Но девочки не позволили себе ни излишней торопливости, ни улыбки радости на лицах. Только на бледных, почти прозрачных щеках Луизы вспыхнул непрошеный румянец, а губы десятилетней Фридерики сжались в нитку, боясь выпустить на свет весёлую улыбку.

Они чинно поклонились матери и отцу, степенно вышли из столовой и лишь тут дали себе волю. Схватившись за руки, они вприпрыжку подскочили к лестнице, ведущей в их спальню, пронеслись через две ступеньки, и словно буря распахнула дверь их комнаты. Только голоса девочек звучали тихо и сдавленно:

— К деду! Салют маркграф! Салют Карл!

Крики могли обратить на себя внимание слуг и сидевших внизу, за столом, родителей, и они лишь покрутились по крохотной комнате, задевая подолами за диваны и кровати, схватившись за руки и бледнея от счастья.

И только тогда опомнилась Луиза: зачем их зовут к деду? И почему их, а не старших, близнецов Каролину и Амалию? И вообще, что за странные взгляды кидали сегодня на них за столом мать и отец?

Но она не стала обсуждать это с Фридерикой: той недавно исполнилось десять и все важные вопросы были ещё недоступны её пониманию...

Неуклюжая, недавно взятая в замок горничная Доротея едва успела постучать в дверь, чтобы выполнить распоряжение госпожи и одеть девочек, а они уже выпорхнули навстречу ей, готовые к выезду. Их серые платья, отделанные белыми муаровыми рюшами, и точёные лёгкие башмачки всё ещё сияли чистотой, но становились уже несколько тесноваты — девочки быстро росли, а плоёные[2] чепцы сидели на самых макушках, открывая чистые высокие бледные лбы.

Доротея не успела и повернуться, сказать хоть несколько слов, а девчонки уже неслись по лестнице, опережая её.

У высокого крыльца уже стояла пара серых в яблоках тяжёлых лошадей, запряжённых в лёгкий шарабан, на козлах важно восседал грум[3] в красной с золотом ливрее, а на запятках пристроились двое слуг, успевших погрузить коробки с парадными одеждами принцесс.

Вся семья вышла проводить сестёр. Сам наследник маркграфского престола теснился позади старших дочерей и Карла, пятилетнего рыхлого увальня, а супруга наследника Амалия, мать девочек, чуть ли не всплакнула, провожая Луизу и Фридерику грустным всёпонимающим взглядом.

И опять не поняла Луиза, почему у матери такое печальное вытянутое лицо, и без того длинное, почему, вопреки этикету, не сделала она замечания близнецам, почему даже Карла, младшего сына, пропустила вперёд себя? Уж очень наблюдательна и быстра на глаз была Луиза, хоть и минуло ей всего тринадцать. Не по возрасту смышлёная и разумная, она уже давно по едва заметным мелочам научилась отгадывать всё, что происходит в доме и семье, даже сёстры-близнецы, Каролина и Амалия, не поспевали за мыслями и взглядами Луизы. А были на два года старше...

Луиза церемонно присела перед отцом и матерью, легко и непринуждённо спустилась с каменных ступеней и также, не глядя под ноги, поставила ногу в башмачке на первую ступеньку подножки.

Фридерика бежала за ней, забыв даже проститься с родными.

Луиза ещё раз окинула глазами всю свою семью, столпившуюся на крыльце. Хоть и была она большой и разной по возрасту, хоть и царил при их крохотном дворе строжайший этикет, но были они очень близки по духу, как могли облегчали жизнь отцу и матери, даже садились в горячие дни уборки овощей чистить горошек или разбирать гречишные зёрна, и не надо им было много слов, чтобы понять друг друга.

За этой близостью и духовным родством стояла, конечно же, мать Луизы, герцогиня Гессен-Дармштадтская, вынесшая из своего герцогского дома требовательность и кроткую ласковость к детям.

Тяготел Баденский дом к Гессен-Дармштадту. Первая жена деда, маркграфа Баденского, Карла-Фридриха, была из этого дома. В далёком 1751 году он был обручён с дочерью Гессен-Дармштадтского ландграфа Людвига Восьмого. На пять лет старше была его невеста, и пятнадцатилетний Карл-Фридрих во всём слушался своей жены. Трёх сыновей подарила ему Гессен-Дармштадтская принцесса: Карла-Людвига, Фридриха и Людвига. Средний его сын, Фридрих, не замедлил пойти по стопам отца: совсем мальчишкой окрутили его с принцессой Нассаусской. Но брак оказался бесплодным. Младший сын первого брака, Людвиг, так и остался холостяком. Зато старший, Карл-Людвиг, который и был отцом Луизы, выбрал себе жену не только красивую и хозяйственную, родовитую и знатную, но и плодовитую. Амалия принесла ему шесть дочерей и сына Карла.

