— Обещая, подглядывать не буду.

Девушка ещё немного постояла, жмурясь, а затем вышла в коридор

— Идём, — сказала она. Игорь последовал за ней. Вместе они прошли к далёкой дверце в глубине поместья. Мисураги открыла её, и сразу повеяло ночью. Пара вышла в открытый коридор и прошлась до лесенки в гору. Она привела их к ещё одному дворику перед небольшим деревянным строением. Когда его дверь открылась, в лицо Мисураги повеяло приятным тёплым ветром.

Девушка зашла в помещение и зажгла там все свечи. Потом она хмуро посмотрела на единственный проход. Здание было таким старым, что разделения на мужское и женское отделения ещё не было. Поэтому…

— Пойдём по очереди, — сказала Мисураги.

— Дамы вперёд, — кивнул Игорь.

Алая Они зашла в раздевалку.

Ещё некоторое время она смотрела на закрытую дверцу у себя за спиной. Замка на ней не было, и девушка прикидывала, чем бы её таким можно заставить? В итоге Мисураги ничего не нашла и всё же стала раздеваться.

Девушка поёжилась, когда грубый и холодный плащ свалился с её плеч на землю. Затем погладила свой шрам. Принюхалась. Ничего она не пахла…

Наконец Мисураги вышла за ширму и оказалась перед широким, немного зеленоватым, испускающим пар бассейном на камнях, со всех сторон огороженным высокими стенами, но с открытым, высоким звёздным небом.

Мисураги зашла своими белыми ножками в воду. Ах, как же приятно. Затем она посмотрела на звёзды и вдруг окунулась прямо с головой в обжигающую нежной теплотой водичку.

Когда она вынырнула, с головы Юй бежали быстрые капельки, а на губах висела самая лёгкая улыбка. Тёплая водица расслабляла её мышцы. Как приятно, сладко было просто взять и… Забыться. Как в детстве, когда всё было так… Так легче. Не проще разумеется, жизнь Мисураги и сейчас была проста как никогда, — она была доброй, сражалась против зла… Только этот мерзавец немного портил картинку, но так она делала всё правильно… Всё было просто, и всё же именно эта, — самая прямая дорога, — была невыносимо тяжкой.

Девушка снова опустилась под воду, оставляя на поверхности только свой носик.

На небе сияли звёзды.

Вдруг заскрипела дверь.

Мисураги повернулась и увидела Его. Девушка застыла, затем попытаться первым своим действием прикрыться, — но юноша уже прошёлся вперёд, коснулся воды и пустил по ней ток. Сперва было больно, немного, белая вспышка… А потом…

Потом Мисураги в ужасе осознала, что онемела и не может пошевелиться…

А он приближался…

— Я обещал не подглядывать, — заговорил Игорь, ступая в воду — вот и пришёл как есть, не возражаешь? — юноша посмотрел на девушку.

Мисураги была совершенно голая, но её тело расплывалось в зеленоватой водице за беленою пара. Только плечики да личико девушки краснели над бассейном. Она уже сердилась? Или ещё не пришла в себя? Сложно сказать, — Игорь прошёлся вперёд.

— きさまはなにをしっている！? やめろ！ — закричала наконец девушка, после чего язык её совсем размяк — ударило током. Игорь знал японский на самом базовом уровне, а потом такой яростный крик превратился в его ушах в бессвязный лепет.

На самом деле это довольно распространённая проблема. Даже самому злому убийце немного неприятно, когда его жертвы говорят на том же языке. Но если они кричат слова ему неизвестные, то это уже не мольба, а скорее просто дикий рёв. Крик резанной свиньи, — ничего страшного.

У Игоря не было таких проблем, разумеется. Он владел собой прекрасно и мог равноценно игнорировать просьбы понятные и непонятные. Его рациональность могла приглушить любую совесть.

Правда, то, чем он сейчас занимался, ни в коем разе нельзя было назвать действием рациональным.

Юноша посмотрел вниз и рассмотрел девушку целиком, сквозь воду и дымку белого пара. Мисураги была неподвижна, — разумеется, он обездвижил током все её мышцы. Девушка едва удерживала себя над водой, упираясь в каменную стенку бассейна одной своей волей.

