Батя молчит. Сверлит меня тяжёлым взглядом.

— Я не знаю, как всё исправить, бать. Не знаю… Но очень этого хочу.

— Тогда хорошо подумай над подарком ей на день рождения, Артём. Завтра в ресторане "Тихое местечко" мы будем праздновать. И не смей испортить ей праздник.

— Не испорчу, бать, — обещаю я. — Не испорчу.

— Хочу верить, сынок, — батя впервые улыбается.

Пожав руку, уходит в машину и увозит от меня мою Бэмби. А я решаю ей спеть. Не знаю почему, но уверен, что ей понравится.

Ведь, чтобы завоевать принцессу, трубадур должен спеть под её окнами серенаду.

Всю ночь ищу песню. Прослушиваю весь плейлист Сони ВКонтакте. И нахожу ту, что отражает наши отношения.

Меня трясло. Всего. Потому что боялся опозориться перед ней. Первые строчки запорол, не вытянул.

Но её глаза кричали мне о любви. Сияли от восторга. И я понял, что всё делаю так, как нужно. Не ошибся с выбором подарка.

И пел только для неё. Так, как чувствовал это сердцем. Впервые с четырнадцати лет осмелился распахнуть перед кем-то душу. Потому что уверен, что Бэмби не плюнет туда.

И снова этот Марк. Появился, ревниво сверкая глазами. Раздувая ноздри и играя желваками. Его она пригласила, а меня нет. Этого белобрысого урода позвала на свой день рождения, а меня нет. Может я и не заслуживал, но блять…

Ушёл. Сбежал от своих чувств. Чтобы не сорваться и не начистить морду Марку. Чтобы не испортить Бэмби праздник.

А когда пришло от Бэмби сообщение, расхерачил телефон об асфальт, наблюдая за тем, как осколки улетают в воду. Только пожалел об этом тут же. Купил новую симку и побродив по городу, наблюдая за влюблёнными парочками, которые обменивались подарками, поехал домой.

Нашёл свой старый телефон и, набрав номер Сони по памяти, отправил ей сообщение.

Знал, что она улыбнётся. Так стеснительно. Обворожительно. Сверкая ямочкой на правой щеке. И спрячет сияющий взгляд за завесой ресниц.

— Я люблю тебя, Соня Ефимова, — опершись затылком о стену позади, сказал вслух, смотря на затянутое тучами небо.

Екатерина                                                                                                                       

Захожу на кухню, сонно потирая глаза и поглаживая живот, который тянуло от голода. Судя по тому, как сильно мне постоянно хочется кушать, у меня в животе сидит маленький, прожорливый мальчишка. Сынок. Будущий мамин защитник и папина гордость. Хотя не сомневаюсь, что Гриша будет рад и девочке.

Улыбаюсь ласково и тут замечаю отца, который сидит за столом и потягивает кофе из кружки, читая что-то на планшете. Улыбка мигом сходит с моего лица. Весь этот месяц, который мы живём с родителем на одной жилплощади, я стараюсь с ним не пересекаться. Если слышу его шаги в коридоре или на кухне, то не выхожу из комнаты. Либо, если застаю его в комнате, то разворачиваюсь и молча ухожу.

Наплевав на голод и тянущий желудок, хочу уйти, но голос отца заставляет остановиться:

— Катя, подожди, пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.

Останавливаюсь, с недовольным видом сложив руки на груди, и смотрю на отца исподлобья. Всем видом показываю, что слушать я его не хочу, и что он отнимает у меня драгоценное время.

— Сегодня вечером будет семейный ужин и хочу, чтобы вы с Соней на нём были, — отец поднимается из-за стола и выжидающе смотрит на меня.

— Почему мы должны прийти, я не понимаю? — впервые за всё время с момента смерти мамы, я заговорила с ним. — Опять будем играть счастливую семью? Лицемерить и лгать, как это ты делал последний год. Или напьёмся в хлам, чтобы снова уйти от навалившихся проблем. А, папа?

— Катя, не начинай, — говорит раздражённо, цокая языком. — Да, мама умерла, но ты не можешь всю оставшуюся жизнь злиться на меня. Мама умерла от болезни. Я её не убивал.

— По твоей вине она отказалась от операции, — я тычу пальцем ему в плечо. — Это ты не смог сохранить верность своей жене, когда она была без волос, исхудавшая и нервная от таблеток.

— Я виноват, признаю! Но в жизни случается так, что люди перестают любить друг друга после нескольких лет брака.

— Она любила тебя до последнего вдоха, — качаю головой. — И если бы ты оказался на её месте, она бы не пошла искать утешения на стороне.

— Не стала бы, — отец кивает головой. — И я по-прежнему люблю её.

— Ладно, — дергаю плечом, не имея сил спорить и ещё что-то доказывать.

Отец не в состоянии признать свою вину. Для него найдётся сотни причин, которые оправдают его поступок.

Сбегаю в туалет, когда чувствую подкатывающую к горлу утреннюю тошноту. Токсикоз, будь он не ладен.

— Так ты придёшь вечером? — кричит вслед отец.

— Посмотрим, — кричу из ванной комнаты, закрывая дверь на щеколду.

Умываюсь, переживая подкатившую к горлу тошноту.

— Маленький мой, дай мамочке покушать, — прошу малыша, положив ладонь на пока ещё плоский живот.

Будто услышав мою просьбу, тошнота отступает.

Выхожу на кухню, где уже нет отца, и лезу в холодильник, доставая сыр и домашнюю колбасу. Нарезаю, кладу на ломоть хлеба и с огромным наслаждением вгрызаюсь в него. Чувствую, как голод наконец-то отступает.

— Приятного аппетита.

На кухню заходит заспанная Соня, которая сейчас похожа на маленького совёнка.

— Спасибо, родная, — улыбаюсь я, ставя перед ней тарелку с таким же бутербродом, как у меня.

— Чего от тебя хотел отец? Я слышала, как вы с ним разговаривали, — девушка заинтересовано смотрит на меня, откусывая маленький кусочек от бутерброда.

— Сказал, что хочет сегодня устроить семейный ужин, — кидаю раздражённо.

— Ты всё ещё на него злишься? — Соня смотрит настороженно, кусая губы.

— Конечно, я злюсь, Соня. Как можно не злиться? Он предал маму. Предал нашу семью. Лгал больше года. И не понятно, сколько бы мы прибывали в неведении, если бы его любовница не позвонила. А сколько бы лет он бы жил на две семьи?

— Катюня, ты не можешь постоянно злиться на него.

— Имею на это полное право.

— Катюша, приди, пожалуйста, сегодня вечером. Ради меня. Прошу тебя, — складывает ладошки в молитвенном жесте.

— Ладно, — выдыхаю тяжело. — Но только ради тебя. Чтобы ты не расстраивалась, что у меня плохие отношения с отцом.

— Спасибо большое, — Соня улыбается мне счастливо.

— Что у тебя с Марком? — интересуюсь между прочим, вставая из-за стола и ставя чайник кипятиться.

— Мы с ним просто друзья, — говорит растерянно. — А что?

— Просто смотрит он на тебя совсем не как на друга, — усмехаюсь я.

— Ты выдумываешь, — говорит смущенно.

— Мне он нравится гораздо больше, чем Артём, — поворачиваюсь к ней, облокотившись бёдрами о стол.

— Катя, к чему этот разговор?

— К тому, что я видел, как ты вчера поплыла, когда он спел тебе эту сопливенькую песню. Вижу, как ты плывешь на уроках, когда он рядом сидит. Ты влюблена в него!

— Катя, хватит совать свой нос, куда не нужно, — Соня вскакивает, ударяя ладошками по столу. — Я люблю Артёма! И мне абсолютно плевать на всё, что ты мне говоришь. Я понимаю, что он тебе не нравится из-за его хамского поведения, но он изменился.

— Он тебя использует! Ради мести мне.

— Катя, хватит уже думать, что Тёма использует меня. Даже если это так, то я всё равно его люблю. И буду наслаждаться его вниманием, пока он мне его даёт!

— Ты глупышка, — качаю головой я. — Я же хочу как лучше для тебя. Я вижу ведь, что ты часто плачешь, после встречи с ней.

— Катя, я не хочу больше ни о чём с тобой разговаривать! Я пойду, потому что опаздываю в школу! Увидимся вечером за ужином, — Соня запихивает бутерброд в рот целиком и уходит с кухни.

— Соня, мы не закончили с тобой разговор! — кричу я в ярости ей вслед. — Вернись немедленно!

— А я закончила, Катюша. Я люблю его и буду счастлива только с ним.

Значит так, да? Превосходно! Раз ты его так сильно любишь, то я посмотрю, как ты отреагируешь на то, что твой Артём целует не только тебя. Беру телефон и звоню Лере. Девушка отвечает через три гудка.