– Что же ты не говорил, что у тебя в Венеции есть такая красавица-сестра? – обличив свое недоумение в шутку, произнес шехзаде Осман, когда они с Джордано разместились в двух креслах, а служанка отправилась за вином.

– К твоему сведению, у меня много сестер в Венеции, но лишь одна из них красавица, – Джордано с видимым теплом глянул на довольно улыбнувшуюся Арабеллу. – Потому и молчал, зная, как ты на красавиц падок.

– Неужели опасался, что я посягну на ее достоинство?

– Опасался, но скорее уж за тебя самого, – хмыкнул Джордано. – Белла ловко расставляет сети, из которых потом уже никогда не выпутаться. Я не хотел, чтобы и ты становился жертвой ее чар. Иначе с кем мне останется распивать вино, да развлекаться со служанками?

– Зря ты молчал, Джордано, – ответил шехзаде, смотря не на него, а на Арабеллу, которая с ленивой грацией забрала у служанки с подноса кубок с вином. – В сети такой женщины я и сам не прочь попасться.

Делая глоток вина, Белла обратила к нему зеленые глаза поверх кубка, и этот взгляд его буквально опалил, заставив нервно поерзать в кресле. Джордано будто не услышал его слов и усмехнулся, разглядывая служанку, подавшую ему вино. Она, наклонившись, томно на него глянула в надежде, что и ей достанутся жаркие объятия господина, которые уже познали другие.

– Приведи еще кого-нибудь, – велел ей Джордано, забрав кубок с подноса. – Двух будет достаточно? – так, будто служанки были неодушевленными предметами, поинтересовался он у друга.

– Трех.

Это был ответ не шехзаде, а Арабеллы, и тот изумленно поглядел на нее.

– Сестрица любит играться с ними не меньше, – насмешливо взглянув на него, заметил Джордано и глотнул вина с немужественным изяществом, которое его совсем не портило, а придавало ему европейского лоска. – Правда, за закрытыми дверьми спальни. Так что я понятия не имею, что она с ними делает. Хотя мне всегда было любопытно.

– Неужели двери вашей спальни всегда закрыты?

– Да, я всегда их запираю, – Арабелла игриво улыбнулась обратившемуся к ней шехзаде. – Никогда не знаешь, когда муж соизволит вернуться с охоты или очередного пира.

Шехзаде Осман развязно улыбнулся в ответ и, не сводя с нее глаз, поднес кубок ко рту и пригубил вина, чувствуя, как его все больше и больше увлекает эта женщина – порочная, необычная, но в то же время проникнутая возвышенными чувствами.

Когда в зал явились три служанки, все, как одна, облаченные в простые коричневые платья, которые в Венеции традиционно носила прислуга, Арабелла отставила свой кубок на столик и, поднявшись, многозначительно посмотрела на шехзаде Османа. Он все никак не мог оторваться от ее созерцания, полного удовольствия и томления плоти.

– Двери моей спальни и вправду всегда заперты, но войти в нее все же можно, если желающий этого сумеет найти запасной ключ. Отыскать его можно лишь следуя зову сердца, озаренному светом луны.

С загадочным видом Арабелла прошла мимо мужчин в креслах и молча взглянула на одну из служанок. Та, поклонившись, безропотно последовала за ней прочь из зала. А шехзаде Осман задумчиво смотрел им вслед, пытаясь понять, что имела в виду соблазнительная венецианка.

Дворец Топкапы. Покои Бельгин Султан.

Нурсан-хатун уже много лет служила своей госпоже. И ей было достаточно лишь одного взгляда на нее, чтобы понять, в каком настроении пребывает Бельгин Султан. Едва войдя в опочивальню, Нурсан-хатун увидела султаншу сидящей на тахте с отсутствующим и печальным видом. У нее явно что-то случилось. Вечер уже наступил, и вот-вот должен был начаться праздник в гареме, а она даже не распорядилась о том, чтобы пришли служанки и помогли ей к нему подготовиться.

– Султанша, что такое? – участливо спросила служанка, присев рядом с той на тахту. – Вы что же, и на праздник не пойдете?

– Какой уж тут праздник, Нурсан? – вздохнула Бельгин Султан, грустно посмотрев на нее. – Я не знаю, как мне дальше быть. Имею в виду… Я в растерянности. В моей жизни столько лет все было спокойно. И я привыкла к такому укладу. Повелитель все эти годы дарил мне свою любовь, не терзая меня невниманием или холодом, и я тоже любила его. Наш Мехмет – наша отрада, венец моих чаяний и гордость отца, но Айнур… Я чувствую, как, взрослея, она осознает, что мы друг другу чужие и отдаляется. И наша маленькая семья словно бы рушится у меня на глазах. Я так боюсь этого, Нурсан! Словно чувствую, что впереди нас всех ждет что-то плохое…

– С чего вы взяли, что Айнур Султан от вас отдаляется? Она всегда была к вам нежно привязана и почитала вас, как свою матушку.

– Да, но не так, как Орхана, – понуро откликнулась султанша и, обратив взгляд к горящему камину, попыталась объяснить свои чувства. – Я не понимаю, как может между братом и сестрой жить такое чувство. Возможно, подобное просто выше моего понимания? Она любит его, как никого другого, все ему прощает и всегда с такой яростью вступается за него. Мне следовало бы раньше обеспокоиться этим, но когда они были детьми, я… как-то не замечала этой нездоровой привязанности меж ними.

– Султанша, но почему вы вдруг обеспокоились их отношениями? – в непонимании спросила Нурсан-хатун. И осторожно уточнила: – Что-то… произошло?

– Я снова застала их за… этими ласками, – в явном смятении ответила Бельгин Султан и порозовела. – В пылу ссоры Айнур многое мне наговорила, да и я, признаться, тоже сказала лишнего. Запретила ей проводить время в обществе Орхана, так она совсем, казалось, разум потеряла. Мне на миг показалось, что передо мной – Эмине Султан. Такой у нее был взгляд. И эта улыбка, сочащаяся ядом… Она знала, что причиняет мне боль. Но ее это не останавливало. Потому я запретила ей бывать с Орханом. Ведь это он так на нее влияет! Уверена, если бы не его пагубное влияние, Айнур никогда бы не позволила себе подобной дерзости. Смотря на Орхана, она повторяет его же ошибки. И я страшусь этого, ведь… Ведь повелитель его совершенно не выносит. Я не хочу, чтобы отношения Айнур с отцом превратились в нечто подобное. Мы ведь одна семья! А она предпочитает нас ему одному, своему опальному брату. Что такое он дает ей, чего мы с повелителем и Мехметом не можем дать?

– Думаете, Айнур Султан вас послушает? – с сомнением воскликнула Нурсан-хатун.

– Если честно, я в этом не уверена, – безрадостно усмехнулась Бельгин Султан. – Даже если и послушает, Орхан ее в покое не оставит. Он всегда за ней увивался. Сколько бы на моей памяти они не ссорились, Айнур всегда наказывала его своим безразличием, а Орхан неизменно сдавался, приходил к ней первым и просил прощения, даже если виноват не был. Вот уж чего я никогда не понимала в его натуре. Такой гордый и непокорный со всеми, а перед Айнур готов хоть на коленях ползать. От подобного становится не по себе, верно? Именно поэтому я и тревожусь, Нурсан. Что-то с этим нужно делать, пока… пока не случилось непоправимое. Чем бы это не было…

– Вскоре Айнур Султан выдадут замуж, ну, а пока его самого нужно осадить, чтобы шехзаде оставил свою сестру в покое.

– Ты что, полагаешь, он меня станет слушать? Орхан перед повелителем головы не склоняет, а уж передо мной…

– Но мать свою шехзаде, несмотря ни на что, уважает и ценит. Одна лишь Афсун Султан способна хоть как-то на него влиять. Вот пусть она и поговорит с шехзаде Орханом. Все-таки он – ее сын.

Бельгин Султан в раздумьях посмотрела на свою служанку. Женщина понимала, что больше ей нельзя сидеть, сложа руки. Она должна была что-то сделать ради блага своей дочери, даже если та расценивала ее стремления как причинение ей горестей.

Дворец Топкапы. Покои Афсун Султан.

Как и все красавицы, Афсун Султан не видела смысла свою красоту скрывать, потому этим вечером в ее покоях полным ходом шла подготовка к грядущему празднику в гареме. Она сменила свое более-менее повседневное бордовое платье на великолепный наряд из темно-синей парчи, расшитой серебряной нитью и алмазами, которая сияла и переливалась при каждом движении султанши. Ее темные волосы служанки собрали и уложили в сложную прическу, которую довершал серебряный венец, украшенный густо-синими сапфирами.