Только одни подневольные пассажиры, запертые по своим каморам, старались заснуть, насколько это позволяла сорокаградусная жара, царившая на второй палубе, несмотря на вентиляцию. Несколько человек заболели дизентерией, способной быстро перейти в холеру, и Момлей всю ночь возился с фельдшерами и доктором в лазарете, где уже недоставало свободных коек.

Казалось, он был рад этому. Начиналась настоящая, давно желанная работа. Там, где и у доктора, и у фельдшеров отнимались руки и не хватало сил, из-за страшной жары и недостатка чистого воздуха, этот бескровный человек, точно весь сотканный из нервов, проявлял столько силы и энергии, что сильно привязавшийся к нему врач частенько повторял:

– Ох, батенька, не горячитесь, надорветесь!

Сэр Генри, давно уже уложивший свой ручной багаж, сидел теперь на палубе в немом созерцании этой дивной, неописуемой южной ночи, этого волшебного хаоса света и тьмы.

Вдруг сэр Генри вздрогнул, он не увидел, а чувствовал, что кто-то сел рядом с ним на скамейку.

Это был Суами Баварата.

– Саиб, простите мою нескромность, – тихо, чуть слышно шепнул индус по-английски, – но мы через два-три часа придем в Бомбей. Если у саиба еще нет собственной квартиры, бенгале Суами Баварата к его услугам.

Предложение было очень неожиданное, но очень заманчивое. Фактория, куда он ехал была в нескольких часах пути от Бомбея, и предложение остановится, хотя бы на короткий срок, в жилище брамина была большой удачей для сэра Генри.

Он согласился.

Индус, казалось, был в восторге от согласия и тотчас сообщил об этом своим товарищам. Они быстро и радостно заговорили на своем наречии.

– В таком случае, саиб, вы можете поручить разгрузку всего вашего багажа моему ученику Шакиру, он все устроит и доставит их на дом, а мы немедленно, как только остановится пароход, направимся на берег; надеюсь, что саибу будет в бенгале не хуже, чем в отеле.

Квитанция от багажа была вручена Шакиру и он с двумя индусами, из числа пассажиров с третьей палубы, переносил ящики поближе к борту.

Кроме предметов крайней необходимости, сэр Генри никак не мог расстаться со своим физическим кабинетом и небольшой походной лабораторией, предполагая, что они могут ему понадобиться в Индии, уложил их в несколько ящиков и взял с собой. Это стоило ему дорого, но зато он теперь был уверен, что ему не придется прерывать свои научные исследования.

По мере того, как приближался рассвет, между пассажирами на пароходе усиливалось лихорадочное движение. Только сер Генри, да старый брамин сидели по-прежнему рядом, и последний кратко, но чрезвычайно ловко знакомил его с современной жизнью Индии.

Пароход все еще продвигался вперед, но чрезвычайно медленно; до берега оставалось не больше версты26 и ряд береговых огней обнял весь город многотысячной цепью. Подходили к гавани. несколько десятков лодок всех размеров в форме окружили пароход, словно стая птиц, готовящаяся ринуться на добычу.

Словно по волшебству, звезды, сиявшие ослепительно ярко на темно-синем небосклоне, как-то вдруг потускнели, померкли и совершенно неожиданно красный, ослепительный, пылающий диск солнца вынырнул из-за низкого берега, пронзил ночную темноту острыми палящими лучами и словно прыжком двинулся на свободу.

Яркий день сменил ночь без рассвета, без зари. Он затопил в своих лучах и даль, и окрестность, и живым серебром засверкал, заискрился на тихой поверхности моря.

В ту же секунду, словно по команде, толпы лодочников бросились со всех сторон к пароходу и из-за борта на палубу стали прыгать голые, обожженные солнцем кофейные фигуры индусов. Назойливость их была так велика, что матросам пришлось пустить в дело пинки и швабры.

– Ну, саиб, пора отправляться. Наше солнце не шутит! – заметил старый брамин, перед которым, со знаком величайшего почтения склонялись попавшие на пароход туземцы.

