Инга вспыхнула и наконец мне поведала, что сын Бахрова – это её муж Игорь. Она имела неосторожность назвать Игорю моё имя и фамилию.

– Когда Игорь меня встретил в аэропорту, мы с ним вместе приехали к нам домой. Я ему подтвердила, что ухожу от него. Первый раз я ему об этом сказала тогда по телефону из Ялты. И сдуру, после аэропорта, на эмоциях ему рассказала о тебе. И имя твоё назвала, и что ты тоже из академии, как и его отец. Прости, не подумала.

– Мне даже приятно, что ты с мужем говорила обо мне. Я надеюсь, что успею исчезнуть прежде, чем Бахров посадит меня в психушку.

– Ты что, серьёзно? Я тогда всех своих комсомольцев подниму на ноги, я найду способ, как тебя спасти.

– Да брось ты, я шучу. Я теперь на Севере и здесь больше никому не нужен.

Мы с Ингой совсем недолго разговаривали, она заторопилась, сказала, что её ждёт мама. На квартиру со мной она не поехала, сказала, что да, вернулась домой. К мужу или нет, пока не знает. Но живёт дома, а он рядом с ней. Я понял, что она пришла ко мне не на свидание, а просто объяснить, почему мы не будем вместе. Основной довод – это её родители. Они ей внушили, что разводиться – недостойно порядочной женщины. Что Игорь – это именно то, что ей нужно, что его родители уважаемые люди, и нарушать общепринятые законы окружающего их общества неприлично. Короче, Инга элементарно не имеет права подводить своих родных.

И вот такая хрень, на которую, как я понял, моего влияния не хватит. Я не смогу её переубедить, чтобы она плюнула на всё это. Может быть, я просто чего-то глубокого и важного не понимаю.

Расставались мы долго, мучительно для нас обоих. Обнимались, прижимались друг к другу, но я так и не коснулся её губ. Инга при моих попытках сразу отстранялась.

Когда она ушла, я сказал себе: «Меня здесь больше нет».

За три дня до отлёта на новое место службы меня вызвали в отдел кадров академии и там познакомили с начальником медицинской службы Беломорской военно-морской базы (сокращённо – начмедом БВМБ) Илларионом Юрьевичем Старцевым.

Он сразу покорил меня своей энергией. Необыкновенно обаятельный и решительный. Вопросы так и посыпались.

– Женат? Если да, квартиру сразу получишь. Нет? Ничего, невест у нас полно. Поморки – они красавицы, чистые душой, ответственные. Квартиру, значит, получишь позже. Наш ресторан «Белые ночи» не оставит тебя без женского внимания. У, там мекка для холостых офицеров, да и для женатых тоже.

Он живо осыпал меня преимуществами моей будущей службы и попрощался – торопился на рейс в Архангельск.

И вот я прилетел в Архангельск, потом ехал сорок минут на машине, которую прислали за мной, и прибыл в Северодвинск. Меня подвезли к госпиталю. Я увидел четырёхэтажное здание массивной сталинской постройки. На проходной мне объяснили, как пройти в кабинет к начмеду Старцеву. Я зашёл к нему и представился:

– Здравия желаю, товарищ полковник. Капитан медицинской службы Лоевский. Представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы.

Он так мне обрадовался, как будто не видел меня вечность, а всего-то прошло несколько дней с момента нашей встречи.

– Хорошо. Ох, как ждём тебя. Надо предшественника твоего отпускать. Его уже заждались на Новой Земле. Пошли, представлю тебя начальнику госпиталя подполковнику Андрееву Петру Даниловичу.

Кабинет начальника госпиталя находился напротив кабинета начмеда. Далеко идти не пришлось. Старцев открыл дверь, и мы вошли.

За столом сидел худощавый лысоватый подполковник, справа располагался толстый офицер с обрюзгшим лицом, на котором висела недовольная мина, – это был главврач.

– Ещё один академик на мою голову, – пробурчал он.

– Товарищи офицеры, разрешите представить нового начальника хирургического отделения Лоевского Илью Семёновича, – проговорил Илларион Юрьевич.

Я только открыл рот, чтобы сказать всем: «Здравствуйте, товарищи офицеры», как в тот же самый момент распахнулась дверь, заглянула медсестра и сказала, что хирурга надо срочно в приёмный покой. Привезли солдата с тяжёлой травмой. Все посмотрели на меня.

