— Вы вовремя нашли ее. Еще минут десять — и Нирфор не выстоял бы.

— Где ее маги? — сухо спросил Генри.

— Убиты. Все до единого, — отчитался Даниэль, коротко склонив голову.

Возле полуразрушенного дома — видно, зацепило какой-то магической атакой — засуетились люди. Они внесли внутрь импровизированные носилки из деревянной двери. Послышались витиеватые ругательства, и Ирен сразу узнала рычащий голос.

Хью.

Когда вынесли носилки, она бросилась к нему. Взгляд торопливо скользнул по разорванной штанине. Ткань насквозь пропиталась кровью. Похоже, Хью побывал под обломками.

— Ты как? — взволнованно ухватила его за руку Ирен.

Он ободряюще сжал ее ладонь. Слабо улыбнувшись, Хью хрипло обратился по старой, девичьей, фамилии:

— Ничего, Брави, прорвемся. Не везет мне с этой ногой.

Попытка рассмеяться оборвалась стоном сквозь зубы. Лицо исказилось от боли.

Генри, наблюдавший со стороны, сказал Даниэлю:

— Так, с Линдой я разберусь сам. А вы займитесь раненными.

— Только нашими? — осторожно уточнил тот.

Не выпуская руки Хью, Ирен обернулась на Генри. Взгляды встретились. Вспомнилось, как хладнокровно он приказал закрыть двери замка перед повстанцами.

Генри едва заметно улыбнулся ей, решительно отрезав:

— Нет. Всеми.

Войдя в камеру, Генри магией захлопнул за собой решетчатую дверь. Лязг железа гулко разнесся по подземелью.

Линда, только-только пришедшая в себя, вскочила с деревянной лавки. В отсвете факела, горящего в коридоре, блеснули тонкие золотые браслеты на руках, больше напоминающие оковы.

— Понимаешь, что это? — Генри кивнул на «украшения». — Они заколдованы и не дадут тебе управлять темнодушами. А камера поглощает магию.

— Я уже поняла, — тихо сказала Линда.

Она поспешно переплела пальцы, пряча дрожь. Генри заметил, и по губам проскочила усмешка.

— Как ты пережила ритуал? — обманчиво спокойным тоном спросил он, подходя ближе. — Я сам знаю, что значит призывать Нокту.

Линда испуганно отступила назад, забиваясь в угол.

— Неделя полного магического истощения… но это того стоило! — она вскинула взгляд, стараясь выглядеть решительной.

— Неделя на грани жизни и смерти? Наверно, сложно было решиться на такой риск, — оказавшись вплотную, Генри заговорил тише и вкрадчивее, почти с сочувствием. — Или тебе просто не сказали о нем?

Он слегка наклонил голову набок, внимательно всматриваясь в глаза Линды. Она отвернулась, глядя в пол. Дыхание стало частым-частым, почти сбиваясь на всхлипы.

— О чем ты? Я не понимаю, — пробормотала Линда.

Генри жестко поймал пальцами за подбородок. Взгляды встретились. В ее глазах заблестели слезы.

— Смотри в глаза, когда с тобой разговаривает король, — отчеканил Генри. — И не делай из меня идиота. Ты дрожишь, стоит мне оказаться рядом. Тебе не хватило бы духу пойти против меня. Значит, кто-то подговорил. Кто? Не вынуждай меня идти на крайние меры.

— На пытки? — губы Линды едва-едва шевельнулись.

Она побледнела. Зрачки расширились от страха. Отступив на шаг, Генри скрестил руки на груди.

— Ты такая хрупкая, — он окинул холодным колючим взглядом. — Наверняка не привыкла к боли.

— Я все вынесу ради Рении! — выпалила Линда, но голос задрожал.

— Говори, Линда! Кто?! — прорычал Генри. — Сама ты не решилась бы убивать!

Не выдержав, он ударил кулаком по стене рядом с ней. Линда сжалась. Она закрыла глаза, как-то заученно говоря:

— Пришлось пожертвовать несколькими деревнями, чтобы спасти от тебя остальных.

Генри раздраженно метнулся в сторону. Он загнанно прошелся по камере, будто сам стал пленником.

— Я был в этих деревнях. Видел старика с ножом в руках. С ножом против темнодуши, представляешь? — короткая усмешка получилась болезненной. — Она просто выдернула ему сердце. Видел мать с младенцем в луже крови. Она закрывала его собой до последнего. Видел девочку, на которой не осталось живого места. Непонятно, как еще дышала. Уже не могла говорить, но смотрела так… с надеждой. Она умерла у меня на руках. Их всех убила ты. Десятки, сотни людей.

