Предложение было принято. Надя видела, что я поникшая, и в таком состоянии мне будет трудно знакомиться с новенькими. Голова моя забита предстоящим разговором с мужем, а после ещё надо собраться и пойти в Пушкинский (Александринский) театр на вечер, посвящённый Николаю Симонову.

Этот вечер, где будут чтить память великого трагика Александринки, я пропустить никак не могу. Бабушка мне рассказала, что будут показывать кадры из спектакля «Перед заходом солнца», который, к счастью, успели снять на плёнку. Я очень хорошо помню этот спектакль. В третьем действии Симонов сидел в кресле, завёрнутый в клетчатый плед, и слушал, что говорят ему его взрослые дети. А весь зал смотрел на его руки, и никаких слов не надо было: все чувства были высказаны через его руки. С тех пор прошло восемь лет, в последний раз Симонов вышел на сцену с этим спектаклем в 1972 году.

Как-то так сложилось, что и разговор с Игорем я наметила на сегодня. И вечер в театре сегодня. А почему я себе навертела такие планы? Наверное, специально. С разговором я тянуть не хочу, а после, в театре, отвлекусь, забудусь. Будем сидеть с бабушкой в партере, я буду держать её за руку, и все неприятности улетучатся.

Вошла в квартиру и взглядом сразу наткнулась на Игоря. Сидит угрюмый, в нелепой растянутой майке и пижамных штанах. Волосы длинные, тонкие и жирные, висят сосульками. Вот если бы он был женщиной, то точно бы встречал мужа в бигуди и в засаленном халате. Конечно, если подумать, может быть, и я виновата, что у него такой непривлекательный вид. А я и не хочу ничего менять, пусть одевается как умеет. Весь его вид не допускает мысли о сексе с ним…

А ведь случилось. Через несколько дней после моего возвращения из Ялты я с Игорем переспала. Захотелось сравнить, а вдруг мне с Игорем станет так же хорошо, как тогда в Ялте с Ильёй. Я ведь вернулась другая – чувственная, открытая. Но нет, не было той щедрости чувств, безумия, изнеможения от безмерного зноя. Какой зной? Ни жары, ни даже тепла. Я почувствовала, как обесчестила сама себя. И меня тогда в первый раз замутило, сразу после нашей близости.

Потом нежные взгляды Игоря встречали мою неизменную холодность, а на его ласковые слова я отвечала злыми колкостями. Моя бездушная придирчивость была некрасивой. Я металась, как зверёк в ловушке. И ещё каждое утро меня начала изматывать тошнота.

И вот сейчас я пришла домой и буду Игорю говорить, что не нужно продлевать наше общее плохое. Мы слишком уважаем, ценим друг друга, чтобы так небрежно относиться к нашим отношениям.

Я села на стул напротив мужа, и вместо того чтобы произнести мешанину из осторожных фраз, я абсолютно бескомпромиссно выпалила: «Я беременна. И хочу, чтобы ты сразу узнал, что не от тебя».

Я видела, что он бы с удовольствием меня ударил, в глазах вспыхнул мимолётный гнев, потом погас. Он сидит напротив, и вид у него жалкий: болезненный неудачник, которому не удаётся справиться с жизненной ситуацией, когда жена – стерва.

А я упивалась своим презрением к нему, такому мелкому. И это было совсем не интеллигентно, не по-доброму. Я была переполнена тщеславием. И, если разбираться, победитель я или побеждённый?

Я надела своё облегающее красное платье. Красный цвет символизирует полноту жизни. И я, полная желаний, ушла из старой жизни.

В Александринке мы встретились с Мариной. Она у нас известный театрал, не пропускает ни одной премьеры, ни одного значимого события. Любит собирать басни про артистов и потом часами висит на телефоне, обсуждая с подругами подробности жизни знаменитостей, смакуя детали.

После Ялты мы с ней только перезванивались, так, ни о чём серьёзном не говорили, только «как ты?» и «что делаешь?».

И вот в фойе вижу: Марина с царственной грацией идёт в сногсшибательном платье из зелёной тафты, воротник лодочкой красиво окаймляет её нежную шею. Я подошла сзади и обхватила её тонкую талию. Она обернулась, и мы обнялись. Марина на таких высоченных шпильках, что я оказалась ниже её плеч. Я почувствовала себя неуютно и отодвинулась подальше: не хотелось на её фоне выглядеть коротышкой.

