– Но ты же знаешь, важен не сам показ… Ох, только не начинай, пожалуйста, снова.

– Чего не начинать?

Элин замолкает и снова поворачивается к своему отражению в зеркале. Блестящие уложенные волосы внезапно оказываются чуть взлохмаченными. Разметались, пока она бегала. Элин смеется:

– Ты прав. Ерунда какая-то получилась, я выгляжу так, словно на маскарад вырядилась. Но…

– Тебе нужно…

Элин кивает и крутится перед ним на месте, шуршит тончайшая шелковая ткань. Она разводит руки в стороны.

– Тебе придется пойти на свидание с зеленой лужайкой. По-моему, не так уж и плохо.

Сэм не может удержаться от смеха.

– Порой я спрашиваю себя, чем мы занимаемся, – вздыхает Элин.

– В смысле?

– Да вот все это. – Она обводит рукой комнату.

– А что? Что-то не так? – Сэм наморщивает лоб.

– Да нет, просто я хочу сказать… А, неважно.

– Нет уж, скажи! А то ты мне и так ничего не рассказываешь в последнее время, замкнулась, как моллюск в своей раковине.

– Все, хватит болтать, нам пора выходить, – резковато отвечает Элин.

Сэм вздыхает и подходит к гардеробу:

– Ладно, тогда посоветуй, что мне надеть. Ты ведь здорово в этом разбираешься.

Элин встает рядом с ним, глядя на то, как он раздраженно роется в шкафу. В одной его руке оказывается вешалка с костюмом, в другой – белая рубашка. Она довольно кивает и протягивает ему пару солнцезащитных очков с зелеными дужками и два толстых серебряных кольца.

– Ну конечно, должны же мы как-то соответствовать друг другу, – со смехом отвечает он, напяливая очки на кончик носа.

– Поторопись, пожалуйста, – подгоняет она его, а сама смотрит на их общее отражение в зеркале. Он – в трусах и солнцезащитных очках, она – при полном параде.

В машине они едут молча. Сэм потягивает вино из бокала, не отрывая взгляда от окна. Элин сидит, уткнувшись в свой смартфон. Наконец лимузин останавливается, и они выходят. Элин улыбается и расправляет платье. Сэм важно берет ее под руку, и они вместе медленно шествуют по красной ковровой дорожке. В глазах рябит от ярких вспышек фотокамер, и они терпеливо поворачиваются в разные стороны, позируя громко кричащим фотографам. Сэм держит ее за талию, они сближают головы, смотрят друг на друга, смеются.

– Максимум полчаса, потом мы обязательно сходим куда-нибудь нормально пообедать. На самом деле мне нужно увидеться всего с парой-тройкой весьма влиятельных персон, и все, – шепчет Элин, когда они входят в зал и каждый берет себе по бокалу шампанского.

– Ты всегда так говоришь.

– Ты же сам бизнесмен – должен понимать, как важно поддерживать нужные связи.

Сэм фыркает:

– Лучше признайся, что тебе все это нравится. Роскошь, внимание, вспышки фотокамер…

Элин отпускает его руку, оставив без комментариев слова. Приветственно улыбается людям вокруг. Вскоре Сэм отстает от нее, с таким видом сжимая в руке телефон, словно это его оружие.

Обойдя весь зал, Элин находит мужа на улице. С тех пор как они расстались, прошло уже несколько часов. Сэм расхаживает туда-сюда, плотно прижав телефон к уху, ворот рубашки расстегнут, галстук сбился набок. Фотографы, суетившиеся у красной дорожки, исчезли. Свет убран. Гости начинают покидать вечеринку, и уличная жизнь входит в свое привычное русло. В голосе Сэма сквозит возмущение, чувствуется, что он весь на нервах. Элин встает перед ним, ноги болят после нескольких часов, проведенных в неудобной обуви. Сэм, даже не кивнув ей, меняет направление и идет в другую сторону. Потом возвращается. И так несколько раз. Она берет его за руку и кивает в сторону машины, но Сэм отрицательно мотает головой и, закрыв ладонью трубку, шепчет:

– Мне нужно заскочить в офис. Поезжай домой одна.

– Но мы же собирались поужинать. Разве не для этого мы хотели уйти пораньше?

Элин со вздохом отворачивается. Он подходит ближе и сердито шипит ей в ухо:

– Может, ты и не заметила, но у меня проблемы на работе, которые требуется срочно решить. Увидимся завтра утром.

