– Я скучаю по тебе… Мы скоро увидимся.

Тишина. Сдержанное радостное пофыркивание.

– Приходи, когда стемнеет. Дети скоро уснут.

В тот вечер за столом вовсю звенели бокалы. Эдвин залез с ногами на диванчик и держал речь. Он решил играть, будто он король Готланда, а все остальные – его гости. Мальчишка изо всех сил старался выглядеть серьезным, но речь его то и дело прерывалась смехом. Раскрасневшись, он кое-как откашлялся и продолжил:

– Итак, объявляю начало трапезы. Всем можно приступать. Ешьте красиво. С закрытым ртом. И не забывайте пользоваться ножом и вилкой.

Марианна энергично кивнула и громко зааплодировала. Эрик поддержал ее. Элин вздохнула.

– Да замолчи уж. Нам вовек не сидеть за одним столом с королем, – угрюмо пробурчала она.

– Сама замолчи, неужели не видишь – сегодня у нас за столом в кои-то веки весело, – прошептала Марианна и больно ущипнула ее за бок. Боль осталась, даже когда она убрала руку.

Элин еще не спала, когда пришел он. Она услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Услышала шепот и звук поцелуя. Тихонько выбралась из постели и выглянула в щелку между неплотно закрытой дверью и косяком. Тесно обнявшись, словно став единым целым, парочка двигалась к спальне Марианны. Мама нелепо пятилась, присосавшись к его губам.

Элин выбралась на лестницу и долго стояла там, прислушиваясь и зачарованно следя за ногами, барахтающимися под одеялом в спальне. Следом раздался громкий стон. Она на цыпочках вернулась в свою постель и крепко зажала уши руками, чтобы ничего не слышать. Положила рядом с собой своего ярко-желтого плюшевого мишку, который неотлучно находился при ней с самого ее рождения, и крепко обняла. Но сон не шел. Стоны не утихали. Пустыми глазами она уставилась на дверь. В соседней комнате крепко спали Эрик и Эдвин. Через тонкую стенку было слышно, как похрапывает Эрик. Элин попробовала сосредоточиться на этом звуке и не обращать внимания на все остальные. Но у нее не получалось. Доносившийся из спальни шум был слишком громким. Она слышала мамины вскрики, короткие пронзительные вопли, ударами кнута разносящиеся по всему дому. Может, он делает ей больно? Может, стоит пойти и помочь маме?

Она набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула, по-прежнему не сводя взгляда с двери и слушая вопли, которые с каждой минутой все громче звучали в ушах. На прикроватной тумбочке лежали тетрадь и ручка, она схватила ручку и большими заглавными буквами вывела на странице:

После чего вырвала страницу из тетради и смяла. Наклонилась и сунула руку под кровать. Там у нее стояли ряды стеклянных и консервных банок самых разных форм и расцветок. Она специально собирала их, чтобы хранить в них найденные или изготовленные собственными руками вещицы. В одной из банок лежали бумажки с описанием звуков, которые ей не нравились. Она взяла банку и открутила золотистую крышку. Внутри скопилось уже довольно много бумажек. Среди всего прочего там было: ЗУБАВРАЧЕБНЫЙ БОР, ШАГИ ЗВЕРЯ, ЖУЖАНИЕ ВИНТИЛЯТОРА, КРИКИ ЗВЕРЯ, БЬЮЩЕЕСЯ СТЕКЛО, ТИКАЮЩИЕ ЧАСЫ. Она добавила к ним ПОСТЕЛЬНЫЕ КРИКИ и прикрутила крышку обратно. Потрясла банку, мечтая о том, чтобы все эти звуки навечно умолкли. В один прекрасный день она подожжет бумажки, и ненавистные ей звуки сгорят в огне. Но не сейчас, она хотела их еще немного подержать у себя.

Элин на цыпочках спустилась с лестницы и осторожно прошмыгнула мимо кухни, держа банку под мышкой. Доносившиеся из спальни Марианны вопли прекратились, и Элин услышала, как мама разговаривает с мужчиной, который сейчас был с ней. С мужчиной, чей голос она так хорошо знала. И который на самом деле не должен был здесь находиться.

