Багрянов стонал, глаза горели и чесались, а попытки разлепить их причиняли дополнительную боль.

– Сегодня я буду нежным, обещаю, – прошептал Олег, тяжело дыша и сплёвывая воду.

Сергей мотнул головой и попытался встать, но мокрые руки соскользнули с бортов, и он больно ударился затылком о ванну. На несколько минут внешний мир перестал существовать и в голове возник гул, а вода всё лилась и лилась в лицо, не давая разлепить глаза. Воспользовавшись этим, Мелисов свободной рукой расстегнул ширинку своих брюк и приспустил их вместе с бельём, после чего полностью обнажил Сергея ниже пояса, оставив только носки. Пришлось повозиться, раздевать мужа и держать лейку возле его лица было не очень просто, но он справился.

Не церемонясь, Мелисов согнул ноги Серёжи в коленях и развёл их в стороны, после чего бросил душ на грудь поэта, который был почти что в ауте от происходящего. Руки Олега дрожали, когда он брал с борта баночку вазелина. Через несколько секунд Багрянов ощутил проникновение в свою дырку, сперва совсем чуть-чуть, потом больше и больше. Ресницы Серёжи слиплись, открыть глаза всё ещё не получалось, боль в затылке давала о себе знать. Он чувствовал себя постыдно, но пошевелиться не мог. Только откашливался.

Вскоре пальцы заменил член. Сергей ощутил это в полном объёме и застонал, вцепившись пальцами в бортики ванны. Силясь открыть глаза, он протестно напряг анус, но это принесло лишь ещё больше дискомфорта.

Стоило головке оказаться в жарком плену отверстия, как у Мелисова закружилась голова. Это было слишком хорошо, хорошо настолько, что ему захотелось вскрикнуть от блаженства. С трудом сдержавшись, брюнет медленно вошёл целиком и издал протяжный стон. Не двигая бёдрами, он взял включённый душ и положил его между стеной ванны и бедром супруга, после чего рванул в стороны ткань пиджака и рубашки Сергея, оголяя его крепкую грудь. Наклонившись к ней, Олег облизал горячим языком левый сосок и втянул его в рот. Серёжа содрогнулся всем телом и застонал. Эта реакция была просто волшебной, и Мелисов тоже застонал, начиная посасывать мокрый твёрдый сосок. Багрянов замотал головой туда-сюда, балдея от неожиданно приятной ласки. Воспользовавшись этим, Олег начал двигать бёдрами, медленно, плавно, совершая короткие толчки. Пальцами второй руки он нащупал правый сосок мужа и принялся мягко его теребить.

Шум воды смешивался со шлепками и стонами Багрянова, толчки становились всё сильнее и быстрее. Олег выпустил изо рта левый сосок и принялся ласкать языком второй. Быть внутри Сергея было настоящим счастьем, наслаждением не только для тела, но и для души, ведь в эти мгновения Серёжа полностью принадлежал ему, они были одним целым. Сходя с ума от узости и жара его ануса, Мелисов жмурился на каждый толчок. Посасывая сосок, он положил ладонь на член Багрянова и с восторгом ощутил, что тот полутвёрд. Начиная дрочить любимому, Олег быстро вколачивался в него, перекатывая языком набухший во рту сосок, словно спелую малину. Он вдруг подумал, что было бы здорово заделать Багрянову ребёнка. Мысль о том, что внутри того росло бы их общее чадо, сводила с ума, а сладостный узел внизу живота завязывался ещё сильнее. Олег не думал о том, что сие невозможно физически, позволяя этой фантазии развиться в воображении.

Сергей только и мог, что мотать головой, стонать и прогибаться в груди. Наполовину разлепив покрасневшие глаза, он видел чёрную макушку Мелисова, который трахал его, словно бешеное животное. Протест смешался с острым возбуждением, рука на члене дарила дополнительное блаженство и, в какой-то момент полностью потеряв рассудок, Серёжа содрогнулся всем телом и начал кончать, разбрызгивая сперму и вскрикивая.

Для Олега это стало последней каплей. Испытывая разрядку, Багрянов принялся отчаянно сжимать анусом его член и брюнет громко застонал, отлепляясь от груди. Словив оргазм, он выплёскивал порции спермы в горячее отверстие, жмурясь и хрипло постанывая.

