарханом», то есть за столом, который накрывал дежурный повар. К полуночи мясо в бульоне для первых завтрашних блюд уже было готово, разваренные мослы изымались из общего бака и большой горкой раскладывались по тарелкам. Водка под такую закусочку лилась рекой. Как много за этими посиделками я узнал о роке и джазе! С ребятами-музыкантами я отменно отдыхал от напряжённого дневного графика.

Мне командование разрешило госпитализировать гражданских пациентов. Ещё на кафедре в академии я начал писать диссертацию по применению органосберегающих операций при желудочных кровотечениях, то есть я не проводил резекцию желудка, а делал ваготомию с пиролопластикой, при которой смертность пациентов уменьшалась колоссально – с 86 % до 19 %.

У меня здесь, в госпитале, появилась хорошая возможность продолжить то, что было моей специализацией на кафедре.

Северодвинск относительно небольшой, поэтому молва обо мне быстро разнеслась среди горожан, отбоя от больных не было. В бухгалтерии имелась статья затрат на консультации посторонних специалистов, а под боком был Архангельск с его мединститутом. Я перезнакомился со всеми заведующими кафедрами хирургического профиля. Три раза в неделю в семь утра госпитальная машина уходила в Архангельск за кем-нибудь из них, и к десяти утра тот или иной заведующий кафедрой был у меня в операционной.

Больных я готовил заранее. Так я улучшал свои практические навыки в узких хирургических специальностях: в нейрохирургии, в пульмонологии, урологии, гинекологии, травматологии, в сосудистой хирургии. Я постоянно учился, набирался опыта, стал оперировать гражданских больных не только по теме своей диссертации, но и с другими хирургическими заболеваниями.

Скучать мне не приходилось: никогда не знал, чтó приключится в любое время суток.

Вернулся я из ресторана с милой пассией, с которой хотел провести приятную ночь, но позвонил дежурный по госпиталю и сообщил, что надо срочно брать операционную бригаду и лететь на Соловки. Там мичман выстрелил себе в грудь из пистолета и до сих пор, зараза, жив.

Мы загрузили «укладки» в автомобиль и добрались до пристани. Я, Фердинанд, анестезиолог, и Лариса, операционная сестра, на катере командира базы двинули по Белому морю к Соловкам, а точнее – к острову Жижгин, входящему в Соловецкий архипелаг.

Я немного подремал. Ранним утром мы подошли к острову, и я обомлел, увидев картину, достойную кисти мастера. Остров в сочной зелени, снежно-белый маяк прорезает синее небо, и вокруг ходит волнами серо-лазурное море. Завершает пейзаж четырёхмачтовый барк «Седов», стоящий на рейде. Это громадный парусник, флагман нашего парусного флота. Они шли в Норвегию и, находясь в районе Соловков, получили радиосообщение о том, что необходимо помочь раненому. Врач парусника оказался на острове раньше нас и уже оказывал помощь недостреленному мичману.

Мы высадились на берег острова и прошли в ленинскую комнату казармы. Там, на столе, накрытом белой простынёй, лежал раненый, кожа его была ещё белее простыни. Давление 60 на 40, пульс за 120, все признаки внутреннего кровотечения.

Врач с барка, гордый, стоял рядом.

– Не спешите, коллега, всё в порядке, помощь оказана.

– А что вы сделали?

– Как что? Вот, зашил входное и выходное отверстия.

– Понятно.

Я попросил тишины. Покачал грудную клетку мичмана, все услышали явный плеск. Фердинанд выразительно на меня посмотрел, а Лариса понимающе улыбнулась и стала готовить инструменты для операции.

Да, левая плевральная полость была полна крови. Врач с барка был явно небольшой спец в военно-полевой хирургии. Опыт ещё никому не вредил, и я ему предложил: