– Привезите ниток шёлковых… фиолетовых или сиреневых. Я Тане шью платье, – улыбнулась Анастасия Сергеевна, для которой правнучка была настоящей отрадой. – Олежа, ты ведь тоже едешь?

– Да. Срочно вызвали из комиссариата, – вкрадчиво ответил брюнет и промокнул углы губ тряпичной салфеткой.

– Через сколько едем? – спросил Сергей, испытывая острое желание вернуться в город. Можно встретиться с товарищами, да и нужно как-то поучаствовать в подготовке к похоронам Гринёва.

– Ты останешься здесь, – властно отозвался Мелисов, даже не взглянув на мужа.

– Что? Почему? – в душе поэта снова начало зарождаться возмущение.

– Обсудим это после, не за столом, – отчеканил мужчина, делая небольшой глоток кофе.

– Зоя, а поставь пластинку! – елейно проговорила Антонина Сергеевна, дабы перевести беседу в иное русло.

Вскоре послышался шорох винила, а затем дом заполнило пение Петра Лещенко. Сергей поел немного каши и выпив чашку кофе, вернулся в спальню. Он успел заметить, что Мелисов оставил там пиджак, следовательно, он обязательно вернётся, чтобы надеть его.

И спустя пять минут тот действительно появился.

Сергей, стоящий у окна, впился в него испепеляющим взглядом и грубовато спросил:

– Какого чёрта? Я тоже хочу в Москву.

– Ты останешься здесь на пару дней.

– Зачем?

– Так надо, – Олег взял пиджак и надел его, невольно замечая, что вещь помялась.

Два часа назад позвонили из столицы и сообщили, что Мелисов должен быть на работе, видимо, произошло какое-то ЧП. Появляться в мятой одежде совершенно не хотелось.

– Кому надо? – не отставал уязвлённый Серёжа.

– Вернусь за тобой послезавтра. Всё, разговор окончен.

– И только попробуй не вернуться. Мне надо быть на похоронах! – экспрессивно ответил Сергей и отвернулся к окну.

– На чьих? – изогнув бровь, поинтересовался брюнет, приглаживая волосы ладонью.

– Одного хорошего поэта. Он повесился.

Мелисов как-то странно посмотрел на супруга, но ничего не сказал. Спустя двадцать минут вся семья столпилась у веранды, провожали Олега, который приезжал к ним довольно редко, потому был просто драгоценным гостем. Простившись с каждым, Мелисов остановился возле мужа.

– Веди себя хорошо и скучай по мне, – громко произнёс он и вызывающе ухмыльнулся.

– Ой, буду так сильно скучать. Вообще не знаю, как проживу без тебя эти два дня, – язвительно ответил Багрянов.

Старики не заметили язвительности и ещё раз умилились, какая хорошая образовалась пара. Таня стояла рядом с Сергеем. Когда автомобиль Бориса выезжал на дорогу, она принялась отчаянно махать рукой, провожая любимых дядю и дедушку.

– Веди себя хорошо и не докучай Серёже, поняла? – назидательно сказал Казимир, поправляя берет на голове дочери.

– Я никогда не докучаю! – чуть ли не с возмущением ответила девочка.

– Мне нужно уехать по делам. Слушайся старших, – добавил мужчина, затем посмотрел на Сергея, рассеянно ему улыбнулся и пошёл прочь.

– Прохладно сегодня… Идёмте в дом, – предложила Анастасия Сергеевна.

– Пойдёмте кое-куда? Я вам покажу тайное место, – прошептала Таня, беря Серёжу за руку.

– Ой, нееет, – простонал тот.

– Не будьте таким нелюбопытным! Так вся жизнь мимо пройдёт! – со знанием дела ответила девочка.

Багрянов внимательно посмотрел ей в глаза и сдался.

В кабинете было душно, с лица комиссара Довлатова стекали капли пота. Он сидел прямо напротив Мелисова и тому ничего не оставалось, кроме как следить за следами обильного потоотделения на красной физиономии.

Время ползло невероятно медленно, часы нервно отсчитывали секунды, словно оттягивая страшный приговор. Олег приехал в бюро два часа назад и ему до сих пор не объяснили, что происходит. Велели ждать. Время от времени Мелисов вставал и подходил к окну, чтобы хоть немного размяться.

Довлатов молчал, словно язык проглотил, а Олегу совершенно не хотелось говорить. Два часа молчания были прерваны появлением двух мужчин в штатском.

– Капитан госбезопасности Самойлов, – представился тот, что носил чёрную бороду.

– Комиссар Трещёв, – вторил ему его спутник, бледнолицый тип со светлыми вьющимися волосами и залысиной.

Мелисов пожал руку сперва одному, затем второму.

– Нам стало доподлинно известно, что среди сотрудников нашего славного аппарата появились крысы, – сказал Трещёв, когда с приветствиями было покончено.

Все четверо сидели за столом. Духота стала только сильнее.

– Проще говоря, вражеские шпионы. Мы провели расследование и вышли на англичанина, который, судя по всему, сливал информацию в Лондон. Олег Евгеньевич, нам порекомендовало вас ваше руководство, представив одним из лучших сотрудников и переводчиков, – комиссар посмотрел на совершенно непроницаемое лицо капитана и добавил: – Вам нужно провести допрос этого субчика.

Мелисов ослабил узел чёрного галстука. К такому повороту событий он не был готов. Одно дело – переводы переговоров, дело, конечно, очень ответственное и сложное, а также совершенно секретное, но допросы – это уже полноценная работа НКВД.

– Вы согласны? – поинтересовался Трещёв, доставая из чемодана лист бумаги и кладя его перед Олегом.

Это было не предоставление выбора, а его иллюзия.

Мелисов молча взял ручку и принялся заполнять заявление о неразглашении будущего допроса.

Самойлов не хотел терять времени, поэтому все четверо очень скоро отправились в здание НКВД, которое нынче наводило ужас на всех москвичей. Здесь служил Борис, дядя Олега, и мужчина невольно задался вопросом: «А знал ли дядюшка о том, что меня избрали на столь ответственную роль?».

Олега привели в подвальные помещения, где в зассанных вонючих камерах содержались политические преступники. Отворилась тяжёлая дверь, надзиратель любезно пригласил посетителей войти, и Мелисов увидел перепуганного человека, руки которого были связаны за спиной. Он сидел на табурете посреди камеры и вздрогнул, когда в его обитель вошли четверо.

– Я буду задавать вопросы, а вы переводите ему, – сказал Самойлов, располагаясь на одном из стульев.

– Хорошо, – ответил Мелисов, тоже садясь.

– Трещёв и Довлатов протоколируют. Всё ясно? – в голосе капитана госбезопасности звучали стальные нотки.

– Так точно! – хором отозвались комиссары и переглянулись.

– Спросите, как его зовут, где и когда родился, – сухо сказал Самойлов.

– Добрый день. Представьтесь, пожалуйста. И сообщите дату и место вашего рождения, – обращаясь к пленнику, произнёс Олег на идеальном английском.

Допрос длился десять часов. Мелисов почувствовал себя настоящим чекистом. Самойлов выходил из себя на некоторые ответы англичанина, и Олег тоже начинал злиться. Вопросы, что он задавал, исходили не от него, а он всё равно ощущал, что говорит от своего имени.

Это он, а не Самойлов угрожает англичанину смертью.

Это он, а не Самойлов говорит, что знает о его связи с Дмитриевым и Алехно.

Это он, а не Самойлов заносит руку и обрушивает на голову англичанина чудовищный удар.

Таня сводила Сергея к старому, заваленному листьями, пруду. Багрянов подобрал с земли несколько золотистых листков с багровыми прожилками, и закрыл ими солнце, рассматривая на свету.

– Как красиво! – воскликнул он, испытывая прилив вдохновения.

– А вы почитаете мне свои стихи? – спросила Таня, с интересом глядя на парня.

– Ты ещё маленькая, не поймёшь их, – шмыгнув носом, поскольку было очень прохладно, ухмыльнулся Сергей.

– Пойму! Ну почитайте…

– Ладно, слушай, – Багрянов подбросил листы, и они разлетелись в стороны, ветер подхватил их и понёс, словно чьи-то письма.

Кашлянув в кулак, он с чувством и интонацией начал читать:

– Осень. Сказочный чертог,

Всем открытый для обзора.

Просеки лесных дорог,

Заглядевшихся в озера.

Как на выставке картин:

Залы, залы, залы, залы