– Может, сразу перейдем к делу? Мы оба много работа ем, но мы же не это собрались обсуждать, верно? Так о чем мы будем говорить? – Элин, нахмурившись, поворачивается к Сэму.

Муж стискивает зубы, взгляд его мрачнеет.

– Вы же видите, она сейчас не с нами. Будет лучше пере нести визит на другой день. Отправляйся обратно в свою студию, дорогая, я и один могу поговорить.

Элин порывисто вскакивает, словно под ней загорелся диван.

– Уверен? – спрашивает она, а ее лицо между тем рас ползается в предательской улыбке.

Сэм поднимается на ноги и кивает:

– Абсолютно. Иди.

Элин вынуждает себя обнять его. Сэм стоит совершенно неподвижно, но она какое-то время держит его в объятиях и натыкается на взгляд психотерапевта, внимательно за ними наблюдающего.

– Это одна из причин, почему я так сильно люблю его, – поясняет она. – Мой муж всегда все понимает.

После чего расцепляет объятия и, не оглянувшись, выскакивает за дверь.

Ведущая на сеновал лесенка круто взбегала наверх. Они поднимались по ней, сосредоточенно балансируя на каждой ступеньке и цепляясь за остатки перил. Фредрик первый, Элин – за ним. Наверху так сильно пахло сеном, что зудело в носу. Весь чердак был завален свежескошенной травой, увязанной в прямоугольные тюки, лежавшие штабелями вдоль стен. Этого должно было хватить овцам на всю зиму. Сейчас они были на пастбище, но с наступлением холодов их загонят обратно в хлев, и тогда двор снова наполнится блеянием и запахом навоза. Фредрик принялся карабкаться на тюки с сеном, пытаясь подняться еще выше. Элин легла на спину, подложив руки под голову, и смотрела, как он лазает под самой крышей.

– Слезай, а то сейчас свалишься. И прямо на меня.

Но Фредрик не послушался и принялся дальше прыгать с одного штабеля с сеном на другой, так что тюки опасно шатались туда-сюда. Элин ощупью нашла соломинку и сунула ее в рот.

Слабый писк внезапно привлек ее внимание. Элин вздрогнула:

– Тс-с, слышишь? Здесь есть крысы. Пошли лучше к морю.

Фредрик перестал прыгать. Уселся, болтая ногами на тюк с сеном, и прислушался:

– Это не крысы. Поищи – увидишь.

Элин вскочила и принялась осматриваться, заглядывая в каждый уголок, пока наконец не поняла, откуда идет звук. Это оказалась Крошка, ее любимая кошка, и она была не одна.

Элин опустилась рядом с ней на колени:

– Иди скорей сюда! Моя Крошка родила котят!

– Я же сказал, что это не крысы, – хвастливо отозвался Фредрик.

– Но выглядят они точь-в-точь как крысы.

Фредрик подошел и заглянул через ее плечо в угол, туда, где, устроившись за тюком сена, лежала Крошка и вылизывала себя и своих детенышей: два коричневых, один рыжий и два пятнистых.

Он рассмеялся:

– Да уж, вряд ли их можно назвать красивыми. Как ты их назовешь?

– Вега, Сириус, Венера…

– В таком случае, вот этот пусть будет Солнышком. – Фредрик осторожно приподнял рыжего. Он был таким крохотным, что без труда помещался в его ладони.

– Положи ее обратно, она хочет к маме. – Элин потянулась к слабо попискивающему котенку, но Фредрик отвел руку:

– Откуда ты знаешь, что это она?

– Ну, хорошо, пусть будет он. Или оно. Но кем бы он ни был, ему сейчас нужна мама. Сейчас же положи его обратно!

Фредрик послушался и осторожно вернул котенка на место.

– Остался последний, самый темный. Давай назовем его Плутоном, – предложил он.

– Вега, Сириус, Венера, Плутон и Солнышко. – Элин повторила имена, поочередно показывая на котят.

Они с Фредриком улеглись на животы и стали смотреть на крохотные копошащиеся комочки. Крошка легла на бок, и котята, причмокивая и попискивая, тут же присосались к ее животу.

Фредрик перекатился на спину. Было слышно, как по крытой железом крыше стучит дождь.

– Думаю, они разведутся, – вполголоса произнес он.

– Кто?

– Мои родители, конечно. А ты о ком подумала?

