Кеан Иллиола вышел из кельи и спустился по широкой винтовой лестнице, по пути столкнувшись с группой послушников. Они робко отсалютовали ему и зашуршали между собой, когда он продолжил путь. Их зеленые маски соответствовали голосам – юным и самонадеянным. Каждый из них свято уверен, что скоро сменит цвета, и все они напоминали Кеану птичьих слетков5. Больше половины из них вскоре навсегда покинут Ильфесу без права вернуться домой и поведать миру, что они пытались стать протекторами. Они дали клятву, когда на них возлагали зеленую маску, и должны оставаться верными ей до смерти, или более успешные братья ускорят ее приход.
После подкрепления сил и утренней тренировки пришло время облачиться для исполнения наказания. Поверх красно-черного камзола легла до блеска начищенная кираса с выгравированными на груди постулатами Закона Благодати. После Кеан спустился во внутренний двор.
Протекторат представлял собой форт, окруженный крепостной стеной и глубоким рвом. В центре – белокаменный замок с высокой центральной башней, на вершине которого стоял исполинских размеров духовой рог. Внизу располагались конюшни и кузницы, а на заднем дворе – стрельбище и тренировочное поле. Камень давно уже утратил снежную белизну, раскрошился, покрылся островками мха и плюща.
Конюх вывел уже оседланного белого жеребца, крупного и угловатого, словно статуя, вытесанная из стены Протектората. Упрямая и вспыльчивая скотина. Иногда Кеан думал, что кто-то навел на него порчу: ему никогда не везло с конями. Однажды он сказал об этом магистру Симино. Тот посмотрел на него, как на дурака, и сказал: «Если б не твое собачье чутье на еретиков, давно бы уже выращивал рис на одной из колоний. Куда только смотрел Эрмеро, когда нарекал тебя Кеаном? Ты же недалекого ума!». Ум! Зачем протектору ум, если есть вера?
Кеан приторочил к седлу палицу на длинном древке с навершием, похожим на эпифиз6, и «аспида» со стволом, украшенным цитатами из Закона Благодати. Протектор всегда должен быть во всеоружии, когда выезжает из обители в царство греха.
По аллее, высаженной лимонами, Кеан выехал за ворота по мосту над зеленеющим рвом. Конь порысил по брусчатке района Стали, к площади Наказаний. Рабочие всю ночь трудились, сооружая помост для казни, и толпа зевак уже стянулась поглазеть на смерть. Кеан не любил роль палача, но таковыми были обязанности рыцаря-протектора. Мало найти и обезвредить врагов Маски. Следовало смять всяческое сопротивление, показать превосходство истиной веры. Протекторы ловили еретиков и бунтарей, изменников и вредителей, хранили Благодать в городе. Им не было дела до воров, убийц и прочей грязи.
На помост поставили дворянское кресло. Издалека оно показалось Кеану слишком кособоким. Больше похоже на табурет в клоповнике. Все в Протекторате постепенно ветшало, даже орудия смерти, и с этим приходилось мириться.
Толпа опасливо расступилась перед Кеаном, словно волна бормочущей плоти. Он тайно ненавидел эту жадную до зрелищ массу. Они напоминали ему червей в ране, скользких пиявок, алчущих крови и страданий. Эти люди даже не осознавали, от какой опасности каждый день защищал их Протекторат. Им лишь бы есть, пить, размножаться и смотреть на чужую боль. Город, прогнивший насквозь, полный бездумных насекомых. Лишь одна сила удерживает его от гибели – Протекторат.
Эвулла наконец взошла над Ильфесой. Привели заключенного. Дорогое платье на нем уже порядком пообтрепалось. Во рту кляп, в глазах – небывалый ужас. Лорд Мариу Челопе, отпрыск богатых фабрикантов и сам хозяин фабрики по производству «гадюк», был пойман на деятельности против Всеблагого, настигнут пьяным в трактире на полпути к Иосе. Во время допроса он долго сопротивлялся приговору, но сломанные пальцы и каленое железо развязывали и куда более упрямые языки. Высокое положение не позволяло казнить его с жестокостью, хоть он и совершил страшное злодеяние. Согласно найденным уликам, он пытался улучшить механизмы завода по имперскому образцу. Как известно, стремление улучшить совершенство – это плевок в сторону Всеблагого.
