С этими мыслями Кеан добрел до очередных дверей, и провожающий, изящно поклонившись, исчез. Кеан зашел в просторный кабинет, какой же темный, как и вся башня. За столом в центре комнаты сидел мужчина-вакшами. На щеках аккуратная золотая щетина, длинные волосы, два огонька в глазах и, что удивительно, все его лицо было испещрено золотыми узорами, словно вышивка на пепельной парче. Гильдмастер улыбнулся, обнажив острые клыки:

– Добрый вечер. Прошу прощения, что встречаю вас сидя, но, если я встану, что-нибудь обязательно упадет. – Он небрежно указал на башенки из свитков. – Присядете?

Кеан мог поклясться, что этого кресла по правую руку от него не было всего мгновение назад.

– Благодарю, – буркнул протектор, – но в официальных приемных я привык стоять.

– Хорошо. – Вакшами продолжал клыкасто улыбаться. – Чем могу помочь? Дело, должно быть, важное. Нечасто к нам хаживают протекторы.

– Важное. Кеан Иллиола, к вашим услугам. Я расследую убийство высокопоставленного вельможи. Хотелось бы задать несколько вопросов.

– Хм, вы ведь понимаете, что давление Протектората не заставит нас раскрыть секретную информацию о наших заказчиках? Я смогу ответить лишь в рамках дозволенного нашими обычаями.

– Я понял. В свою очередь, обязан предупредить, что мои братья в курсе, где я сейчас нахожусь…

Гильдмастер улыбнулся еще шире:

– Опасаетесь за свою жизнь? Это совершенно напрасно. Мы заключили договор с Маской и его чернорясниками, и нас устраивает такой порядок вещей.

Пренебрежение, с которым прозвучала ремарка относительно духовенства Благого, покоробила протектора. Зачем только далекие основатели протектората заключили договор с этими чудовищами? Кеан предпочел бы сжечь их, всех до единого.

– Раз уж мне не о чем беспокоиться… – Кеан положил на стол гильдмастера письменный протокол алхимиков. – Что вы можете сказать об этом, господин…

– Беркут, – отозвался вакшами, притянув к себе листок. – Мы, как и вы, не носим данных при рождении имен…

Снова пренебрежение. Кеана нахмурился. Как смеет этот нелюдь, этот еретик, равнять рыцарей Всеблагого с ними, серокожими нетопырями? Господин Беркут, казалось, не обратил на это внимания, взгляд его был прикован к бумаге.

– Хм! – наконец выдал он, подняв глаза. – Очень интересно! Ночной Принц – редкий яд. Могу сказать вам по секрету – на черном рынке такой тоже не купишь. – И он снова хищно улыбнулся.

– Хотите сказать, его привезли?

Беркут постучал пальцем по листу:

– Мы часто используем яды и, уж поверьте, прекрасно знаем, что и где можно достать. Ночной Принц – исключительно непрактичный способ убить кого-то. Он быстро теряет смертоносные свойства при неподобающем хранении, а жуки, из которых его готовят, обитают только на севере Золотого Ока и быстро умирают в жарком климате полуострова. Кем бы ни был ваш убийца, он не ищет легких путей. – Беркут отодвинул листок. – Скорей всего, он имеет обширные познания в алхимии…

– Почему вы так решили?

– Сами подумайте. Сколько времени требуется, чтобы преодолеть путь, скажем, из Айгарда, где обитают жуки, в Ильфесу? Яд теряет свойства за день-два в зависимости от температуры и влажности, так что, скорей всего, его воссоздали уже в Ильфесе, незадолго до покушения.

–Жуки должны быть живыми на момент изготовления?

Гильдмастер молча кивнул, а затем добавил:

– Вижу, у вас появились какие-то соображения на этот счет.

– Да, – ответил Кеан. – Не смею больше отнимать ваше время, господин гильдмастер. Ваша помощь Протекторату неоценима.

– Возвращайтесь, когда снова упретесь в тупик, – любезно ответил Беркут. – В конце концов, Гильдия и Протекторат – старые друзья.

