– Возможно, так бы и было, родись у вас такой сын, как шехзаде Мехмет, султанша.

– У меня бы такой никогда не родился, – не то с раздражением, не то удрученно ответила султанша. – Мехмет взял доброту и чуткость от матери. Этим Бельгин пленила повелителя, этим же его пленил ее сын. Но раз во мне этого нет, то и мой сын родился другим. Однако, я верю, что Орхан с возрастом одумается. Он не может не понимать с его-то умом, сколь опасно его неуемное своенравие…

Дом в Стамбуле.

– Менекше!

Женщина, которая до этого, погрузившись в свои мысли, расставляла на подносе чашки с горячим чаем перед тем, как отнести его хозяйкам в гостевую комнату, вздрогнула от неожиданности, а потом устало возвела глаза к потолку. На кухню, где она находилась, вбежала красивая зеленоглазая девушка в простоватом желтом платье с длинными золотыми волосами, которые мелкими завитками струились у нее за спиной.

– Айше-хатун и Элмаз-хатун снова устроили скандал. Надо что-то делать!

Из гостевой комнаты слышались неразборчивые женские голоса на повышенных тонах, которые для этого дома стали уже привычным явлением. С тех пор, как Али Эфенди во второй раз женился несколько лет назад, две его жены никак не могли ужиться в доме своего мужа, которого им приходилось делить между собой, как и все золото и ткани, что он им дарил. Конечно же, это было постоянной причиной ссор.

– Аллах, дай мне сил, – выдохнула Менекше-хатун и, взяв в руки поднос, поспешила в гостевую комнату, где царил настоящий хаос.

– Ах ты змея! – вне себя от ярости кричала Айше-хатун, первая жена, которая для подобных истерик была уже старовата – она была почти что ровесницей мужа, а тот уже приблизился к своему пятидесятилетию. Ее две дочери у нее за спиной тоже что-то кричали и пытались удержать ее на месте, чтобы мать не набросилась на вторую жену. – Да сократит Аллах твои дни!

– Я не собираюсь выслушивать твои оскорбления! – возмутилась более молодая и красивая жена Элмаз-хатун, гневно тряхнув такими же длинными золотыми волосами, как у той девушки-служанки.

– Ты будешь слушать все, что я захочу сказать! – презрительно выплюнула Айше-хатун. – Потому что я – хозяйка дома.

– Хозяин дома – мой муж, а ты подлая змея!

– Что ты сказала?!

Айше-хатун все же бросилась к ней, и вся комната тут же огласилась громкими криками женщин и всех тех, кто бросился разнимать не на шутку разошедшихся жен.

– Аллах, помилуй, да что же вы устроили?! – пытаясь воззвать к порядку, крикнула Менекше-хатун и протиснулась между хозяйками, которых удерживали служанки. – Госпожи, сейчас Али Эфенди придет, и тогда беды не миновать.

Обе тяжело дыша, Айше-хатун и Элмаз-хатун перестали вырываться из удерживающих их рук, и постепенно в комнате все стихло.

– Я еще станцую на твое могиле, ведьма, – ядовито процедила Айше-хатун и, сбросив с себя чужие руки, устало села на тахту с гордым видом. Ее дочери присели по обе стороны от нее, став что-то нашептывать и успокаивать.

Элмаз-хатун фыркнула, глянув на соперницу с откровенной неприязнью.

– Еще посмотрим.

– Прошу вас, не начинайте снова! – взмолилась Менекше-хатун. Она строго обернулась на служанок, которые столпились в стороне, встревоженные очередным скандалом. – Ну что на этот раз случилось?

– Айше-хатун заявила, что Али Эфенди несправедлив к ней, – заговорила та самая золотоволосая девушка, которая прислуживала второй жене. Они были очень похожи, только одна помоложе и посвежее, да глаза у них были разного цвета. В силу этого поразительного сходства с ней служанка и снискала расположение Элмаз-хатун. – Увидела платок госпожи, расшитый золотом, и сказала, что ей эфенди таких платков не дарит. Что он обделяет ее своим вниманием. А Элмаз-хатун с этим не согласилась.

– Еще бы она согласилась, – проворчала Айше-хатун. – Ее хлебом не корми – дай поскандалить!

– Это ты который год отравляешь мою жизнь! – с готовностью вознегодовала Элмаз-хатун, обвинительно ткнув в ту пальцем. – Во всех бедах виновата я?

– Ты сама и есть беда, что свалилась на мою голову!

