– Но откуда ты знаешь год? Это ошибка.

– Тот, кто пишет на перасанскритском языке28, не может ошибиться в годе! – улыбнулся брамин. – Верно, что ты был воспитанником сэра Джона, который и усыновил тебя.

– Воспитанник! Усыновленный! Родился спустя два года после смерти матери! – схватившись за голову, шептал сэр Генри. – Ты сводишь меня с ума! Заклинаю тебя, если ты что знаешь положительного, скажи мне, или ты убьешь меня!

– Я должен задать тебе еще один вопрос, мой сын, чтобы не ошибиться. Не сохранилось ли у тебя каких либо воспоминаний о дальнем детстве, каких либо вещиц, амулетов, талисманов? Твой отец долго служили в Индии, может быть среди его вещей ты встречал что-либо, напоминающее об Индии?

Сэр Генри задумался. Действительно, ему припомнилось, что в раннем детстве, на шее у него, на цепочке, висел какой-то амулет, и что гораздо позже, перерывая вещи отца, он видел этот амулет среди разной мелочи, хранившейся в походной шкатулке отца. Шкатулка была с ним. Он нашел его в одном из ящиков, отпер секретным ключом и, порывшись немного, нашел и подал Суами Баварате небольшую ладанку, сшитую из какой-то уже почерневшей теперь кожи.

Суами, взяв из рук сэра Генри этот странный предмет, заметно вздрогнул. В его руках было то, что он искал многие годы. Попросив разрешение молодого человека, он осторожно разрезал шов и вытащил из мешочка сложенный в несколько раз кусочек пергамента. Вместе с ним выпали из него листочки завядшего цветка.

– Цветок лотоса, со священных берегов Ганга, береги их, сын мой, они приносят счастье! – уверенными тоном произнес старик и пристально взглянул на пожелтевшие от времени каракули, которыми был исписан весь листок пергамента.

После нескольких минут недоумения, он, казалось, нашел ключ к пониманию таинственного письма и погрузился всеми существом в дешифрование написанного.

Когда он закончил чтение, выражение торжества и уверенности светилось в его взоре.

– Я не ошибся, сын мой, – произнес он торжественно, – ты именно тот, кем я признал тебя с первого взгляда по знаку на руке. Ты принадлежишь к нашей великой касте, и если не хочешь больше служить инглезам, то наше сердце и ваши дома открыты для тебя. Если ты был беден до этого дня, то помни, кто имеет честь принадлежать к нашему славному роду, не может быть беден!

– Но ради великого Брамы, объясни мне, кто я? – воскликнул сэр Генри, видя, что в словах Суами звучит неподдельная уверенность.

– Сегодня, если хочешь, ты это узнаешь…

– Но кто мне скажет это роковое слово?.. – теряясь все более и более, переспросил сэр Генри.

– Тот, кто один имеет право открыть тебе твое происхождение.

– Кто он?.. Кто он?.. – допытывался молодой человек, любопытство которого было возбуждено до крайней степени.

– Я не могу теперь назвать его, мой сын, но, клянусь священной книгой «Вед», что он ближе тебе, чем тот, которого ты всю жизнь считал отцом…

– Что я должен сделать для этого? – быстро воскликнул сер Генри: – клянусь, я готов спуститься в преисподнюю, чтобы разгадать эту загадку!..

– Твое желание исполнится, мой сын. Если ты чувствуешь доверие ко мне, будь готов, через час мы выедем, а к утру будем там, где еще никогда не бывала нога европейца… готов ехать?

– Хоть на край света! – отвечал сэр Генри.

Суами Баварата сдержал свое слово. Едва солнце опустилось ниже двух третей своей полуденной высоты, как Шакир пришел сказать сэру Генри, что все готово для путешествия.

– А где же Суами? – спросил с удивлением молодой человек, не видя старика ни во дворе, ни на террасе.

– Муж «света и разума» уехал уже час тому назад, чтобы все приготовить для встречи саиба. Он поручил мне сопровождать тебя. – При этих словах Шакир поклонился так низко, как еще никогда не кланялся.

Приготовления сэра Генри были давно окончены. Он взял с собой только необходимое и сунул в карман маленький револьвер. Видя это, Шакир улыбнулся.

