Дворец Топкапы. Покои Айнур Султан.

Она знала, что он непременно придет к ней, потому не металась, как матушка, по покоям, а в тихой задумчивости стояла возле окна, которое выходило во дворцовый сад, и ждала. Листва деревьев уже пожелтела и налилась золотом, ознаменовав приход осени. Порывы прохладного октябрьского ветра подхватывали опавшие листья с земли и кружили их в воздухе, после, наигравшись, безжалостно бросая обратно наземь. А небо, которое еще утром было ясным, теперь, к полудню, стало свинцово-серым, тяжелым и словно набухшим – видимо, вскоре должен был пойти дождь.

Когда за ее спиной послышался скрип открывшихся дверей, Айнур Султан, не став сразу оборачиваться, прислушалась к таким знакомым шагам, вскоре затихшим, и почувствовала спиной тяжелый взгляд. Медленно на ее губах проступила улыбка, и султанша, наконец, обернувшись, увидела стоящего в нескольких шагах от нее брата – такого родного и в то же время немного другого. Он изменился за то время, что они были разлучены войной. Стал еще выше и шире в плечах, возмужал и окреп, но взгляд остался прежним – его серые глаза смотрели на нее все так же тепло и ласково, как и полтора года назад.

Некоторое время они стояли, не двигаясь, и с улыбками смотрели друг на друга. Наверное, сравнивали образы, оставшиеся в их памяти, и те, что сейчас видели перед собой. Султанше было любопытно, сильно ли она изменилась в его глазах? Для нее самой существенных изменений в ее внешности не произошло, но ведь она каждый день видела себя в зеркале, и заметить разницу, какой бы та не была, ей было трудно. И вот Айнур Султан сделала один несмелый шаг, затем еще один, а после, будто очнувшись, с радостным визгом бросилась к брату и повисла у него не шее, позабыв обо всех правилах приличия. С Орханом не было нужды соблюдать все эти правила. Он, конечно, тут же крепко обнял ее и рассмеялся ей в ухо ее любимым тихим, бархатистым смехом.

– Ты здесь! – не то облегченно, не то радостно выдохнула Айнур Султан и, отстранившись, убрала одну руку с его шеи и накрыла ею щеку брата, трепетно заглянув ему в глаза.

– Здесь, – так знакомо усмехнулся шехзаде Орхан и, как они часто делали прежде, прислонился своим лбом к ее, соединив их смуглую и белоснежную кожу, темные, как ночь, и белые, как утренний свет, волосы.

С минуту они простояли так, не в силах оторвать друг от друга глаз, а потом шехзаде, поцеловав ее в лоб, все же отодвинулся и с задумчивым лицом коснулся пальцами ее густых и струящихся до самых бедер серебряных волос.

– Они стали еще длиннее, – заметил он и, посмотрев в глаза сестре, что упоенно наблюдала за ним, чуть нахмурился. – Ты как будто изменилась… – нежно коснувшись пальцами ее острого подбородка, юноша приподнял его, рассматривая родное лицо, а после ухмыльнулся. – Да нет, все такая же. Просто стала чуть больше похожа на женщину, нежели на призрачное видение.

Она ахнула в притворном возмущении и, улыбаясь, шутливо оттолкнула его от себя, но шехзаде Орхан перехватил ее руку, и, не переставая ухмыляться, поцеловал ее внешнюю сторону, как бы извиняясь.

– Значит, прежде я, по-твоему, не была похожа на женщину?

– Для меня ты прекраснее всех женщин в мире, мой ангел, – отпустив ее руку, он расслабленно направился к тахте и по-хозяйски разместился на ней, похлопав ладонью по пустому месту рядом с собой и тем самым приглашая к нему присоединиться. – Я хотел сказать, теперь тебя, вероятно, захотят выдать замуж.

– Замуж?.. – присев рядом и прислонившись к нему, удивилась Айнур Султан, а после с непониманием поглядела на брата. Он ловким движением убрал ее длинные волосы на одно плечо, чтобы не причинить боли, и обнял за плечи. – Так скоро? По-твоему, когда это случится, Орхан?

– Будь моя воля – никогда, – приглушенно процедил он, заставив ее игриво рассмеяться.

– Ну, как тебе военный поход? – привычно положив голову ему на плечо, любопытно спросила девушка. – Ты, помнится, так рвался на войну… Не разочарован?