Бывшего лорда усадили на кресло, руки продели в отверстия и связали за спиной, а на шею накинули шелковую петлю, прикрепленную к верху спинки. Герольд в маске и цветах Протектората, прочистив горло, принялся зачитывать вереницу прегрешений. Слова текли, словно веридианские водопады. В глазах людей горела неподдельная жажда чужих страданий.
Кеан почти инстинктивно уловил краткую паузу в потоке слов герольда и понял, что пришло его время. Встав за спинкой кресла, он медленно начал крутить поворотный механизм, затягивая петлю на сидящем. Один оборот, и нить впилась в гортань господина Мариу. Тот захрипел, отчаянно взбрыкнув ногами.
Второй оборот. Тело осужденного задергалось, пытаясь вырваться из пут. Отчаянные, безнадежные попытки, когда разум не может признать очевидного – деньги и положение в этот раз не спасут, как не спасают никого, кто попался в руки Протектората.
Третий оборот, и хрип перерос в бульканье. Все равно, что прижать змею рогатиной.
Лорд несколько раз дернулся и обмяк, потеряв сознание. Еще немного, и его предательские глаза больше никогда не откроются, а рот не изрыгнет ереси против Его Благодати. Выждав отведенное обычаем время, Кеан отступил от кресла. Вскоре семья Челопе заберет его и похоронит в Некрополе, как и положено зажиточным господам.
Закончив неприятные дела, Кеан поспешил обратно в Протекторат. После возвращения из Иосы, магистр Симино не давал ему никаких поручений, кроме туманного: «Хорошо отдохни, а вечером поднимись в башню». Кеан волновался. Обычно старик не церемонился с ним, так что предстояла совсем не выволочка. А что? Последние полгода Симино всюду таскал Кеана за собой на совещания и ко двору Всеблагого, как одного из претендентов занять главенствующее в Протекторате место, когда придет срок. Конечно, Кеан был не единственным и уж точно не лучшим из лучших, учитывая, сколько часов, а то и дней кряду он проводил в исповедальной камере, однако между ними была какая-то неуловимая симпатия. «Ты глуп, но честен и талантлив, – говорил Симино. – Кто знает, может, честность скоро станет дороже ума».
Сняв с себя доспехи и одежду, молодой протектор спустился в исповедальню. Едва ли не единственное место во всем форте, где можно спокойно снять маску, припасть к холодному камню и от души покаяться вырезанным из потускневшего гранита изваяниям, изображающим Его Благодать в окружении верных защитников: Кеана Иллиолы, Эйфина Джано, Рашина Гаудо и многих других. У ног Черной Маски заботливо вытесана огромная андингская гончая: символ чести и преданности. Надписи на испадрите едва читались, но протектор и так знал их наизусть. Оставшись в одном исподнем и почувствовав зябкий холод, Кеан склонил голову и от души исповедался во всех сегодняшних грехах. Узкие прорези маски на стене прожигали его насквозь, заставляя вновь и вновь каяться в недопустимых для рыцаря мыслях, а тугая оплетка ласкала руку, когда он раз за разом покрывал спину алыми полосами ударов. Знакомая и такая приятная боль, очищающая сознание похлеще колодезной воды. Он повторил все сто сорок три имени божественного воинства и поблагодарил Кеана Иллиолу за то, что хранил его весь день. Каменное изваяние Жертвенного Рыцаря ничего не ответило ему, но молодой протектор был терпелив. Говорят, что святые являются во плоти истинным слугам Благодати, если их вера действительно крепка. Кеан готов ждать.
Вечером протектор поднялся в кабинет магистра Симино. Помещение, не такое маленькое, как келья Кеана, но куда меньше кабинета советника Маски. Свечи в канделябре, письменный стол, заставленный свитками, и скамья у стены. Нижняя часть лица Симино поросла седой окладистой бородой.
– Подойди, – скомандовал старик, стукнув пером по пергаменту. – Как отдохнул?
– Прекрасно, – ответил Кеан, затворив за собой дверь. – Наконец смог сделать все свои дела без спешки.