– Мне завтра с утра на работу, – говорит она, но ее слова отскакивают от него, как шарики для пинг-понга.

Оставив ее на тротуаре, Сэм уходит, продолжая громко и нервно разговаривать с кем-то по телефону.

Она делает шаг на проезжую часть и останавливает такси. Когда шофер спрашивает ее, куда ехать, она медлит с ответом.

– Отвезите меня туда, где темно и тихо, – наконец решает она. – Я так устала от всего этого.

Шофер разражается смехом:

– Вы в Нью-Йорке, леди. Какая здесь может быть ти шина.

Элин кивает и опускается на сиденье.

– Но ведь где-то должны быть тишина и покой, – негромко говорит она, скользя пустым взглядом по улице.

– Я мог бы отвезти вас в парк, но в это время суток там темно и опасно.

– Откуда вы родом?

– Индия. Только там тишиной и подавно не пахнет. А вы?

Она колеблется:

– Орчард-стрит. Лучше всего отвезите меня туда, домой.

Таксист смеется и стремительно вливается в поток машин.

– Самое лучшее – укрыться с головой одеялом и за крыть глазки. Так поступают дети, когда прячутся от своих чудищ. Это единственный способ обрести тишину и покой в этом городе, – советует он.

Не доехав до дома, Элин просит остановиться у ближайшего кафе. Заказывает себе горячий шоколад со взбитыми сливками. Осторожно берет большой бумажный стаканчик с крышкой и не спеша бредет домой. На улице все еще тепло, но оголенные руки неприятно покалывает на ветру. Над домом сияет луна, круглая и блестящая. Она останавливается и, задрав голову, смотрит на нее. В небе слабо поблескивают звезды. Или ей это только кажется?

Сердце Элин горестно сжимается. Она принимается бежать, то и дело поскальзываясь на высоких каблуках. Вот и дверь подъезда, лифт. Шоколад выплескивается через отверстие в крышке и забрызгивает шелковую ткань платья. Оказавшись в квартире, она хватает с дивана плед и выскакивает вместе с ним на террасу. Завернувшись в теплую ткань, опускается в шезлонг и смотрит на небо: те немногие звезды, чей свет достаточно ярок, здесь еще можно разглядеть. Она выискивает знакомые созвездия, бормочет себе под нос их названия, прихлебывая сладкий горячий шоколад, который кажется ей чересчур жирным. Когда стаканчик пустеет, Элин опускает подголовник и вытягивается на шезлонге в полный рост, не отрывая взгляда от ночного неба.

Утром ее будит не будильник в телефоне, а первые солнечные лучи. Они щекочут ресницы и залезают под веки. Щурясь, Элин открывает глаза. Кажется, вставать еще рано, и она снова смеживает веки. Поблизости нет моря, чтобы убаюкать ее, – только шум машин с улицы. Она слушает звуки просыпающегося города, пока солнце согревает ее замерзшее тело, и пытается вновь забыться сном, который только что покинула. Но ничего не выходит. В конце концов Элин встает и прошмыгивает в квартиру. Пиджак Сэма брошен на диван, на журнальном столике стоит наполовину пустой бокал вина и валяются крошки от бутерброда. Она на цыпочках прокрадывается к спальне и, остановившись в дверях, смотрит на мужа. Сэм лежит поперек кровати, широко раскинув ноги-руки в стороны, голый до трусов. Элин улыбается. Во сне его лицо выглядит таким спокойным, таким умиротворенным. Она подавляет в себе искушение поцеловать его и вместо этого отправляется в душ, где быстро смывает с себя вчерашний макияж и накладывает новый.

В восемь часов она, уже полностью одетая и причесанная, сидит в машине и едет в студию. Но не успевает доехать, как раздается звонок. Сэм.

– Где ты?

Он буквально кричит, и она слегка отстраняет трубку от уха.

– Еду на работу. А ты чего такой сердитый?

– Ты не ночевала дома. Где ты была?

– Ничего подобного, – протестует Элин. – Я была дома. Просто я уснула на террасе.

– За дурачка меня держишь, да? Отвечай, где ты была на самом деле?

Элин опускает трубку, слушая, как он продолжает кричать, повторяя по нескольку раз свой вопрос. Дождавшись, когда он замолчит, она вновь подносит телефон к уху: