– Но в чем эта опасность? – с удивлением переспросил сэр Генри, который видел, что покорные индусы, служители Суами, смело ходили, даже босыми ногами, по мягким коврам его будущего жилища.

– Вы сами, саиб, сейчас увидите это.

С этими словами он обратился к старому, почти чернокожему факиру, откуда-то появившемуся с корзиной в руке. В другой он держал небольших размеров музыкальный инструмент с раструбом на конце.

– Приступай к делу, Озмид, это наш и друг Суами Баварата, не стесняйся его! – сказал Шакир на местном наречии факиру, и тот, даже не взглянув на сэра Генри, подошел к открытым дверям бенгали, поставил корзинку на землю и, присев на корточки, заиграл на своей дудочке извлекая из нее довольно приятные, свистящие звуки.

– Заклинатель змей, – подумали сэр Генри, и в ту же секунду увидел что из громадного розового куста, росшего прямо над дверью бенгали, появилась отвратительная плоская, голова большой змеи, с широкой раздувающейся шеей. Это была Кобра Капелла, самый опасный вид в Индии27. Одновременно во многих местах, из-под диванов, из-за занавесок, наконец, из-за подушки, небрежно брошенной на диван, показались головы пресмыкающихся, вызванных, по-видимому, музыкой. Шакир пальцем указал на этих змей молодому человеку, но тот давно уже с ужасом следил за заклинаниями старого факира. Но вот музыкант участил темп мелодии, и словно повинуясь какой-то неотразимой силе, все змеи выползли из своих укрытий и медленно поползли к старику. Некоторые при этом поднимались на хвосте и, казалось, были готовы броситься на него, но старик, заметив этот маневр, смотрел на них своим огненным взглядом, и змеи, словно загипнотизированные, падали на землю, не подавая больше никаких признаков жизни.

Через десять минут восемь кобр в других не менее опасных змей лежали, словно мертвые, у ног старика, и он смело брал их голыми руками и клал в свою корзину,

При этом сэр Генри чуть не вскрикнул.

– Но ведь они могут его укусить! – воскликнул он, обращаясь к Шакиру.

– Так что же? Для святого факира их укус не опаснее комара или мухи.

– Он знает противоядие? – переспросили молодой человек.

– Наверно, не знаю, но могу утверждать, что еще ни разу ни один факир, служитель храма богини Кали, не погиб от укуса ее слуг!

– Ее слуг? Я не понимаю.

– А это просто. Змея есть вернейший слуга бога Шивы в его грозной супруги! – совершенно простодушно отвечал Шакир. – Убить змею в присутствии одного из служителей великого бога разрушителя (Шивы) может кончиться очень печально, особенно для европейца.

– Но я слышал, что английское правительство платит огромный деньги за истребление змей и тигров.

– Это верно, саиб, но только этим богомерзким делом занимаются одни мусульмане да парсы, а правоверный служитель Брамы никогда не убьет никакого живого существа.

– Как так? А откуда же вы берете мясо для стола?

– Саиб, мы, служители великого Брамы, никогда не употребляем мясной пищи, – с торжеством отвечал Шакир.

Сэр Генри умолк, он чувствовал, что может на каждом шагу сделать промах, и направился к бенгали.

– Ну, что же, Шакир, – спросил он, – очищен ли дом?

– Могу поклясться волосами светозарной Рамы, что теперь саиб может спать спокойнее, чем на мягкой постели в лучшем отеле Лондона.

Вещи молодого путешественника были уже внесены в бенгали, предназначенное ему в жилище, и сэр Генри, чувствуя потребность в отдыхе после бессонной ночи и всего увиденного, быстро прошел в свою комнату и не раздеваясь бросился на один из диванов,

Ему хотелось сосредоточиться, обдумать свое положение и отдохнуть. Последнее чувство вдруг, сразу, всецело охватило его, и лишь голова его коснулась подушки, он уже спал мертвым, спокойным сном.

Не спали только возбужденные нервы. Они рисовали перед ним целую вереницу странных образов, то чудовищных, как кошмар, то легких и воздушных, как грезы поэта.

Когда он открыл глаза, солнце уже было низко над горизонтом, в бенгали царствовал приятный полумрак, и маленький ветерок от «панок», укрепленных на потолке, давал возможность дышать легким, непривычным к тропической жаре.

