Прости, малыш, я сегодня очень поздно вернулась с работы. Прости.

Еще раз перечитывает слова и, подумав, прикрепляет к сообщению несколько красных сердечек и отправляет их тоже, после чего кладет телефон на соседний стул.

Деревянный пол под ногами все еще хранит дневное тепло. Едва заметно курится печка-гриль, которую Сэм настоял поставить здесь, едва они сюда переехали. При виде серой струйки дыма Элин вздрагивает и, вскочив, плотно закрывает все заслонки, чтобы не дать огонькам разгореться.

– Что это такое?

Сэм подходит к ней. В руках у него карта звездного неба, и он машет ею прямо у нее перед носом.

– А я-то думала, что ты спал, когда я вернулась…

– Что здесь написано? На каком языке?

– Не знаю. – Элин легонько пожимает плечами.

– Не знаешь, но все равно спрятала?

Сэм стоит стиснув зубы, он ей не верит. Элин напряженно сглатывает.

– Я не прятала, просто положила в ящик стола, вот и все.

– И ты понятия не имеешь о том, кто тебе это прислал? – Сэм делает глубокий вдох.

– Я правда не знаю, честное слово. Должно быть, какой-нибудь сумасшедший поклонник. Фанат. Я даже не знаю, что это за язык, представляешь?

Держа карту за самый кончик, Сэм делает шаг к перилам, огораживающим террасу:

– И ты все равно спрятала ее? Я тебе не верю. Скажи, кто тебе это прислал!

Элин решительно мотает головой из стороны в сторону:

– Не знаю.

– Значит, не будет ничего страшного, если я возьму и выброшу ее?

Взгляд Сэма прикован к ее лицу. Не мигая, они пристально смотрят друг другу в глаза. Не дождавшись ответа, он выпускает из рук карту, и ее тотчас подхватывает ветер. Элин тянется за ней, но куда там! Она смотрит, как карта кружится, следит за ней взглядом, стиснув руками перила. Глянцевый лист похож на плот в бушующем море. Еще мгновение, и он совсем пропадает из виду.

И тут Сэм поворачивается к ней:

– Так это действительно ничего для тебя не значит?

Она пытается успокоиться.

Но Сэм не отстает:

– Я же вижу – ты взволнована.

Элин качает головой и протягивает к нему руки:

– Пожалуйста, давай больше не будем об этом. У меня выдался тяжелый день, мне необходимо поспать. Мне завтра рано вставать.

Сэм делает шаг назад, отбрасывая ее руки:

– Завтра воскресенье.

– Ну, пожалуйста, перестань!

– Уже впору мне так говорить.

– Что ты имеешь в виду?

Не ответив, Сэм поворачивается к ней спиной и исчезает в спальне.

Вместо того чтобы последовать за ним, Элин выскальзывает в прихожую и едет на лифте вниз. Босиком бегает взад-вперед по улице, пытаясь найти карту. Но ее нигде нет. Может быть, по дороге вниз она зацепилась за чей-нибудь балкон?

Подняв голову, Элин рыщет взглядом по фасаду дома, осматривает все углы и закоулки, но напрасно.

Отыскав место на террасе, с которого Сэм выбросил карту, пытается мысленно представить траекторию ее полета. А что, если ее отнесло на соседнюю улицу?

Элин бежит на Брум-стрит. Завернув за угол, сталкивается нос к носу с пожилой женщиной. Жирные седые волосы собраны в небрежный пучок на затылке, на худом костлявом теле болтается зеленый мешковатый спортивный костюм с большими уродливыми пятнами на животе. В одной руке она сжимает карту звездного неба, в другой – свернутое одеяло, перевязанное куском кожаного ремня. Элин пытается отобрать у нее карту, но старуха сердито шипит на нее, по-звериному ощерив зубы, она явно под воздействием чего-то более сильного, чем обычный алкоголь.

Элин пятится:

– Это мое, пожалуйста, отдайте ее мне, это я потеряла ее.

Но старуха упрямо мотает головой.

Элин лихорадочно шарит по карманам в поисках мелочи, но ничего не находит.

Она умоляюще тянет руки к старой женщине:

– Пожалуйста, отдайте. Это от человека, который очень много для меня значит. У меня нет с собой денег, но я обязательно принесу, если вы немного подождете. Только, пожалуйста, отдайте ее мне, – в отчаянии просит она.

Старуха снова мотает головой и прижимает карту к себе. Один уголок мнется. Элин вздрагивает.

– Умоляю, осторожней! Это от человека, которого я… который очень дорог мне. Пожалуйста!

Старуха смотрит на нее печальными глазами. Кивает.

