— Ваше величество, — бледная и дрожащая предстала перед ней княжна, — простите, что нарушаю ваш праздник. Кто-то заколол господина Охотникова...
— Кого, кого? — откликнулась, всё ещё блестя глазами, Елизавета.
Все эти месяцы она не видела Алексея, да и не стремилась видеть его — рядом был Александр, а разговаривать об Охотникове она могла только тогда, когда рядом не было мужа...
— Вы не помните его? — изумилась княжна Шаховская.
Она тоже была в курсе всех петербургских сплетен, и ей уже многие рассказывали о связи императрицы с кавалергардом Охотниковым как о деле, давно известном...
— Прости, вспоминаю, это высокий молодо!! человек, так умно рассуждавший о военной тактике. Он помог мне разобраться в военных действиях перед Аустерлицем...
— Ваше величество, его закололи...
— Как, почему, за что? — вскинулась императрица.
— Не знаю... Говорят, он выходил из театра и какой-то оборванец, бандит кинулся на него с ножом...
— И он умер? — ужаснулась Елизавета.
Княжна Шаховская удовлетворённо улыбнулась: наконец-то императрица проявила хоть какое-то внимание к свершившемуся...
— О нет, — сказала она, — он лежит у себя в квартире, говорят, что жить ему осталось недолго...
— Боже мой, — встрепенулась Елизавета, — это ужасно. Нужно навестить больного...
— Что вы, ваше величество, вам нельзя, вы будете волноваться, а ребёнку это вредно...
— Да-да, моему дитяти это вредно, — успокоилась Елизавета, — но мне кажется, нехорошо бросать в беде людей, если они были твоими друзьями в самое тяжёлое время. Я буду просто бессердечна и жестока, если не постараюсь проведать больного...
И она посетила умирающего кавалергарда Охотникова. Это дало новую пищу сплетне: сама императрица плакала у изголовья своего любовника.
Вернувшись домой, Елизавета сделала для умирающего, что могла: послала своего врача, фрукты, сладости, лекарства, которые нужны были кавалергарду. И снова заходили по петербургским гостиным слухи. А этот жест был не более и не менее, как обычный жест Елизаветы. Всем своим больным друзьям наносила она визиты, помогала, чем могла...
Но уж если сплетня затронула самое высокое, что было в государстве, то она не остановится ни перед чем. Громко обсуждали во всех гостиных разврат в царском доме: у императора фаворитка, а жена тоже завела себе любовника, обе беременны. Смаковали каждую деталь, вцепились в визит императрицы к постели умирающего Охотникова...
Алексей Охотников умер, несмотря на самый лучший уход, который обеспечило ему высокое покровительство, лучших врачей и лучшие лекарства — кинжал задел жизненно важные органы.
Елизавета была огорчена, мало — убита этой смертью.
Все, кто с ней соприкасается, получают несчастья, она приносит всем только боль и утраты...
Она заказала памятник на могилу человека, бывшего её другом и наперсником в течение нескольких месяцев. Прекрасная муза в траурной накидке склонилась в изголовье могилы.
Сама Елизавета не была на похоронах, но её траурная коляска следовала до самого кладбища. Но никто в Петербурге не озаботился узнать, сколько таких памятников было поставлено императрицей, скольких друзей оплакала эта одинокая женщина!
Сплетня кралась за ней по следам, сторожила каждый её шаг, и он тотчас делался известен Марии Фёдоровне — так мстила она невестке за «старую толстую немку», она, ставшая у власти вместо сына...
Теперь все чиновники и вельможи ездили к Марии Фёдоровне, чтобы просить милостей, и она распределяла должности в столице. Лучший друг её мужа, генерал от кавалерии, Аракчеев, становился самым значительным лицом. Ему всё больше и больше доверял Александр, поручал все самые сложные дела. А Аракчеев был креатурой[24] Марии Фёдоровны.
Постепенно удалила она от Александра его верных и преданных друзей, заменив своими. Знала всё вдовствующая императрица, дёргала нити всей государственной политики...
Отдав дань памяти Алексею Охотникову, всё больше и больше радовалась теперь Елизавета, что скоро на свет появится её дитя.