– Скорее, очарован, – хмыкнул шехзаде Орхан, ласково поглаживая ее по волосам и задумчиво смотря перед собой, словно погрузившись в воспоминания о минувшей войне. – Ты знаешь, любовь моя, не в моем характере сидеть во дворце и наслаждаться его покоем среди гаремных наслаждений. Я слишком далек от благостной и умиротворенной жизни. У меня душа воина и, видит Аллах, ей невыносимо тесно в оковах, с которыми я родился как шехзаде! Будь моя воля, я бы… – юноша говорил, как всегда, горячо, не таясь и не боясь быть осужденным – она никогда его не осуждала, хотя порою он этого действительно заслуживал – но вдруг умолк.

– Ты бы что? – спокойно переспросила Айнур Султан и, прислушиваясь к тишине, стала ждать ответа, зная, что порою ему надо время, чтобы осмыслить то, что он хочет сказать.

– Я бы стал великим полководцем, – с мрачным чувством в голосе решительно произнес шехзаде, и серые глаза его забурлили от неистовой жажды славы и величия. – Как мои предки, как султан Мехмед Фатих или султан Сулейман, я бы завоевал огромные территории или даже создал бы свое собственное государство, свою империю. И сделал бы все, чтобы мое государство стало величайшим по силе среди всех существующих. Я бы дошел до самого Рима и низвергнул Папу, а весь христианский мир заставил бы подчиняться моей воле! Но… – он оборвал себя с невыразимой горечью и усмехнулся. – Я шехзаде, который обязан выслуживаться перед собственным отцом с тем лишь, чтобы он выбрал меня среди всех братьев как будущего султана. Но все мы знаем, что уж меня-то он никогда не выберет. Ему нужен тот, кто для него не представляет угрозы, кого он может не бояться. И что мне останется? Довольствоваться крохами с чужого стола? Прозябать всю жизнь в захолустном санджаке, лишь бы брат-султан не испугался меня и не казнил, подозревая в том, что я жажду его свергнуть? Видеть, как на троне наших великих предков восседает мягкотелый трусливый Мехмет? И к чему он приведет нашу империю? Сомневаюсь, что он вернет ей былое величие… Османское государство прогнивает изнутри, рушится на наших глазах, превращаясь в пыль, а что мы делаем? Делим трон из жажды власти и золота, да развлекаемся с наложницами!

Выслушав его, Айнур Султан с сожалением на лице отстранилась от брата и, увидев в его взгляде полыхающий гнев и негодование, коснулась белыми тонкими пальцами его смуглого лица. Шехзаде Орхан зажмурился и тихо выдохнул, словно они вмиг даровали ему необходимое успокоение.

– Все не так безнадежно, Орхан. Почему ты думаешь, словно у тебя нет надежды осуществить желаемое? Ты единственный из всех моих братьев, который жаждет трона не ради власти, а чтобы вернуть османам былое величие, чтобы воплотить свои великие замыслы, которых у них попросту нет. И я верю, что ты способен преодолеть все преграды и исполнить все это.

Шехзаде улыбнулся ей со снисхождением, словно бы она не понимала, о чем говорила, а после снова притянул к себе и поцеловал в волосы, но почему-то тут же отстранился.

– В чем дело? – растерянно возмутилась Айнур Султан, но тут ее брат позвал охрану, и она в непонимании уставилась на сундук, который в ее покои внесли евнухи. – А что это? – подобно ребенку, с любопытно-восхищенным взглядом обернулась султанша к ухмыляющемуся брату.

– Что за глупый вопрос? Конечно же подарки.

Восторженно рассмеявшись, она под его довольным взором вскочила с тахты и, поспешив к сундуку, открыла его тяжелую крышку и ожидаемо ахнула. В сундуке лежали ни драгоценности, ни дорогие и редкие ткани, а книги и свитки и, судя по их ветхим переплетам и пожелтевшей бумаге, древние и очень ценные.

Айнур Султан, как и брат, всегда отличалась жаждой знаний, и та была неутолима. Даже в раннем возрасте она была очень начитанной, всегда тянулась ко всему новому и жадно впитывала в себя все больше и больше. В этом они с Орханом были очень похожи – им всегда было мало того, чего они жаждали. Их роднила эта ненасытность и честолюбие – у брата оно было откровенным, а у нее – скрытым, пока еще не до конца осознанным ею самой. Вместе с Орханом они выучили много иностранных языков и теперь свободно говорили на итальянском, французском, фарси, латыни и древнегреческом языках. Иногда, когда они были не одни, но хотели поделиться друг с другом чем-то сокровенным (особенно часто они делали это в детстве), то говорили на одном из иностранных языков, чтобы никто больше не смог понять их слов. Они вместе читали произведения восточных и европейских философов и мыслителей, изучали различные науки, целыми вечерами пылко обсуждали все прочитанное и узнанное. Это было самое настоящее родство душ, которое, благодаря и кровному родству, стало основанием для глубокой и непонятной многим связи между ними.