– Да-да, я понимаю, понимаю. Любовь, любовь, любовь, – бормочет она и отпускает карту. Та приземляется на землю прямо у босых ног Элин.

В этот час на шоссе было пустынно. Ни машин, ни людей. Неровный, местами торчащий асфальт здорово растрескался после весенних заморозков. По проезжей части пролегли длинные трещины, а белая линия по краям поблекла и местами стерлась. Элин шла, прыгая с одного отрезка разметки на другой. Пустая матерчатая сумка в ее руке надувалась на ветру. Прыгала она сосредоточенно, осторожно приземляясь на носки поношенных туфель. И тут внезапно перед ней возник он. Смех и шорох подошв по асфальту. Он прыгал гораздо лучше нее, расставив руки и преодолевая в прыжке по две полоски разметки вместо одной. Весь заляпанный грязью от макушки до пяток, в синем комбинезоне и грубых сапогах. Вот он остановился и широко улыбнулся. Веснушки на его лице почти ничем не отличались от пятен грязи. Элин поднатужилась и прыгнула мимо него, пролетев две полоски зараз. Ну, почти.

– Слишком слабенько.

Сквозившее в его голосе чувство превосходства действовало ей на нервы. Она предприняла еще одну попытку, прыгнула, но снова приземлилась ровно между линиями. Повернулась и сердито уставилась на него. Он звонко рассмеялся:

– Сдавайся. Тебе никогда меня не победить. Я же мальчик.

– Ну, ничего, однажды я тебе еще покажу, – проворчала Элин и, показав ему язык, помчалась к магазину.

Перед дверями стоял трактор с прицепом, доверху набитый деревянными ящиками. Свекла, картошка, морковь и капуста прямо с грядки. Из магазина вышел Мике и бросил сердитый взгляд на детей.

– Привет, Элин. Фредрик, кончай балбесничать, марш работать, – грозно рявкнул он.

Элин поежилась – голос мужчины походил на утробное рычание.

Фредрик вихрем промчался мимо нее, напоследок дернув легонько за волосы. Подскочил к прицепу и подхватил с него два ящика, таких больших, что они доставали ему до носа. Увидав, как его спина сгорбилась под их тяжестью, Элин решила помочь и, ухватившись за край верхнего ящика, попыталась снять его:

– Ну и тяжесть. Я тебе помогу. Все равно я никуда не тороплюсь.

Фредрик что есть силы замотал головой:

– Оставь, а то отец совсем озвереет, если увидит. Ничего, я справлюсь, я сильный.

Элин решила не настаивать. Едва она отпустила край ящика, как в дверях магазина снова возник Мике. Не переставая болтать, он взвалил на себя три ящика, и было видно, как под тонкой тканью рубашки напряглись мускулы. В просветах между пуговицами виднелась грудь, покрытая черными курчавыми волосами.

– Я уже три раза успел сходить туда-сюда, пока ты тут амуры крутишь. Сын фермера, называется. Никакого тол ку, – ворчал он.

Фредрик, пошатываясь под тяжестью ящиков, двинулся вверх по лестнице, даже толком не видя, куда ставит ноги. Элин подскочила к нему и придержала дверь. Когда он проходил мимо, она успела шепнуть ему на ухо:

– Я побегу, пока он не разорался, что я путаюсь под нога ми. Увидимся вечером. Условный сигнал прежний.

Она направилась к полкам с крупами и вскоре услышала, как заревел мотор трактора и Гринде, отец и сын, покатили прочь. Сложенные друг на друга ящики, которые они привезли, остались стоять возле полок с овощами. От дверей в глубь магазина протянулась дорожка из грязных следов, словно в напоминание о том, откуда к нам на стол попадают продукты.

Элин проснулась оттого, что кто-то неподалеку насвистывал тихую мелодию. Она тотчас же выпрыгнула из постели и стремительно натянула на себя поношенные джинсы-клеш, которые достались ей от соседки, живущей чуть дальше по дороге; к джинсам – тесную зеленую футболку с большим четырехлистником на груди. Волосы пышным лохматым водопадом упали на плечи, она кое-как пригладила их пальцами и бросила на себя быстрый взгляд в карманное зеркальце. Наскоро соорудила пробор, больно оцарапав себе макушку. Затем осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Там никого не было. Дверь в комнату братьев была закрыта, лампа погашена. Не зажигая света, она прокралась к лестнице и между столбиками перил осторожно глянула вниз. Закутанная в серое шерстяное одеяло, Марианна сидела, склонившись над кухонным столом. Пахло куревом, но Элин не заметила ни зажженной сигареты, ни облака сигаретного дыма. Мать была такой же тихой, как поздний вечер за окном.