Я впиваюсь ногтями в предплечья Декера, будто держусь изо всех сил.

— Я почти.

— Я тоже. — хрипит он в ответ, набирая скорость. Моя голова раскачивается взад-вперед, и все расплывается от силы ударов его бедер, врезающихся в меня.

Каблуки впиваются в верхнюю часть его задницы, пронзая его с каждым толчком. Декер ускоряет темп, и я протягиваю руку между нами, чтобы потрогать клитор. Все мое тело сотрясается в ту секунду, когда мой палец касается чувствительного пучка нервов, и оргазм прокатывается по мне огромными, неконтролируемыми волнами. Мои бедра дрожат, и я задыхаюсь. Руки тянутся вперед, хватаясь за все, за что можно ухватиться. Перед глазами фейерверк расплывчатых звезд, и в венах не остается ничего, кроме чистого наслаждения. Наконец, моя киска сжимается на члене Декера.

Это вызывает у него громкий стон.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что оргазм стихает, и разум возвращается в нормальное состояние, Декер громко хрипит. Первобытно и грубо, как пещерный человек. Он засовывает свой член так глубоко, что достает до мест, где никогда не был ни один мужчина.

— Бля*ь… Тейт… — его член дергается внутри меня, и он кончает.

Я пристально смотрю ему в лицо, пытаясь зафиксировать каждую реакцию в своей долговременной памяти. Каждый стон, каждую морщинку, которая образуется, когда сокращаются мышцы его тела. Горячие струи наполняют киску, вытекают по бокам члена и стекают по внутренней стороне моих бедер.

Декер судорожно вздрагивает еще несколько раз, полностью опустошаясь, затем по его лицу медленно расплывается довольная улыбка. Я представляю нелепую, дрянную ухмылку, которая, должно быть, красуется на моем лице. Никогда не признаюсь Декеру Коллинзу, но это, безусловно, был лучший секс в моей жизни. Даже не секс, а опыт.

Я даже близко так не кончала, даже дома с Бобом.

Нежно поцеловав меня в губы, Декер вынимает из меня член, и я сразу же теряю с ним связь. Крошечные капельки пота скатываются с его лба, когда он отстраняется.

Декер смотрит на меня так мягко и мило, как будто что-то чувствует ко мне, будто стал другим человеком на несколько коротких секунд.

Мне это нравится.

Мы снова целуемся, а затем я запрокидываю голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

Декер помогает мне подняться на ноги и ведет в свою уборную. Берет губку и вытирает сперму с внутренней стороны моих бедер, затем выходит, чтобы дать мне минуту уединения. Я поправляю волосы и промокаю кожу салфеткой, стирая с лица размазанную помаду. Мои губы распухли от поцелуев, но, кроме этого, нет никаких признаков того, что меня только что как следует трахнули.

Я выхожу из уборной, и Декер ухмыляется, поправляя стол и переставляя папки. Я подхожу к нему и целую его в щеку, задаваясь вопросом, куда это нас теперь приведет.

Прежде чем я успеваю спросить, раздается стук в дверь.

Я уже выхожу, поэтому открываю ее, а Декер подходит ко мне сзади, положив руку на поясницу.

Дверь распахивается, и перед нами появляется женщина. Я неловко улыбаюсь ей, и она бросает на меня острый взгляд. Я оглядываюсь на Декера, но он смотрит на нее в полном замешательстве, написанным на его лице. Затем оно переходит в смешанное раздражение и удивление. Он явно знает ее, но она не похожа на адвоката. Она даже не выглядит так, будто ей место в этом здании.

На ней джинсы, футболка и кроссовки, волосы собраны в хвост. Ее руки сложены на груди, и она просто стоит, словно на разборке в старом западном фильме.

Черт, это его девушка. Или жена.

— Моника? — Декер произносит имя так, словно не видел ее много лет, и они только что столкнулись в торговом центре.

Она нас слышала? Кто, черт возьми, эта леди?

ДЕКЕР

Этого, бля*ь, не может быть. Весь мир против меня.

Голова вот-вот взорвется. Я пристально смотрю на женщину, которая изменила мою жизнь четырнадцать лет назад. Сейчас она выглядит не сильно иначе, чем тогда. Большие зеленые глаза и розовые губы — совсем как у Дженни.

С трудом сглатываю, когда по телу проносятся миллион разных эмоций — гнев находит место в груди. Я сдерживаю многое из того, что хочу сказать, и соглашаюсь с очевидным.

