Иногда Ондатра с тоской вспоминал Нерсо. Там, на далеком северном оконечье острова, он родился, отрастил свои первичные легкие, научился рыбной охоте и искусству сражения. Там прошел его обряд посвящения в молодые охотники и ритуальная ловля исполинской акулы. Приятный солоноватый привкус воспоминаний заполнил рот. Детство прошло, теперь он – мужчина, а мужчина должен уметь все, в том числе – вести дела с двуногими рыбами.
– Плывут, – сплюнул человек из-под навеса, кутаясь в длинную серую хламиду, скрывающую торс и руки.
Лицо со шрамами. Щербатый, словно скалистое побережье, пахнущий чем-то прокисшим и солью застарелого пота. Платок плотно обматывал голову, подбородок и шею. Этот, если что, оскалится в ответ и кинется прямо в лицо, словно бешеная корабельная крыса. Ондатра глянул на него исподлобья. Ему не нравилось общаться с этим человеком, но этот щербатый – часть другой семьи, что делит с племенем один охотничий ареал. Спустя месяц мучительного привыкания к новому климату, зубрежки чужеродного языка и обычаев, стая доверила ему задание – встретить корабль с «грузом» после шумного человеческого праздника. Его первое самостоятельное дело! Молодой охотник чувствовал тяжесть лежащей на нем ответственности. Если он справится с заданием, возможно, ему доверят дело, достойное мужчины.
На горизонте показалась ветхая баржа. Зрачки Ондатры сузились до двух тонких полосок. Он приметил, что корабль пережил столкновение со стихией. Его человеческий компаньон свистнул, и на воду опустили лодки, устремившиеся к барже. Старейшины говорили, что этот груз очень важен для племени и его совместных дел с людьми. Ондатра ловил слова, словно рыбу, не задумываясь о причинах и следствиях. Его дело принять груз и проследить за его сохранностью, остальное – не его забота.
Баржа встала на якорь, лодки ловко шли против волны к ее обшарпанным бортам. Человеческий компаньон рыкнул за спину:
– Готовь фургоны, – и снова приложил ладонь козырьком ко лбу.
Груз начали спускать в лодки. Ондатра скривился – очевидно, что люди поскупились на свои лоханки. Почти черпают воду.
– Лодка! Больще! – прошипел он щербатому, махнув рукой в сторону баржи.
Людской язык давался ему нелегко. Звуки сквозь острые зубы получались глухими и шепелявыми, словно шуршание песка в прибой.
– Сколько оговорено, столько и дали, – огрызнулся тот. – С меня какой спрос?
Ондатра заглушил нарастающее в груди клокотание. Красный зверь уговаривал вскрыть этой тухлой рыбине горло и пустить горячую кровь во славу Вечного Шторма, но усмирение бездумной кровожадности – это шаг к становлению. Не зверь управляет тобой – ты им.
Лодки причаливали к берегу, люди выгружались на мокрый песок, грязные, оборванные и тощие, словно сушеная мелочь, и воздух наполнился запахом человеческих тел и страха. Да, он низок для своего племени, но рослый для человека, а эти узелки мышц на голом торсе, перехваченном портупеей вокруг плеч, пояса и шеи, способны вызвать дрожь у двуногих рачков, как и пасть, полная острых зубов.
Гребцы подталкивали людей к фургонам у берега. Издали раздались крики и плеск. Одна из последних лодок накренилась, черпнула воды и медленно начала погружаться на дно Угольного порта. Гребцы попытались выровнять ее, но слишком поздно – груз, обезумев от страха, окончательно потопил суденышко, люди посыпались в воду. Это очень плохо. Его первое задание должно пройти гладко и без потерь. Сердце еще не успело стукнуть, как Ондатра стрелой метнулся к лодкам.
Как только голова ушла под воду, легкие инстинктивно вытолкнули воздух, раскрылись жаберные щели под ребрами и в ключичных впадинах. В нос ударил густая вонь. Зрачки расширились, привыкая к полумраку, полупрозрачные перепонки на руках и ногах оттолкнулись от плотной толщи. «Быстрее!» – мысленно шепнул он красному зверю и почувствовал, как вены обожгло горячей волной. Тело устремилось вперед с ловкостью и быстротой тунца.