– С чего ты взял? – Элин взяла одного котенка и прижала к его щеке. – Чувствуешь, какой мягкий?

– Они в последнее время только и делают что ссорятся. Из-за денег. – Фредрик отпихнул от себя руку Элин с котенком и сел.

– Вот как. Значит, вы тоже. А я-то думала, вы богатые. Из-за чего же конкретно они сорятся?

Фредрик слабо фыркнул:

– А-а, не знаю. Но все к тому идет. Я почти каждую ночь слышу, как они шумят в своей спальне.

– Что, дерутся? – сочувственно спросила Элин.

– Чего?

– Дерутся, говорю?

– Да нет, зачем? Просто громко кричат, ругаются. Потом ходят весь день злые и дуются друг на друга. Папа стал очень сердитым. – Фредрик вздохнул и, подтянув ноги, прижался лбом к коленкам.

– Я видела его на днях с…

Элин осеклась. Протянула руку и ласково погладила по спинкам котят. Шерстка под ее пальцами была мягкой и нежной, словно бархат.

– Кого? Моего папу?

– А, забудь ничего.

– Нет уж, давай рассказывай. Чего он еще натворил?

Фредрик положил руки под голову и приготовился слушать.

– Да говорю же, ничего, ровным счетом ничего. – Элин легла рядом с ним.

Какое-то время они лежали молча и смотрели в потолок.

– Хорошо здесь, – вздохнул Фредрик. – Летом можно устроить на сеновале тайник, и тогда нас никто не найдет. – Он поднял голову и обвел взглядом чердак.

– Да уж, Крошка выбрала себе отличное место.

– Будешь ухаживать за ними? – спросил он.

– Конечно! Они такие хорошенькие. Да и Крошке будет компания, а то она и так все время одна. Но только, пожалуйста, не говори никому, что они здесь, особенно моей маме, хорошо?

– Почему это?

– А вдруг она решит их продать?

Фредрик фыркнул:

– Да кто их тут купит. У нас в округе полно кошек.

– Она может отвезти их куда-нибудь. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно. Ладно, мы никому не скажем. Пусть они будут нашими детишками. – И лицо Фредрика расползлось в улыбке.

– Точно. Нашими пушистыми детишками. И тогда у нас будет самая настоящая семья: ты, я и котята. – Она так громко захихикала, что Крошка испуганно дернулась.

Элин зажала рот ладошкой, подавляя готовый вырваться наружу смех. Фредрик кинул в нее пригоршню соломы:

– Ну и глупая же ты. Недотепа.

– Почему ты меня так назвал? Кто это – недотепа?

– Да вот вроде тебя – такая же симпатичная, но глупая.

Когда Элин вернулась домой, Марианна сидела на стуле в прихожей. Почти совсем стемнело, но свет она не зажигала, отчего весь первый этаж тонул в сумерках. Одна рука матери покоилась на стоявшем на тумбочке телефоне, старом допотопном аппарате ядовито-зеленого цвета с черным витым шнуром и серебристым наборным диском. Марианна явно ждала звонка, но при появлении дочери поднялась и отправилась на кухню. Достала из ведра в кладовке картошку, включила воду и принялась мыть черные, только что с поля, клубни под краном. Жесткой щеткой аккуратно счищала въевшуюся в кожицу землю. Элин подошла и встала рядом. Какое-то время молча наблюдала, как мать моет картошку, потом взяла из ее рук щетку:

– Давай помогу.

Марианна кивнула и положила уже очищенные клубни в кастрюлю. Расставила на столе тарелки и добавила к ним высокие бокалы.

– Начисти побольше, сегодня на ужин только картошка с соусом.

– А бокалы зачем?

– Так интереснее пить воду из-под крана. Мы можем чокаться и представлять, что это шампанское или лимонад.

– Здорово.

Марианна опустилась на стул и достала сигарету из пачки.

– Пора бросать курить, – вполголоса пробормотала она, чиркая спичкой, – слишком дорогое удовольствие.

Элин лишь слабо кивнула в ответ, продолжая лихорадочно чистить круглые клубни. Она прекрасно знала, сколько стоят сигареты.

Когда же телефон наконец зазвонил, Марианна вскочила и унеслась в прихожую. Она старалась говорить шепотом, но Элин, стоя возле раковины на кухне, слышала каждое ее слово.