Марина увидела мою бабушку рядом со мной и сразу припала к ней. Вот подхалимка, понятно же, что Марине нужны контрамарки и пропуски на все нашумевшие спектакли. Многие вьются вокруг моей бабушки: она уже много лет работает секретарём в Ленинградском отделении ВТО, то есть Всероссийского театрального общества. Начинала она ещё при Николае Черкасове, но в основном более десяти лет проработала, когда председателем ВТО был Юрий Толубеев. Про Черкасова постоянно вспоминает, как он входил в приёмную, заполнял пространство своим низким глубоким голосом и всех приветствовал, элегантно целуя руки дамам.

Я оттащила Марину от бабушки и отправилась с ней в буфет – выпить шампанского. К бабушке сразу подбежали любопытствующие, чтобы она рассказала о новом председателе отделения ВТО, в должность тогда вступил Кирилл Лавров.

– Ну что, голуба, рассказывай про себя, – немного снисходительно обратилась ко мне Марина.

– У меня шквал новостей. Не хочу здесь вскользь говорить.

Смотрю, Марина мгновенно переменилась в лице. Она сбросила свою царственность, нависла надо мной, даже сделалась меньше ростом и приготовилась проглотить меня со всеми моими событиями.

Но я держала паузу, как Вия Артмане в роли Джулии Ламберт. Эта пауза из фильма «Театр» гениальна. И кто значительнее в этой паузе? Сама героиня Джулия, которую придумал Сомерсет Моэм, или Артмане, с блеском сыгравшая эту роль? Такая модель великой интриги меня очень вдохновляет.

Марина была готова забрать меня со второго действия, чтобы поехать к ней, а там винцо, коньячок и пирожные, и она выпотрошит меня наизнанку со всеми моими тайнами.

В театре мы всё же остались. Я никуда не торопилась, у меня теперь нет дома, куда надо спешить. На дворе бабье лето, впереди тёплая сентябрьская ночь. И Маринкин балкон. Будем сидеть, закутавшись в одеяла. Мерцающие огни, раскиданные по ночному городу, нас загипнотизируют, и я отдамся в лапы Маринкиного кровожадного интереса.

Поздно вечером мы приехали к Марине, посуетились, собирая на стол. Подруга сегодня меня угощает чёрной икрой. Вопрос «Откуда?» я не задаю. Или всё тот же дядя, или появился новый могущественный кавалер. Наконец уселись, устроились удобно в креслах на балконе.

– Сегодня я окончательно ушла от Игоря, – так сказала я для затравки разговора.

– Брось ты, это несерьёзно. В какой раз ты ушла? А потом снова пришла? У тебя Игорь как проходной двор: заходишь, выходишь.

Я вижу, что Марина не этого признания ждала.

– Да, туда-сюда и всё мимо, – это я пробурчала больше для себя.

Марине стало скучно.

– И этими ерундовскими соплями ты меня хотела сразить?

– Я беременна от Ильи.

Здесь я завершила свою паузу, которая началась в театре, когда я не выпалила сразу в буфете новость о своём интересном положении. Но по Марининой реакции я увидела, что эта новость не произвела впечатления разорвавшейся бомбы. Марина слегка застыла, зрачки сузились. Но охать и всплескивать руками не стала. Она резко схватила рюмку и налила себе коньяк.

– Неожиданно, но прогнозируемо. Я уехала, ты осталась такая одинокая, беззащитная, и он тебя окружил своей заботой так, как Илья умеет, то есть стал с тобой спать. Так просто.

Марина залпом выпила рюмку коньяка.

– Нет, не просто. Мы стали с ним близки не только физически. Мы провели с ним целую неделю вместе, и нам было хорошо, – проблеяла я.

Нет, не способна я на ведущую партию в разговоре. Я чувствовала, что сдаю свои позиции и говорю как-то неубедительно.

– Между прочим, где Илья сейчас? И что ты о нём знаешь вообще? Кроме того, что с ним здорово трахаться. Признаться, я тоже это знаю: переспала с ним и получила немалое удовольствие.

– Он уехал в Северодвинск, в Архангельскую область. Будет теперь служить там.

– И?