Но вот подошёл Игорь, и Мисураги стала брыкаться. Слабенько брыкаться, как рыбка на суше на последнем своём издыхании. При этом руки её лежали вдоль тела, а ноги были вместе, — тоже прямо как у рыбки. Она была неподвижна, и только глаза, — глаза горели ярко, прямо жгуче. Они были намного выразительней, чем её онемевшие губы и язык. Она не могла говорить, но ей этого было и ненужно. Её взгляд выражал больше тысячи слов…

Игорь протянул к девушке руки, коснулся её плеч, ключицы, — провёл вдоль её рук, костлявых, но мягких. Ниже… глаза разгорались всё ярче и ярче, — он провёл вдоль шрама девушки и схватил её за таз, и притянул к своему телу. И вдруг вспышка, страшная боль. Мисураги свалилась в воду.

Игорь посмотрел на свои пальцы.

На них облезла кожа.

Хитро… Девушка накопила своим особым заклятием немного маны внутри себя и взорвала её, когда Игорь коснулся её кожи. Теперь у него были ожоги. Юноша посмотрел на девушку, которая с головой свалилась под воду, явно не набравши до этого воздуха в лёгкие, протянул руки и приподнял её. И приобнял.

Мокрое, тёплое и мягкое тело Мисураги упёрлось в его рубашку. Игорь ощутил её слабую дрожь, а ещё глубже — удары горячего, бешеного сердца. Он схватил её мягкую грудь, и снова — это приятное трепыхание воли, замкнутой в телесную скорлупку. Цыплёнок рвётся на свободу. Очень мило.

Но уже, кажется, пора! Юноша повёл свою руку вниз, ниже пояса и… Хнык.

Ещё одна дрожь, только быстрая, жалкая.

Хнык — и носик шмыгает…

Игорь повернул девушку и посмотрел в её лицо.

Оно было красным-красным, девушка раскусила свои губы, и теперь по её подбородку, по шейке, бежала быстрая кровинка. Глаза её при этом со всей силы жмурились, да чёрные мокрые реснички подрагивали и пускали слёзы. Снова и снова, снова и снова они бежали её белым щёчкам.

Девушка плакала, как младенец…

…

…

…

Мир Мисураги Юй был предельно прост. В нём было всего лишь два цвета, две стороны у медали — всё правильное, и всё дурное. А всё что между… Все пороки и слабости… Она их не понимала. Зло нужно искоренять, — это правильно. Со злом нельзя мириться, — это правильно, никогда — это правильно. Нельзя опускать голову, нельзя сдаваться, отступать и никогда, никогда, никогда нельзя плакать.

Слёзы — это проявление самого жалкого, самого мерзкого в человеке.

В ту проклятую ночь, когда Юй изнасиловали, её мать проронила лишь две тайные слезинки, — с выражением предельной жертвенности на лице… Она была омерзительна, но ещё более мерзким и жалким, прямо тошнотворным созданием была девочка за ширмой в комнате неподалёку, которую давил своим телом гнусный демон. Ребёнок проливал все свои слёзы, а он смеялся и слизывал их, омерзительно подрагивая, прямо с её лица…

С тех пор Юй не раз воображала себе, чтобы она сделала сейчас, вернись девушка в прошлое? Разумеется, она бы убила этот скот. Она бы что-нибудь придумала, прогрызла ему трахею своими зубами… А если бы не вышло? Ударила бы. Сломала нос. А если бы и этого не получилось? Если бы ничего не вышло, если бы её снова придавили к земле и всё, нет выхода?.. Тогда… Она бы прикусила язык и убила себя… Во рту кляп, не получается… Тогда… Тогда по крайней мере…

Она бы не заплакала.

Никогда.

Когда ты плачешь, когда ты молишь, ты открываешь для насилия не только своё тело, но и свою душу…

Никогда!

Юй открыла глаза. Приподняла голову. Осмотрелась. Девушка лежала у бассейна, у тёплой воды. Немного пахло серой, минералами, паром…

Мисураги приподнялась и посмотрела на небо, сверкающее звёздами сквозь белену тумана… Девушка была в прострации примерно пару минут, прежде чем в её мутных глазках вспыхнул свет. И сразу она вскочила. Осмотрелась. Его не было. Исчез…

Тогда девушка с ужасом прощупала собственный пах…

Вздрогнула.

И заскрежетала зубами.

Она бросилась бежать, за ширму, в раздевалку. Мисураги набросила плащ, не застегнула, выбежала так, наполовину голая, под холодное чернильное небо. Затем в дом, на кухню — нету. Она бросилась в коридор, направо, направо, в его комнату.