— Какого хрена ты здесь делаешь?

— Наша дочь была в больнице, и ты не удосужился мне об этом сказать? Почему не позвонил?

Тейт резко оборачивается, на ее лице читаются боль и замешательство.

— Дочь? Вы женаты?

Я стискиваю зубы и прищуриваюсь, глядя на Монику. Кладу руку на плечо Тейт, задаваясь вопросом, как выбраться из сложившейся ситуации. Тейт не похожа на человека, который будет сидеть сложа руки, пока я не расскажу ей все факты. Она, вероятно, хочет пнуть меня по яйцам, и, может, даже сделать кое-что похуже, чтобы причинить максимальную боль. Пытаюсь объяснить ей взглядом, что мне жаль, и что всему есть рациональное объяснение.

— Я объясню позже. Обещаю. — жестом указываю на Монику. — Прямо сейчас мне нужно поговорить с ней. Прости, пожалуйста.

Тейт бледнеет. Чувствую себя полным придурком, но она должна понять. Моника одаривает Тейт самодовольной улыбкой и неторопливо проходит мимо нее в мой кабинет.

Тейт стоит с потрясенным выражением лица, ожидая объяснений, которые я не в состоянии дать ей в данный момент. Я бросаю на нее свой лучший извиняющийся взгляд еще раз и провожу пальцем по ее щеке, затем закрываю дверь.

Поворачиваюсь и встречаюсь с ненавистной усмешкой Моники.

— Трахаешься с секретаршей в своем кабинете?

Я предупреждающе поднимаю указательный палец и свирепо смотрю прямо на женщину.

— Закрой рот. Это не твое гребаное дело, и она не секретарша. Зачем пришла?

Шагаю к минибару и наливаю стакан виски. Нужно чем-то притупить боль в груди от того, как Тейт смотрела на меня, пока я закрывал дверь. Почему жизнь постоянно издевается надо мной? Почему не дать мне хотя бы пары минут, чтобы я насладился тем фактом, что оттрахал Тейт, и она кончила мне на член? В моем кабинете, не меньше.

Это фантазия каждого мужчины, а Моника приходит без предупреждения и все портит.

Я делаю большой глоток виски и закрываю глаза, теплая жидкость проваливается в горло. Снова открываю глаза, надеясь, что Моники тут нет, и это какой-то извращенный сон, но без шансов.

— Прошло четырнадцать лет, — усмехаюсь я, качая головой. — И вот ты явилась. Ведешь себя, будто вправе врываться в мой офис и требовать информацию о ребенке, которого даже не знаешь. Убирайся на хрен.

Моника переминается с ноги на ногу и выпячивает бедро, словно имеет право вести себя вызывающе в моем гребаном офисе.

— Так не разговаривают с матерью своего ребенка!

Я с грохотом ставлю стакан на стол, делаю два быстрых шага к ней, но вдруг спохватываюсь. Я никогда не поднимал руку на женщину, но сейчас близок к этому, как никогда.

— Ты ей не мать. Не корми меня этой чушью. Иметь дело с манипулирующими придурками обычное для меня дело. Так что ты не в своей лиге. — делаю паузу и глубокий вдох, изо всех сил стараясь успокоиться и сохранить адекватность. — Послушай, я взял ответственность за ребенка на себя. Ты выбрала деньги.

Моника начинает что-то говорить, и я прерываю ее, решив, что лучший способ вывести ее из кабинета — просто как можно быстрее сообщить ей факты, даже если она не заслуживает их знать. Мне нужно объясниться с Тейт, а, насколько я ее знаю, она уже может сидеть в самолете, направляющимся в Даллас.

— Мы думали, что у нее аппендицит, но диагноз не подтвердился. Тебя никогда раньше не интересовало ее здоровье, так что ты здесь не поэтому. Тогда почему? Нужны деньги? Сколько? — делаю два шага за свой стол и открываю ящик в поисках чековой книжки. Я знаю, как вести подобную игру.

— Вау, Декер. Ты и правда так обо мне думаешь? — Моника шмыгает носом и вытирает крокодиловы слезы.

Я не куплюсь на ее дерьмо. Может, я был немного резок вначале из-за ситуации с Тейт. Но в любом случае нужно очертить некоторые границы, иначе Моника подумает, что может являться, когда ей вздумается, а я подобного не вынесу.