Люди судорожно барахтались, вспенивая воду, поверхность пестрела головами державшихся на плаву. Гребцы безуспешно пытались поднять потонувшую лодку, кто-то истошно кричал, захлебываясь водой. Лодка уже стукнулась о дно, подняв облако песка. Схватившись за борт, Ондатра потянул лоханку к поверхности. «Сильнее!» – приказал он красному зверю, и огненная волна прокатилась по мышцам спины, рук и ног. Днище лодки с плеском вынырнуло на поверхность.
– Перевернуть! – прорычал он растерявшимся гребцам и снова ушел под воду.
Те быстро вернули лодку в изначальное положение, а Ондатра выдернул на поверхность нескольких барахтающихся, чтобы они могли ухватиться за борта.
Вытянув на воздух последнего несчастного, Ондатра почуял запах человека откуда-то со дна. Пропустил! Он устремился в мутную глубину, уже почти не замечая вони от воды. Вскоре Ондатра увидел укутанную в ткань фигуру, безвольно колыхающуюся у дна. Поперек тела перекинут ремень здоровенной торбы, которая и потопила человека. Ондатра схватил утопца за руку и потянул к поверхности. Немудрено, что пошел ко дну, торба словно набита камнями.
Подняв человека над поверхностью, он оглядел его лицо. Самка, на смуглой коже проступила голубоватая бледность, и острый слух Ондатры не улавливал дыхания. Поцелуй богов, но каждый в племени знает, что ритмичная молитва и освященное ею дыхание вместе с толчками в грудь способны уговорить богов отпустить ее. Через несколько минут она исторгла струю воды, закашлялась и жадно вобрала воздух, словно это ее первый в жизни вдох. Глаза открылись, невидяще уставившись прямо на Небесного Морехода, а руки первым делом схватились за опутавшую ее торбу.
– Это! – Ондатра дернул за ремень. – Брось!
Она плотно сжала губы и отрицательно замотала головой. Глупая самка! Что ценного может быть в этой торбе? Стоит только оставить ее, и снова непременно уйдет на дно.
– Хоро-щ-щ-щ-о, – процедил Ондатра и, удостоверившись, что никто не пострадал, увлек самку за собой. Та вцепилась в его портупею до побелевших костяшек.
Он выволок ее на берег и оглядел еще раз. Длинные черные волосы, глаза цвета чернил осминога, уставившиеся куда-то вперед и сквозь Ондатру, на лице следы какой-то краски. От нее пахло, как и от прочих, однако к этому примешивался какой-то непривычный, но приятный аромат. Он наклонился к ней, втянув воздух, и перед его мысленным взором распустились пурпурные анемоны на коралловом рифе Нерсо.
Самка тихо сказала:
– Спасибо, что помог мне. Я думала, что умру.
Он ничего не ответил, продолжая думать о незнакомом запахе, вызвавшем столько эмоций. «Может, мне просто кажется?» – подумал Ондатра. В племени часто говорили, что тоска по дому может вызвать сильные видения. До этого момента он считал это байками.
– Ты, должно быть, сильный, раз смог вытащить и меня, и леакон. – Ее рука скользнула вдоль его плеча, по более гладкой, чем у человека, коже, и молодой охотник отпрянул от неожиданности. – Извини. Кажется, у тебя и правда сильные руки.
Ондатра ощерился безмолвным оскалом. Прикасаться без спроса – ужасное оскорбление. Она пытается бросить ему вызов? Однако девушка походила на беспечно колыхающийся анемон. Некоторые из них ядовиты, очень ядовиты… Молодой охотник попятился назад, не зная, как поступить.
– Как тебя зовут? – продолжала спрашивать она. – Я Итиар! Меня зовут Итиар!
Он еще сильней попятился и вдруг со всей скорости припустил обратно в семейную нору, унося за собой звуки чужестранного имени. Ондатра впервые сбежал с поля боя.
3. Третий оборот (Кеан)
Глаза Кеана Иллиолы открылись за несколько секунд до побудки. Он сразу затянул первую утреннюю молитву. Его тело, как давно отлаженный механизм, оделось само, а губы ни разу не прервали череду ритуальных слов.
Помимо койки, больше похожей на скамью, письменного стола и умывального таза в крошечной комнате находился тусклый медный диск на стене, заменяющий зеркало, маленькое окошко, напоминающее бойницу, и старый сундук под кроватью. С улицы просачивался предрассветный сумрак и запахи свежего хлеба из трапезной. Умывшись, Кеан отточенными движениями надел красную тканевую маску, скрывающую верхнюю половину лица.