Дед прожил со своей первой женой почти тридцать лет и нисколько не пожалел, что женился на принцессе старше себя: ландграфиня была ему первой советчицей в делах.

Баденские маркграфы владели небольшими землями и всё время должны были зорко охранять свои имущественные владения. Маркграфство Баденское граничило с Францией, Австрией, Баварией, Вюртембургом и Гессеном. И все соседи завистливо поглядывали на плодороднейшие земли Бадена, стараясь при случае урвать кусок из них. Первая жена помогала Карлу-Фридриху во всём, и до восемьдесят второго года Баденское маркграфство всё прирастало и прирастало землями — то за счёт небольшой прикупки, то за счёт сделок, заключать которые советовала маркграфу его жена.

И хоть дед Луизы не был святым и при случае мог переспать с крестьянской девушкой где-нибудь в охотничьем домике, а то и попросту в стогу сена, его жена глядела на такие шалости сквозь пальцы.

Как же жалел Карл-Фридрих, когда она легко и спокойно ушла из жизни, наказав перед смертью мужу держаться со всеми завистливыми соседями дружески, дипломатично и стараться округлять свои владения.

Крохотное маркграфство потихоньку прирастало землями и людьми, а Карл-Фридрих снова выбрал себе жену из того же Гессен-Дармштадтского дома, племянницу своей первой жены. И опять не ошибся. Пошли дети от второго брака, уже не участвующие в наследовании ландграфской короны, но зато имеющие самый тёплый уголок в сердце старого Карла.

Своего первого сына, Карла-Людвига, маркграф давно отделил, поселив его в двух милях от старого замка в Карлсруэ — в Дурлахе. Вроде бы близко, да все отдельно. Меньше споров и раздоров в семье, нет ненавидящих взглядов: дети от второго брака оказались завистливыми и сварливыми. Обособив сына и дав ему титул наследника короны, Карл-Фридрих навсегда отсёк излишние притязания молодой жены и её детей. Он легко поддавался уговорам женщины, бывшей на тридцать лет его моложе, и только в одном вопросе оставался твёрд и непоколебим, как скала. Лишь отец Луизы, Карл-Людвиг, мог наследовать его корону. Много сил и нервов потратила молоденькая жена, чтобы убедить мужа передать корону её детям, но всё было бесполезно. Не помогли ни интриги, ни наговоры, ни комья грязи, бросаемые в сторону Дурлаха.

Но теперь и сам наследник, и его жена, и его дети редко посещали замок в Карлсруэ, зная, что каждый приезд, каждое посещение будут перевёрнуты с ног на голову, обсуждены и облеплены грязью.

Оттого радовалась Луиза, что дед позвал в гости не родителей, не старших сестёр, а только почему-то её с Фридерикой. Что-то крылось за этим, и она заранее вздрагивала от предчувствия каких-то перемен в своей судьбе...

Сытые тяжёлые кони неспешно несли по укатанной аллее лёгкий шарабан. Открытый верх экипажа, украшенного по сторонам дурлахским вензелем, давал возможность любоваться чудесными окрестностями.

Вековые пирамидальные тополя, окаймлявшие аллею длинной в две с половиной мили, позволяли видеть за толстыми стволами зелёную поросль молодой пшеницы, стройные ряды виноградников, а по обочинам дороги на высоких кольях колючие лозы хмеля, посаженного всюду, где выдавался незанятый клочок земли. Везде ухоженная, как будто только что политая зелень, ровные грядки овощей, прополотые межи, чтобы трава не влезала на засеянные поля, колосья ячменя, уже налившиеся молодой молочной свежестью, бурно волнующиеся под свежим весенним ветерком.

Вдали синели горы Шварцвальда, поодаль от аллеи блестела под солнцем медленная вода Рейна, сливаясь с небольшим притоком Неккараи, а кругом всё те же поля, перемежающиеся холмами, террасы виноградников, густые сады — и ясное глубокое голубое небо, лишь слегка приукрашенное лёгкими белыми облачками.