– Эсфир, уведи свою госпожу в ее комнату, – поспешила распорядиться Менекше-хатун, чувствуя приближение нового скандала и, проводив взглядом ушедших женщин, выдохнула. – Айше-хатун, ну что же вы так распереживались? – заворковала она, зная, что только так можно унять ее гнев. – Вот, я принесла вам чай с лепестками жасмина. Вы же его так любите. Он дарует успокоение и душевный покой.

– Пока эта ведьма живет со мной в одном доме, не будет мне покоя, – горько отозвалась Айше-хатун, но чашку взяла и отхлебнула из нее. – Али Эфенди женился на ней – и моя жизнь превратилась в ад! Да покарает ее Аллах! Все лучшее золото он дарит ей. Даже платки, расшитые золотом! А что я? Я не заслуживаю того же? Ведь это я – первая жена, главная в доме!

– Матушка, ну будет вам, – мягко воскликнула ее старшая дочь, Амина.

– Подумать только, мой муж стал рабом этой ничтожной наложницы! – будто не слыша ее, продолжала возмущаться та.

Менекше-хатун сдержалась от того, чтобы снова не закатить глаза, забрала поднос и ушла на кухню. Оставив его там, женщина, пока дочери успокаивали Айше-хатун в гостевой комнате, поднялась на второй этаж, где находилась комната Элмаз-хатун. Войдя в нее, она увидела, что госпожа возлежит на ложе, откинувшись на разноцветные шелковые подушки, а Эсфир, держа ее за руку, пальцами ласково поглаживает ее ладонь.

Остановившись у порога, Менекше-хатун осталась незамеченной и, улучив момент, со смятением в душе посмотрела на женщин, которые и не ведали о своей истинной близости. Не зря они, встретившись по воле судьбы, обрели друг в друге добрых подруг. Видимо, неосознанно они все же чувствовали свое родство. Оно и невооруженным глазом было заметно, но все считали, будто их внешняя схожесть – лишь чудо, удивительная случайность.

Менекше-хатун против воли вспомнила те дни, когда она еще не служила в этом доме, а пребывала подле другой госпожи – женщины из самой правящей семьи по имени Эмине Султан, которая попала в немилость султана и была вынуждена бежать от его гнева так далеко, насколько это было возможно. Служанка помнила и того красивого статного господина, которого охранники дома, в котором скрывалась Эмине Султан, называли пашой. Менекше-хатун видела, как он каждый вечер приезжал и входил в комнату ее госпожи, но не ведала, что происходило за запертой дверью.

Однажды ночью им с госпожой пришлось бежать из того дома от настигнувшего их султана, все-таки сумевшего отыскать опальную жену. Люди паши отвезли их в какую-то глушь, поселив в маленьком домике в тихом и малолюдном селе, расположенном близ реки. И именно в стенах того домика Эмине Султан поняла, что ждет ребенка. Она была так поражена и удивлена, но Менекше-хатун не смогла понять причину этого ее удивления и до сих пор не была уверена, кого же в ту страшную ночь родила ее госпожа – османскую принцессу, дочь падишаха, или же девочку, ставшую плодом запретной любви жены султана и его паши.

Менекше-хатун трудно было вспоминать об ее рождении, ознаменовавшимся ужасными муками для ее матери. Ей пришлось в грозу сходить на окраину села и позвать местную старуху-знахарку, чтобы та смогла принять трудные роды султанши. Но, придя, та лишь с сожалением посмотрела на умирающую Эмине Султан, мечущуюся на кровавом ложе, и сказала, что ей под силу спасти лишь ребенка. А за окнами по-прежнему бушевала гроза, и после этих слов молния зигзагом разрезала небо, как будто поставив точку в жизни султанши. И после раздавшегося вслед молнии оглушительного раската грома Эмине Султан побелевшими губами едва слышно что-то прошептала, видимо, умоляя спасти ребенка даже ценой ее жизни. И она действительно в ту ночь отдала свою жизнь этой милой золотоволосой и зеленоглазой, как она сама, девочке.

Уже под утро, когда стало невыносимо тихо, а тело ее мертвой измученной госпожи неподвижно лежало на ложе, накрытое простыней, Менекше-хатун держала на руках спящего новорожденного младенца и задумчиво стояла возле окна, думая, что ей делать дальше. После минувшей грозы небо прояснилось, и на нем, уже начавшем светлеть с приближением рассвета, засверкали блеклые тающие звезды. Увидев их, Менекше-хатун улыбнулась и решила назвать девочку именем Эсфир, что означает «звезда».