В прихожей на торчащих из стены кованых крюках висели в ряд куртки. Она сняла теплую мамину и натянула прямо поверх ночной сорочки. Хотелось скорее наружу, к привычным и спокойным звукам ночной тишины, от которых веяло покоем и безопасностью. Земля холодила босые ноги, камешки гравия впивались в подошвы. Быстро пересекла двор и подбежала к сараю. Над головой замельтешили летучие мыши – днем они спали под крышей сарая, а ночью просыпались и отправлялись охотиться на насекомых. Элин присела, уворачиваясь от крыльев. Возвышавшееся над ней тяжелым мрачным колоссом деревянное строение казалось жутким и заброшенным. Она повернула ключ в замке и вошла, освещая углы неверным светом от карманного фонарика. Сердце подпрыгивало в груди, выделывая такие кульбиты, что даже подрагивала тонкая ткань сорочки. В углу кто-то возвел целую стенку из старого хлама и завалявшейся рухляди, сильно пахло сыростью и плесенью. Она перелезла через хлам и спрыгнула по другую сторону. Подол сорочки зацепился за торчащий гвоздь, Элин резко дернулась, и на ткани появилась большая круглая дырка с рваными краями.

Дощатый пол покрывал толстый слой старого трухлявого сена вперемешку с землей и пылью. Элин расчистила руками небольшой участок – обнажились грубые доски. Одна из половиц свободно отходила. Она часто видела, как отец сюда лазил – здесь у него был устроен тайник, в котором он прятал от матери бутылки, чтобы она их не нашла и не вылила. Осторожно подняла половицу и, сунув руку внутрь, нащупала холодную поверхность стекла. В тайнике оставалось еще четыре бутылки, все наполовину пустые и все с разными по цвету жидкостями. Она взяла свою баночку с бумажками и опустила ее в тайник, к бутылкам, прикопав в мягкую влажную землю так, что осталась торчать только верхняя часть банки с крышкой. После чего вернула доску на место, присыпала пол землей, набросала сена.

– Оставайся здесь, и чтобы я больше никогда тебя не видела, – прошептала она.

Ноги расхаживают туда-сюда по полу квартиры, и кажется, что эта прогулка никогда не закончится. Элин сидит перед зеркалом и краем глаза осторожно следит за темно-лиловой тенью. Прическа уже готова – волосы уложены в высокий узел на затылке. Звук шагов отдается в ушах. Сэм разговаривает с кем-то по телефону, она слышит, как он ходит и говорит, ходит и говорит. Он всегда так делает, когда что-то не так на работе. До нее доносятся его возмущенные интонации. Она встает и как есть, в одних чулках и лифчике, заходит к нему в комнату. Встречается с ним взглядом и показывает на часы на стене. На Сэме брюки от костюма и рубашка, на спине виднеется большое мокрое пятно. Лоб усеян блестящими капельками пота.

– Иду, – одними губами произносит он и продолжает дальше обсуждать какие-то цифры, являющиеся полной загадкой для Элин. Напряженность в его голосе нарастает.

– Нам скоро пора выходить, – так же одними губами отвечает она, но натыкается лишь на раздраженный взгляд и поднятую ладонь: не мешай.

Сэм продолжает расхаживать из угла в угол, стук каблуков его кожаных ботинок заставляет ее поежиться. Шаги звучат рассерженно. Элин уходит в спальню и, включив музыку, осторожно облачается в длинное зеленое платье от Сельмана, которое прислали ей чуть раньше на неделе вместе с приглашением. Бретельки украшены жемчугом, он чуть покалывает и холодит кожу, блестящая шелковая ткань красиво облегает тело. Глубокий вырез, под которым легко угадываются контуры ее груди. Она упоенно крутится перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон. Цвет платья напоминает ей о траве. Сочной зеленой траве, по которой они с Фредриком носились босиком весной и которая так душисто пахла. Она улыбается воспоминаниям, улыбается своему собственному отражению в зеркале.

Элин приглушает музыку; голос в гостиной затих, шаги прекратились.

– Сэм, ты готов? Машина будет через десять минут, – кричит она, засовывая ноги в босоножки на высоком каблуке.

– Мне обязательно с тобой ехать?

Он заглядывает к ней в спальню. Потную рубашку снял, брюки тоже. Взъерошенные влажные волосы стоят торчком.

Элин с улыбкой кивает:

– Конечно, ведь это очень важно.

– Как показ мод от Луи Вуиттона может быть важным?