Раньше разрешилась от бремени фаворитка — родила девочку.
Через несколько дней и у Елизаветы появилась девочка. Обе были на одно лицо — это было лицо самого Александра.
Нарышкина получила всё, что только могла получить любимая женщина, — деньги, бриллианты, цветы, поместья, а больше всего — самого Александра, который просиживал у её постели долгие часы, любуясь своей дочерью.
Известно, что мужчины любят детей любимой женщины и холодны, невнимательны и скудны на подарки детям нелюбимых жён. Это в полной мере испытала на себе Елизавета.
Александр прислал ей дежурное поздравление с благополучным разрешением от бремени, положенную сумму денег. Сам он не заходил к Елизавете...
Мария Фёдоровна говорила не кому-нибудь, а секретарю Елизаветы:
— Мой сын был слишком холоден к тому ребёнку. Я всё недоумевала и удивлялась, почему так? Но он сам мне всё объяснил. Это был не его ребёнок. Но мой сын был настолько великодушен, что простил своей жене этот грех...
Зачем бы императрице, пусть и вдовствующей, оставлять для потомков это чернившее Елизавету обстоятельство? Она знала, что ещё один комок грязи, пущенный в невестку, окончательно скомпрометирует её в глазах не только современников, но и потомков.
Она многое предвидела, эта вдовствующая императрица...
А Елизавета ничего этого не знала — она была счастлива появлением на свет дочери, назвала её Лизонькой, поскольку никто в семье не выразил желания дать ребёнку имя. Ни Александр, ни свекровь даже не зашли к ней поглядеть на это дитя, как две капли воды похожее на Александра...
Никто не осмелился рассказать ей о сплетне, гуляющей по петербургским гостиным, никто не намекнул на усилия Марии Фёдоровны, желавшей раз и навсегда опорочить имя своей невестки.
Полтора года, брошенная мужем, в окружении лишь своих фрейлин да нянек и мамок Лизоньки, наслаждалась Елизавета счастьем материнства.
Сама шила ей кофточки и чепчики, вышивала фартучки и внимательно изучала все её пелёнки.
Полтора года она была в мире и ладу с самой собой, в мире и ладу со всем миром...
Даже отнявшая у неё мужа фаворитка теперь не была ей опасна и страшна — у неё было дитя, рождённое от мужа, у неё была великая княжна Елизавета.
Девочка росла крепкой и здоровой. Ничто не предвещало беды, ничто не вызывало беспокойства. И вдруг, в течение всего одной недели, цветущий толстый ребёнок стал хиреть и чахнуть.
Через полтора года Лизонька умерла...
Страшные мысли зароились в голове у Елизаветы. Разве возможно такое, если доктора уверили её, что всё в порядке, что девочка вырастет здоровой и прелестной, не находили у неё никаких отклонений, даже зубки прорезались без больших осложнений?
Значит, кому-то надо было, чтобы она, эта девочка, не жила? Но ведь она и не могла претендовать на трон, ещё Павел особым указом воспретил женщинам всходить на российский престол!
Кому и зачем потребовалась смерть её крошки, её ненаглядной Лизоньки?
И глаза Елизаветы обратились не к мужу — он не был способен ни на какую подлость, твёрдо верила она.
Значит, это всё тот же Константин, цесаревич, титул которого давал ему право быть царём после Александра. Она убедилась в этом, когда узнала, что дочь Александра от Нарышкиной не только жива, но и растёт крепкой и здоровой...
Она желала ей лишь добра. Со временем, когда Мария Нарышкина изменила Александру, сама отказалась от незаконного брака с ним, отказалась даже от дочери, прижитой с ним, Елизавета от всей души привязалась к этой девочке, Сонюшке, начала считать её своим родным ребёнком. Но, видно, наследственность у Александра была очень плохой — четырнадцати лет от роду Сонюшка тоже умерла.
А теперь, сейчас, когда Елизавета увидела в гробу лицо своей второй дочери, она замкнулась в своём горе, стала ещё более одинокой, чем была во время беременности, родов и первых месяцев жизни Лизоньки.