Сэр Генри не заставил себя ждать. Он только прошел проститься с Момлеем, дал ему адрес фактории и взял обещание, на обратном рейсе «Москвы», телеграфировать из Сингапура. Они расстались как большие друзья и только стон одного из больных заставил Момлея вырваться из объятий сэра Генри.

Быстро сбежал молодой человек по траппу парохода в большую туземную лодку, в которой его уже ожидал Суами Баварата; десять кофейного цвета индусов налегли на весла и легкое суденышко стрелой помчалось к берегу, обгоняя и частные лодки, и катер капитана над портом, высланный им специально принять мистера Мальбро.

Этот последний сидел на расшитых бархатных подушках катера, рядом с офицером в форме, когда сэр Генри, со своим старым брамином и нагими гребцами, проскользнули мимо.

– Что это значит, европеец и за панибрата с индусской собакой? – воскликнул офицер. – Вы не знаете, сэр, кто это?

– К сожалению, знаю, это английский ренегат, воспитывавшийся в России и проникнутый ее духом равноправия всех национальностей.

– Я уверен, что это русский шпион. Надо будет принять меры! – сквозь зубы пробурчал офицер и что-то черкнул в записной книге.

Мощные взмахи гребцов быстро донесли к берегу легкую лодку Суами, и через несколько минут целая толпа нагих носильщиков тащила хозяина и гостя в закрытых паланкинах, по дороге к «черному», т. е. туземному городу.

Попав в лабиринт узких и кривых улиц, со странным колоритом, не похожим ни на что видимое раньше, сэр Генри вдруг почувствовал себя совершенно одиноким среди этой пестрой, шумящей, бегущей толпы.

Он жил в Лондоне, привык к оживленному движению на улицах, но такая масса народа, которую он встречал теперь здесь, поражала даже самую причудливую фантазию.

Во всех направлениях проносились паланкины, скакали верховые, проезжали запряженные коровами двухместные тележки, расписанные яркими цветами и позолоченные, или, раскачиваясь с ноги на ногу, мерно ступал громадный слон, кротко повинуясь каждому слову своего карнака.

Жилище Суами Бавараты было на окраине «черного города» и расположилось среди огромного сада, за высокой, каменной стеной с массивными, медными воротами выходила на улицу, если только можно назвать улицей узкий коридор между двумя каменными стенами без окон и дверей.

Едва носильщики поравнялись с медными воротами, как они бесшумно отворились, и носильщики, даже не сбавив шага, вбежали в них со своими ношами. Оказалось, что Шакир с багажом был уже здесь и, согласно приказанию своего учителя, приготовил помещение для гостя.

Это был чрезвычайно кокетливый, отдельный павильон в саду, по стенам и крыше сплошь заросший чудными махровыми розами. Окна вместо стекол были завешаны тонкой индийской кисеей и во всех трех комнатах у потолка были устроены «панки» – род громадных вееров, приводимых в движение одним общим приводом. Без «панки» жизнь в Индии была бы невыносимой, и только благодаря постоянному движению воздуха, производимому ими, европеец может существовать в этой стране солнца и змей.

Комнаты были убраны в индусском вкусе, и мебель состояла из широких диванов, покрытых дорогими шалями. Подушки были вышиты разноцветными узорами удивительной красоты, а стены украшены арабесками, состоящими из фантастических птиц и зверей.

Полусожженный палящими лучами солнца, накалявшими паланкин, сэр Генри так обрадовался прохладе и тени своего жилища, что сердечно поблагодарив хозяина, хотел тотчас же растянуться на одном из диванов, но Шакир быстрым движением руки остановил его.

– Берегись, саиб, – сказал он, – не входи в этот дом, он еще не очищен!

– Но я вижу здесь образцовый порядок, после пароходной койки и паланкина это чудное гнездышко кажется мне раем!

– Помни, саиб, что здесь Индия – страна солнца и змей!.. Здесь гибель поджидает неосторожного на каждом шагу.

– Я не понимаю вас.

– Вот, видите, саиб, в этом «бенгале» жил сын Суами Баварата, пока не переселился в другой мир… С тех пор прошло два года, никто не жил в этих комнатах и я не могу допустить, чтобы наш гость подвергался опасности, которую так легко предотвратить.