– Отделение милиции, говорите! – раздался строгий голос.

– Умер… человек… в петле, – выдавил Багрянов, накрывая ладонью шею.

– Адрес?

Сергей назвал его.

– Представьтесь.

Багрянов представился.

– Будьте там, гражданин! Никуда не уходите!

– Ага… – поэт выпустил трубку, и та ударилась о комод.

Сергей согнулся пополам, и его обильно вырвало прямо на паркет.

Спустя час он, бледный и понурый, стоял у двери квартиры Трофимовых и нажимал на кнопку звонка. Сначала было тихо, потом послышались решительные шаги, щёлкнул замок, и на поэта удивлённо уставились зелёные, густо накрашенные глаза.

– Серёжа! Что-то случилось? – воскликнула Алла, отходя в сторону и пропуская ёжившегося Сергея в квартиру.

– Гринёв повесился, – почти что шёпотом ответил тот.

Войдя в коридор, он сильнее втянул голову в плечи, его уши были красными от холодного ветра.

– Боже! – Алла приложила руку к губам, услышанное явно повергло её в шок. Помедлив, она закрыла дверь и решительно попросила Багрянова снять пальто и пройти в комнату.

Сергей оказался в гостиной с белыми стенами, большой и холодной, заполненной антиквариатом.

Трофимова села на диван, теребя жемчужные бусы. Багрянов приблизился к ней, и, жмурясь от боли в заднице, опустился на пол, кладя голову на колени женщины. Та положила на неё свободную ладонь и принялась осторожно перебирать пряди Серёжи.

– Так к маме хочется, – пробормотал поэт, прикрывая глаза.

– Что? – рассеянно спросила Алла, ещё сильнее теребя жемчуг. Она хорошо знала Гринёва.

– Да так, ничего…

Трофимова поглаживала Сергея по волосам, мыслями находясь где-то очень далеко. Багрянов, иногда ощущающий желание тёплых прикосновений, начал потихоньку успокаиваться. Поглядев в потолок, он ровно дышал, слушая, как за окном бедокурит северный ветер.

– Трещины. Вон одна, там другая, – тихо произнёс он, показывая пальцем на побеленную поверхность.

– Ты слишком подавлен, потрясён. Я понимаю, Серёж.

– Ты понимающая…

– Просто я значительно старше тебя, мой милый, – улыбнулась Алла. – Многое повидала.

– Тебе ведь и тридцати нет.

– Не льсти мне, Серёжа. Мне тридцать пять, как и твоему мужу, – женщина тихо рассмеялась.

– О, мой муж, – пробормотал поэт и закатил глаза. – Я унизил себя до неверья, я унизил себя до тоски!

– Возможно, с ним ты остепенишься. Ты такая порывистая душа, тебе нужен человек, твёрдо стоящий на ногах, который позаботится о тебе.

Багрянов фыркнул, желая сказать, как Мелисов о нём уже успел «позаботиться», да промолчал.

– А любовь? – спросил он.

– О твоей любви точно писала Цветаева: «Я буду любить тебя всё лето», – это звучит куда убедительней, чем «всю жизнь» и – главное – куда дольше!»

Сергей открыл глаза и внимательно посмотрел в лицо Трофимовой.

Какое-то время стояла тишина, а потом женщина предложила чай.

– Я бы выпил чего-нибудь. Помянуть надо Никиту, – мрачно ответил Серёжа.

– Сейчас принесу, – улыбнувшись, Алла растрепала и без того растрёпанные волосы молодого человека и, аккуратно приподняв его голову, вышла.

Багрянов остался лежать на ковре, раскинув руки и глядя в потолок. Хотелось написать стих, посвящённый кончине друга. Что заставило его повеситься? Была ли предсмертная записка? Даже если и была, её забрали приехавшие люди в форме. Перед глазами так и стояло разлагающееся лицо с высунутым языком. Увиденное напрочь отбило желание Сергея кончать с собой. Это было… страшно.

Алла вернулась с медным подносом, на котором стоял графин с наливкой, стаканы и тарелка с сыром. Водрузив это на стол, она опустилась на стул. Серёжа присоединился к ней. Помянули Никиту добрым словом и выпили, не чокаясь.

– Ты бы видела его лицо. Жуть, – пробормотал Багрянов.

– Никогда не видела висельников, – отозвалась Алла, пробуя сыр.

В дверь позвонили и Трофимова, взволнованно взглянув на часы, вышла из комнаты. Послышались приглушённые голоса. Сергей встал и выглянул в коридор. Супруг Аллы, Евгений Трофимов, разувался, говоря о том, что принёс свежий торт.