Сэр Генри оглянулся вокруг. В комнате никого не было, но едва он открыл глаза, как портьера шевельнулась и за нею показалась курчавая голова Шакира.

– Суами Баварата просит позволения войти, ему надо о многом поговорить с саибом, – произнес индус с поклоном.

– Пусть войдет во имя Божие! – отвечал сэр Генри, сам невольно подхватывая тон индусов.

На пороге стоял Суами Баварата.

Теперь, в домашнем национальном костюме, состоящем из куска белой полупрозрачной ткани, обернутой вокруг туловища и едва прикрывающей верх ног, да в пестром платке на седых волосах, брамин совсем не походил на того индусского путешественника, которого ежедневно привык видеть сэр Генри.

Исчезла всякая роскошь, теперь Суами ничем не отличался от тысяч подобных же бедных индусов, наполняющих все улицы Бомбея. Только красный знак на лбу изобличал в нем человека, принадлежащего к высшей касте браминов.

Сэр Генри, вставший с дивана, чтобы его приветствовать, подал ему обе руки и сердечно поблагодарил за гостеприимство. Это, казалось, тронуло старика, не привыкшего к такому обращению со стороны европейца.

– Отдохнул ли, мой сын? – спросил он довольно нежно. – Прости, что зову тебя так, мои седые волосы позволяют мне называть тебя даже внуком!..

– Благодарю… усталости нет и следа! – воскликнул молодой человек. – Я готов хоть в новый поход!

– Это не замедлит… до зари нам надо будет сделать больше пятидесяти миль!

– Как пятьдесят миль!? Я слышал, что до фактории нет и десяти!

– Кто говорит о фактории! – улыбнулся Суами. – Если мой сын окажет мне доверие, я помещу его в такое место, которое ему позволит обойтись без службы у инглезов.

– Хорошо, но прежде чем дать согласие, позволь мне узнать, что вынуждает тебя, ученого мужа, принимать такое горячее участие в моих делах, совершенно чужого тебе человека? – после некоторого раздумья спросил сэр Генри.

– Ты ошибаешься, мой сын, – с той же улыбкой отозвался Суами, – ты мне, то есть нам, не чужой!.. Знак, который ты носишь на руке, указывает, что ты родился в той же высшей касте, к которой принадлежу я и все высшие брамины Бомбея и Бенареса!

– Как, я!? – почти с ужасом воскликнул молодой человек.

– Собственно не ты, но твоя мать была из высшего племени Индии, она была дочерью высшего брамина храма бога Шивы…

– Это быть не может, это не правда! – пробормотал сэр Генри, теряясь в догадках. – Мой отец был сэр Джон Варяг, секретарь при резиденте в Бомбее, баронете сэре Вудбури, а моя мать тоже англичанка – мисс Ильфорд, уроженка Лондона, она умерла, когда мне было несколько месяцев. Разумеется, я ее не помню, но хорошо знаю, со слов отца, что в ней тоже не было ни капли индусской крови. Знак же этот, который смущает тебя, ученый Суами, сделан моей кормилицей, туземкой.

– Все это прекрасно, мой сын, твой отец именно так мог объяснить и происхождение знака, и твое рождение, но ведь есть возможность проверить это; вероятно, у тебя имеются бумаги отца, свидетельство о твоем рождении, о смерти матери, покажи их мне и все объяснится!

– В том-то и дело, что их нет, они сгорели во время пожара, и отец не мог достать копий… Это и было причиной того, что английский суд, будь он проклят, не утвердил меня в правах наследства после отца и даже не признал его сыном!

– Вот видишь сам, ты только подтверждаешь мои слова. То, что ты знаешь о своем происхождении, передано тебе человеком, который назывался твоим отцом.

– Как? Так сэр Джон Варяг не был моим отцом! – снова воскликнул молодой человек. – Этого быть не может!..

– Не прерывай меня, сын мой, и через несколько минут ты сам увидишь, насколько я прав, – спокойно проговорил Суами. – Слушай же: я уже успел собрать все справки. Отец твой, которого я помню в Бомбее, потерял свою жену, а твою названную мать в 1855 году, а ты родился в 1857 году, как же это совместить?