Генри остановился, посмотрев на Линду. Зажмурившись, она обняла себя за плечи. Казалось, еще слово — и по-детски закроет уши.

— Страшно? — с издевкой спросил он. — Вот и не рассказывай мне сказки, что сама до этого додумалась.

Линда облизнула пересохшие губы, поднимая взгляд. Она заговорила осторожно и медленно, подбирая каждое слово:

— Почему ты так уверен, что я была не одна?

В глазах Генри сверкнуло торжество: ждал, когда спросит. Он достал из кармана темного сюртука медальон. Тот закачался маятником на серебряной цепочке. Адуляр тускло блеснул в отсвете факела.

— Ты потеряла его в лесу, когда призвала Нокту. Когда она дала тебе темнодуш.

Линда, как завороженная, потянулась к медальону. Кончики пальцев бережно дотронулись до адуляра, и во взгляде мелькнуло тепло. И страх за кого-то другого, выдающий с головой.

Генри резко отдернул руку. Он сжал медальон в ладони. Так сильно, будто надеясь раздавить.

— Скажи имя — и я разберусь с ним быстро. Без боли. Обещаю, — твердо сказал Генри.

Глаза Линды широко распахнулись от ужаса, и она покачала головой. Ладонь взлетела к груди, к сердцу, которое наверняка бешено заколотилось. С губ лихорадочно сорвалось:

— Нет…

— Или ты скажешь сейчас, или я доберусь до него сам, — отрезал Генри. — Урхо поможет выяснить, кто вился вокруг тебя на балах. И тогда… ты же слышала о том, что врагов я не жалею?

Линда оцепенела. Он принялся медленно обходить ее по кругу, как хищник — добычу. И с каждым шагом тон становился все более холодным и жестоким:

— Он поклоняется Нокте. Значит, нечисть? Я слышал о плети с серебряными крюками на концах. Элсийцы раньше использовали ее для рабов-оборотней. Думаю, ему подойдет. Ну, или можно оставить в подземелье на несколько дней. А потом, когда он будет готов убить за глоток воды, добавить в нее крупицы серебра. Представляешь, как это будет жечь изнутри?

Линда дрожала всем телом. Сбившееся дыхание срывалось на всхлипы. На глазах блестели слезы.

Генри все сильнее сжимал кулаки, не позволяя себе слабость. Он продолжал, будто методично избивая словами:

— Или все-таки человек? Тогда даже больше вариантов. На радость толпе: людям наверняка захочется посмотреть, как он за все поплатится. Можно будет ослепить. Оставить клеймо. Высечь до полусмерти. Привязать к позорному столбу под палящим солнцем, чтобы каждый смог сделать с ним все, что захочется. А потом, если твой ненаглядный будет еще жив, нужно будет все-таки его добить. Самым мучительным болевым заклятьем…

По щекам Линды хлынули слезы. Она закрыла лицо руками, и плечи сотряслись от рыданий. Генри остановился у нее за спиной, прошептав на ухо:

— И поверь мне, мои маги позаботятся, чтобы ты была там и видела все. А как только решишь отвернуться или закрыть глаза, я добавлю в его наказание что-нибудь еще.

Он отошел на пару шагов, но Линда отчаянно вцепилась в его рукав. Сквозь слезы она выпалила:

— Нет, пожалуйста! Мы… я… я не думала, что все зайдет так далеко!

— Десяток вырезанных деревень и битва в Нирфоре, куда уж дальше? — зло усмехнулся Генри.

Линда осела на колени. Казалось, просто подкосились ноги. Хватаясь за его одежду, она взмолилась:

— Генрих, прошу тебя! В тебе же есть хоть что-то человеческое? Должно было остаться!

Голос срывался, а хрупкое тело трясло от рыданий. Линда уже не осознавала, что делает. Она лишь плакала, прислонившись лбом к рукаву его сюртука, и с губ срывался бессвязный шепот. А пальцы, ледяные от эмоций, сжимали ладонь Генри. Это была уже не хозяйка темнодуш — просто напуганная девчонка.

Он почувствовал, как по руке ударила горячая капля. Это слеза Линды упала на его кожу, заставив вздрогнуть.

«Нет, нужно доиграть до конца, — строго приказал себе Генри. — Она должна поверить, что я правда это сделаю. Не узнаю имя — люди будут погибать и дальше».