– А к нам зашёл Серёжа, – сказала Алла, свободной от коробки с тортом рукой указав на поэта.

– Добрый день, – улыбнулся мужчина. Сунув ноги в тапочки, он подошёл к Багрянову и протянул ему руку.

Сергей пожал ладонь, промямлив: «Здрасьте».

– Останетесь к чаю? Сейчас будем есть торт, – всем своим видом излучая дружелюбие, предложил Евгений.

– Ой, нет, мне пора в издательство, – солгал Серёжа. – Уже бегу. Но спасибо за приглашение.

Второпях одевшись, Багрянов покинул дом Трофимовых и помчался в поэтклуб. Там он сообщил трагическую новость и, отмахнувшись от града вопросов, поехал домой.

Он вошёл в квартиру, снял ботинки и пальто, и тут же оказался под вниманием Мелисова. Игнорируя его слова, даже не слыша их, Сергей пронёсся в свою комнату и хлопнул дверью. Та мгновенно открылась и следом за Багряновым в спальню вошёл Олег.

– Собирайся, я сказал.

– Никуда я не поеду! – злобно выкрикнул Серёжа.

Повернувшись, он упёр руки в бока, с живой яростью глядя на мужа. Весь ужас последних дней и сегодняшняя трагедия сыграли с ним злую шутку. Поэт был на грани.

– Поедешь, – спокойно ответил Мелисов.

– А ты заставь меня! Ну давай! Или что, опять поимеешь, как последнюю блядь? – заорал Сергей, его плотные щёки налились румянцем.

Олег в два шага подошёл к супругу и крепко обхватил ладонью его шею сзади, глядя в глаза.

– Успокойся!

Но Багрянова уже трясло, он почти что впал в истерику. Дёрнувшись, Серёжа попытался вырваться, но Мелисов, поджав губы, отпустил его шею и сжал запястья, толкая к кровати. Повалив Сергея на спину, он навалился сверху и придавил его всем своим весом.

– Ненавижу тебя! Ненавижу! – шипел Багрянов, гневно блестя глазами.

«Ух, какие эмоции!» – с восторгом подумал Мелисов, крепко прижимая руки Серёжи к кровати.

Он словно забирал напряжение поэта, оказывая сопротивление и не давая ни вырваться, ни пошевелиться. Сергей ощутил, что начинающаяся было истерика отступает. Эти тёмные глаза были так близко и смотрели на его влажные губы, и вдруг Мелисов медленно потянулся к ним. Багрянов повернул голову в сторону. Олег на секунду замер, а затем, проглотив улыбку, нежно-нежно коснулся губами румяной щеки. Кулаки Сергея постепенно разжались, и Мелисов осторожно отпустил его запястья, положил ладони на его, такие тёплые и приятные, и сплёл пальцы Серёжи со своими. Багрянов был словно приколочен этим человеком к кровати, а руки сплелись слишком эротично и интимно, так делают только те, кто занимаются любовью. В комнате стояла тишина, не считая тяжёлого дыхания Сергея.

– Хороший мальчик, – успокаивающе шепнул Олег. – Хороший…

И, вдоволь налюбовавшись щекой супруга, коснулся носом его шеи сбоку. Втянув аромат кожи, мужчина прикрыл глаза, запоминая это мгновение, чтобы воспоминание согревало его самыми холодными вечерами.

Они лежали так очень долго, каждый думал о своём и вместе с тем об одном. Серёжа смотрел в стену, Олег не открывал глаз, утонув душой в запахе его шеи. Крепко сплетённые пальцы ни на миг не ослабевали хватки, а потом часы в гостиной пробили пять. Мелисов приподнял голову и открыл глаза.

– Сейчас я отпущу тебя, и мы поедем к моей семье. К нашей семье. Ты ведь хороший и умный, – прошептал он.

Медленно убирая ладони, Олег поразился, до чего же они оба были разгорячены от этой близости. Почему-то теперь он был уверен, что Серёжа молча соберётся, не сказав ни слова. Так оно и произошло.

Мелисов сидел за рулём, на лобовое стекло слетались влажные багровые и золотые листья, и дворники работали, не переставая. Багрянову было больно, и он то и дело ёрзал, ища более комфортное положение. Стараясь не думать о том, что произошло в спальне, поэт высоко поднял ворот пальто и смотрел на улицу, нахохлившись. Осенний город постепенно сменялся жёлтым пригородом.