От слова «друзья» рыцаря покоробило. Он выдавил кислую улыбку и поспешил вниз, уже без провожатого. У дверей протектор приметил свою палицу, небрежно прислоненную к косяку. Все словно кричало: «Выметайся». Ощутив внезапный приступ паники, Кеан оседлал жеребца и пустил его галопом из Некрополя, словно его гнала стая гай, и последние лучи солнца огненными стрелами разрезали небеса за его спиной.

***

Когда гулкие шаги окованных сталью сапог затихли, лицо Беркута переменилось. Слетела маска светской любезности.

– Канюк, – позвал он.

Из темноты алькова материализовалась закутанная в плащ фигура.

– Да, мастер.

– Свяжись с агентами в Протекторате. Неважно как, но выудите информацию об этом Кеане и его расследовании.

– Слушаюсь… – Фигура растворилась в воздухе.

– Мышка! – позвал гильдмастер.

Из алькова выступил юноша, что сопровождал протектора.

– Да, господин?

– Ты станешь его тенью, – распорядился Беркут. – Жду доклад о каждом его шаге.

– Да, мастер, – отозвался мальчишка, отступив в густую темноту.

Асавин снимал несколько комнат в разных частях города. В каждой из них он жил не больше трех дней, а после получения хорошего барыша – не больше суток. Боялся, что темные делишки всплывут, что собутыльники очнутся и обратятся к серым плащам, да и мало ли, вдруг кто-то прознает, что он внезапно разжился деньгами, и пожелает отобрать честно заработанное? Однако Асавин не суетился, не скрывал лица и не срывался в кутеж. В общем, не делал ничего, чем мог бы привлечь излишнее внимание к себе.

Прошло почти две недели с той кровавой бани в «Негоднице». После смерти хозяина бордель продолжал работать как ни в чем не бывало. Бизнес взяла в руки маман Гардения, трупы благополучно потонули в море, но рано или поздно пропажа Адира будет обнаружена. Объявятся какие-нибудь его дружки, поставщики хлеба, рыбы, ильфедры или родственники разной степени дальности. Сейчас шлюхи молчат, как могилы безымянных солдат, но кто знает, как они запоют, надави на них стражники. Это беспокоило Асавина, и он время от времени прохаживался мимо «Негодницы» в непопулярные часы. Через несколько дней после инцидента он подловил вышедшую по воду Лаванду, чтобы навести справки. Тогда-то он узнал весьма неприятный факт.

– Мальчик вернулся, – сказала девка, поворачивая скрипучий ворот8. – Тебя спрашивает, так никто не знает, где ты живешь. Он и сейчас тут. Позвать?

– Нет. Слышь, Лаванда, не говори ему, что я приходил.

Между его пальцами показалась одна золотая монета, затем вторая, и он с ловкостью заправского фокусника запустил их между туго стянутых корсажем9 грудей брюнетки. Та кокетливо махнула ресницам:

– Да что ты, я даже не помню, как тя звать.

С тех пор он обходил бордель десятой дорогой, и теперь, выждав достаточно времени, готовился снова поспрашивать о новостях, а после пообедать в одном из любимых заведений Медного порта. В неурочный час в зале было темно и пусто. Он ожидал увидеть за стойкой Гардению или Лаванду, но там стояла совершенно незнакомая девушка.

Из-под темно-зеленого капюшона, скрывающего голову и плечи, виднелись локоны такого рыжего цвета, словно сама Эвулла поцеловала их. Острое личико и носик, молочная кожа, усыпанная веснушками, словно золотыми монетками, зеленые глаза, которые тут же прожгли его подозрительным взглядом. «Какая красавица», – подумал Асавин.

– Че надо? – грубо рыкнула незнакомка хрипловатым голосом.

– Ничего невозможного. Всего лишь узнать имя прекрасной леди.

Рыжая смерила его презрительным взглядом:

– Зачем? Ты что, принял меня за шлюху?

«Какая своехарактерная», – подумал Асавин, а вслух добавил, все еще обворожительно улыбаясь:

– Я принял вас за прекрасную леди.

Она оперлась о стойку так, что взгляду блондина открылся туго зашнурованный лиф ее платья. Совсем не местная мода.

– Уна Салмао, – ответила она и, словно прочитав что-то в его глазах, продолжила: – Вижу, тебе это что-то говорит. Знался с моим отцом?

– А ты проницательна. Не слышал, что у него есть дочь…