– Эта игрушка опаснее для владельца, – проговорил он с новым поклоном.

– Но я слышал, здесь масса тигров и всяких других зверей, – возразил сэр Генри.

– Неужели саиб думает, что мы, индусы, не сумеем своей грудью защитить близких нам друзей – гостей! Впрочем, как угодно.

Сэр Генри усмехнулся в свою очередь и положил револьвер обратно в стол.

Он отдавал себя в руки своих новых друзей без оружия. Ему нечего было терять, взамен он выигрывал доверие, было из-за чего рисковать.

– Что же, неужели мы снова отправимся в паланкинах? – спросил он, видя, что индусы уже вынесли во двор бенгали его дорожный чемодан и ружье в чехле.

– Нет, саиб, нам надо сделать до зари больше пятидесяти миль, носильщики никогда бы не поспели.

– Значить верхом?

– Не совсем так, мы поедем на слонах!

Почти тотчас пред дверью бенгали показались два серых, чудовищной величины, слона. Это не были те мизерные экземпляры царей лесов, которых сэр Генри видел в европейских зверинцах, нет, это были в полном смысле гиганты, свыше пяти аршин ростом29, с громадными клыками, с бронзовыми украшениями. На каждом из слонов был прикреплен павильон, с высокой, конической крышей и полосатыми, непроницаемыми для солнечных лучей занавесками. Совершенно голый индус-карнак сидел на шее животного, упершись ногами в уши.

Подойдя к бенгали, первый слон, повинуясь специальному окрику своего карнака, медленно и грузно опустился на колени, а служители индусы мигом подставили к его крутым бокам изящную лестницу, по которой Шакир и предложил сэру Генри взобраться в павильон. Усадив гостя на мягком шелковом диване, Шакир хотел было удалиться и сесть со служителями и конвойными на другого слона, и только просьбы, и наконец приказание молодого человека заставили его остаться и сесть рядом со своим гостем.

Сэр Генри не хотел пускаться в дальнее путешествие, в особенности ночью, по незнакомой местности, один, без опытного чичероне30, и очень обрадовался, когда Шакир согласился.

Он подал знак, и они отправились. Два конвойных всадника, в тюрбанах и с пиками в руках, поехали вперед на небольших туземных лошадках, сзади плавно и мерно выступал слон, на котором поместились сэр Генри и Шакир, а второй слон, с конвоем и служителями, в составе из шести человек, не считая карнаков, завершал процессию.

Конвой был вооружен ружьями.

В тот момент, когда караван выступил со двора, солнце спряталось за горизонт, и дивная южная ночь стремительно вступила в свои права.

Быстро миновав последние городские здания и бесчисленные пригородные коттеджи англичан, селившихся на окраине города, наши путешественники стали быстро подниматься на плоскогорье, охватывающее всю Бомбейскую бухту. Дорога становилась все уже и уже, и наконец, свернула в сторону громадной гряды гор, видневшейся вдали, и превратилась в узкую теснину, между двух почти отвесных скал.

Гигантские пальмы, магнолии, индейские смоковницы виднелись повсюду. Берега встречающихся ручьев и многочисленных «танков»31 были усыпаны группами громадного бамбука, достигающего высоты пятиэтажного дома.

Шакир посоветовал сэру Генри завернуть лицо и руки прозрачной кисеей, которой оказался у него целый кусок, так как укусы микроскопических москитов уже давали о себе знать.

Сэр Генри послушался совета и, хотя сквозь дымку кисеи едва мог рассматривать окрестности, но зато нападение москитов прекратилось и он мог спокойно дремать.

Дорогой, Шакир, словно повинуясь какому-то приказу, оказался совсем не разговорчивым и отвечал кратко и односложно. Качка слона давала себя знать, навевая какую-то странную сонливость. Сэр Генри не мог устоять против соблазна, и, обхватив одной рукой столбик балдахина, чтобы не упасть, задремал. Шакир, пристально следивший за своим спутником, заметив это движение, насторожился, и видя, что глаза сэра Генри совсем закрылись, поднес к его лицу новый кусок кисеи, смочив его жидкостью из небольшого золотого флакона, висевшего у него на груди. Действие этого снадобья оказалось мгновенным, дремота молодого человека перешла в крепкий сон и он беспомощно склонился на руки Шакиру.