Кончив, Мелисов, блестя глазами и тяжело дыша, пальцами сжал подбородок мужа и настойчиво поцеловал его в губы. Тот, растрёпанный, расслабленный после мощного оргазма, машинально потрогал свои соски и тихо застонал. Одежда липла к телу, становилось очень холодно, и Мелисов вылез из ванны. Натянув штаны, мужчина взял душ и настроил тёплую воду. Сунув его в руку Серёжи, он вышел из ванной.

Багрянов проснулся поздно, почти в обед. Лёжа в тёплой постели и глядя в потолок, он вспоминал события вчерашнего вечера. Испытывая стыд и краснея в щеках, поэт уткнулся в подушку. Заниматься сексом с тем, кого ненавидишь – какое-то особое извращение. И Сергей испытывал по этому поводу очень острые эмоции. Они не были положительными и светлыми, но они были. Вода для страдающего от жажды, вот только тёмная и опасная для здоровья.

Ощущая себя мещанином, Серёжа долго лежал в кровати и вспоминал все те эмоции, что испытал вчера. А потом, когда голод дал о себе знать, встал и направился в ванную. О Соломине он и думать забыл, словно того никогда и не было. Вероятно, встретив его на улице, Багрянов бы его даже не заметил.

Всё то, что ныне чувствовал Сергей, было для него новым и странным. Будучи человеком, увлечения которого всегда были скоротечны, он являлся тем, кто нуждался в эмоциях и питался ими, а вот физические утехи отходили на второй план.

В шестнадцать лет он влюбился в соседку по даче Любу Журавлёву, писал ей стихи, караулил её с учёбы, обивал порог дома и буквально таял, целуя руки. Они пахли травяным кремом и дешёвыми духами. Для Сергея не было большего блаженства, чем ощущение пальцев на своих волосах, беспечных разговоров под луной и трепетных признаний. Влюбился Серёжа в апреле, а в июле его «вечная любовь» прошла. И в дальнейшем он искал не физической любви, а любви души, с лёгкими поцелуями и пылкими объятиями, несколько театральными, как и падение на одно колено с декларированием стихов Пушкина и Лермонтова.

То, что происходило теперь в жизни Багрянова, было чем-то совершенно новым и безумным. Являясь по природе своей человеком любопытным к самому же себе, он пытался разобраться во всей той гамме чувств, что пришла на смену меланхолии. Именно в таком состоянии он и приехал в Александровский зал, где в шесть часов должен был начаться концерт.

Сергей, облачённый в чёрный костюм, бежевый жилет и белую рубашку, сидел за кулисами, закинув ногу на ногу и перечитывал те стихи, которые планировал сегодня декламировать. Пытался отвлечься.

– Привет!

Багрянов поднял голову и увидел Андрея Улицкого, своего давнего друга. Приятелей у Сергея было очень много, ведь он вращался в богемных кругах, а вот друзей можно было пересчитать по пальцам.

– Привет, – перелистав страницу, ответил Серёжа. – Ты что такой… возбуждённый?

– Ко мне из НКВД приходили, – полушёпотом отозвался Улицкий и нервно хохотнул.

– Зачем? – удивлённо протянул Багрянов, посмотрев серые глаза друга.

– Видимо, и до меня добрались, – Улицкий опустился на корточки и свернул трубочкой газету, которую держал в руках.

– Но в честь чего? – Сергей был ошеломлён.

– Я знаю, что могу тебе доверять… Ты не выдашь, – сглотнув, сдавленно произнёс Андрей.

– Ну конечно!

– Самиздат, – помолчав, глухо произнёс тот.

Багрянов тихо застонал, обводя взглядом стены, багровые кулисы.

– Ну зачем ты?..

– Глупо, знаю, но я по-другому не мог.

– И многие знали, что ты…?

– Двое. На Кутузова уже вышли, он был на допросе, выбили ему глаз.

Сергей отложил листы, не глядя, куда. Хоть он и витал в облаках, не знать о том, что нынче по стране прокатилась волна арестов, было невозможно.

– Кутузов тебя выдал? – шёпотом спросил Серёжа.

– Не думаю. Если бы выдал, меня бы уже здесь не было. Они копают, но доказательств пока не нашли. Это вопрос времени.

К Улицкому подошёл организатор концерта и они вместе куда-то ушли. Багрянов обнаружил свои стихи на полу. Подняв их, принялся обмахиваться, как веером. От услышанного было душно и жарко.