– Вот вам и боевое крещение. Идите, работайте, а мы посмотрим, кого нам прислали, – скомандовал Андреев.

«Сильно, – подумал я, – коронный номер. Только заступаю на новую должность, и сразу в оборот».

Тогда на Камчатке, в моей бухте Бечевинской, когда я заступил на должность начальника хирургического отделения в лазарете нашей базы, в первый же день в ординаторскую влетела мать с годовалым ребёнком на руках, лицо ребёнка было синего цвета. Явная асфиксия. Он вдохнул детальку от детской мозаики. В первые секунды я почувствовал ступор вперемешку с отчаянием – ведь у меня любой инструмент был размером с этого малыша. Но потом сообразил, вспомнил, как акушеры, чтобы ребёночек закричал, переворачивают младенцев вниз головой и бьют их по попке. Я проделал то же самое, ребёнок заорал, кашлянул, деталька вылетела из трахеи, ребёнок порозовел, глазки заблестели, и я передал его на руки счастливой мамаше.

Так же и здесь: очень живенько началась моя служба. Пациента этого я запомню надолго. На носилках лежал бледный солдат, его лоб был покрыт крупными каплями пота, губы закушены до крови, пульс за 130 ударов в минуту. Налицо болевой шок. Что же произошло с ним? Сопровождающий сообщил, что солдат был в траншее, и туда сползла бетонная плита, которая придавила его ноги. На рентгене я увидел, что обе берцовые кости сломаны. Вот тебе на, хорошо начинается первый рабочий денёк.

Моя специализация – хирург-абдоминальщик, [3] а тут такой тяжёлый травматологический случай. Хорошо, что учили нас нормально, курс по травматологии у нас был насыщенный, и сачковать нам не давали.

Ко мне подошёл начальник анестезиологического отделения Фердинанд Джангирович Селюков.

– Не волнуйтесь, коллега, у нас вполне солидная контора, мы хорошо оборудованы, сейчас я его заинтубирую, из шока выведу, а дальше уж дело за вами.

Профессиональная уверенность Фердинанда настолько мне понравилась, что я сразу понял: у меня здесь надёжный тыл.

Я отобрал все необходимые инструменты и в течение операции в сломанные кости обоих бёдер загнал по гвоздю Кюнчера. Гвоздь Кюнчера представлял собой металлический штырь с одним острым краем, а на другом конце отверстие, за которое его можно извлечь из кости после её срастания.

Через час после операции раздался звонок из Североморска, на связи был главный хирург Северного флота. Он сказал: «Ну что, Лоевский, говорили мне, что ты толковый парень, и я рад, что это так. Рассказывай, что ты сделал?» Я доложил ему об операции. Он стал сразу орать: «Ты что, ненормальный? На хрена надо было оперировать сразу обе ноги, а если бы он не выдержал, а если бы жировая эмболия?» Я настаивал, что я прав, всё же прошло нормально. «Ты прекрати мне эту идиотскую практику: победителей не судят. Имей в виду, ещё один такой фокус, и я тебе башку оторву. Я буду строго за тобой следить, капитан медицинской службы».

Мой первый больной вышел из наркоза, стабилизировался, и моя премьера удалась на славу.

С ординаторами моего отделения (а их у меня было четыре) я сразу сблизился. После операции моего бедолаги-солдата мы сидели у меня в кабинете, пили чай с пирожками из местной столовой и долго разговаривали.

В основном вещал я. Всех интересовало, чтó я делал до Северодвинска. К нам присоединилась дежурная смена медсестёр отделения, их мне представила старшая сестра Тамара Васильевна.

И я им рассказывал весь длинный вечер, как начинал работать начальником хирургического отделения лазарета на Камчатке. И про мамашу с младенцем, и как на следующий день папаша малыша прилетел ко мне с коньяком. С того дня и началась моя коньячно-икорно-крабовая эпопея благодарностей от пациентов.

– Вот так, коллеги, я мастер дебютов.

– Илья Семёнович, в вашем отделении, то есть здесь, у нас, общехирургические койки, травматологические и урологические. И ещё пять коек акушерско-гинекологических.