Практически все находившиеся на Сицилии легионы Помпея сдались Лепиду. Получив в своё распоряжение огромную армию, он решил восстановить своё главенствующее положение и приказал Октавиану немедленно покинуть остров. Однако когда Октавиан прибыл в лагерь Лепида для переговоров, ему удалось переманить солдат мятежного полководца на свою сторону. Покинутый всеми, Лепид запросил пощады и сдался на милость победителя. Он был лишён власти и отправлен под домашний арест в городок Цирцеи, а затем переправлен в Рим, где и прожил до глубокой старости в безвестности, оставаясь, правда, в должности великого понтифика. По приказу Октавиана Статилий Тавр со своим флотом захватил провинцию Африка, ранее находившуюся под контролем Лепида[510].
Волею судьбы триумвират фактически превратился в дуумвират. Октавиан с триумфом возвратился в Рим в ноябре 36 года. Выступив перед народом за городской чертой, он торжественно объявил, что гражданская война закончилась. Вскоре была проведена демобилизация большинства легионеров, которые получили крупные денежные выплаты и большие участки земли, приняты некоторые важные законы и официально объявлено об отмене проскрипций[511]. В 35—33 годах Октавиан вместе с Агриппой предпринял несколько успешных военных походов в Иллирию и Далмацию, что ещё больше повысило его авторитет.
С большой тревогой Антоний следил за возросшим могуществом Октавиана. Чтобы поколебать авторитет своего союзника, он задумал осуществить давнюю мечту Юлия Цезаря — покорить Парфию. Весной 36 года Антоний предпринял грандиозный военный поход против парфян. После многомесячной и безрезультатной осады столицы Мидии Антропатены Фрааспы, он был вынужден отдать приказ к отступлению по труднопроходимым горным дорогам, дабы обезопасить свою армию от нападений парфянской конницы. Парфяне же постоянно преследовали его по пятам и время от времени совершали дерзкие налёты на его войско. Тем не менее Антонию удалось избежать полного уничтожения армии, хотя множество его легионеров погибли во время отступления[512].
Зная о его браке с Клеопатрой, несчастная Октавия всё же отправилась в начале 35 года к опечаленному неудачей Антонию, взяв с собой в качестве помощи военное снаряжение и две тысячи легионеров. Но когда она достигла Афин, то получила от Антония письмо, в котором тот в грубой форме велел ей возвращаться обратно в Рим[513].
Дабы сохранить авторитет в глазах Клеопатры и восточных союзных царей, Антоний решил наказать предавшего его в парфянском походе армянского царя Артавазда и в 34 году вторгся в Армению. Несчастная страна была почти полностью разграблена, а Артавазд пленён и в серебряных цепях отправлен в Египет. Осенью того же года Антоний отпраздновал в Александрии роскошный триумф над якобы покорёнными им Парфией и Арменией. После шествия, как пишет Плутарх, «наполнивши толпою гимнасий и водрузив на серебряном возвышении два золотых трона, для себя и для Клеопатры, и другие, попроще и пониже, для сыновей, он прежде всего объявил Клеопатру царицею Египта, Кипра, Африки и Келесирии при соправительстве Цезариона, считавшегося сыном старшего Цезаря, который, как говорили, оставил Клеопатру беременной; затем сыновей, которых Клеопатра родила от него, он провозгласил царями царей и Александру назначил Армению, Мидию и Парфию (как только эта страна будет завоёвана), а Птолемею — Финикию, Сирию и Киликию. Александра Антоний вывел в полном мидийском уборе, с тиарою и прямою китарой, Птолемея — в сапогах, македонском плаще и украшенной диадемою кавсии. Это был наряд преемников Александра, а тот, первый, — царей Мидии и Армении. Мальчики приветствовали родителей, и одного окружили телохранители-армяне, другого — македоняне. Клеопатра в тот день, как всегда, когда появлялась на людях, была в священном одеянии Исиды; она и звала себя новою Исидой»[514]. При этом Цезариона Антоний и Клеопатра объявили единственным законным наследником Цезаря, что было серьёзным ударом по авторитету Октавиана.
Когда весной 33 года об этом узнали в Риме, все были до крайности возмущены поступком Антония, свободно раздававшего римские провинции своим детям. Этим не преминул воспользоваться Октавиан, давно желавший избавиться от Антония. Он тут же обвинил его в государственной измене и начал целую пропагандистскую кампанию против него и Клеопатры. Антоний принял вызов, и в многочисленных письмах триумвиры стали обвинять друг друга во всех смертных грехах.
Желая переломить ситуацию в свою пользу, Антоний в январе 32 года попытался через своих сторонников в сенате — консулов Гнея Домиция Агенобарба и Гая Сосия — добиться утверждения всех своих распоряжений на Востоке, а также взаимного сложения полномочий триумвиров. Узнав об этом, Октавиан явился в сенат и произнёс разгромную речь против Антония и поддерживавших его сенаторов. Испугавшись репрессий, 300 сенаторов и оба консула бежали к Антонию.
Конфликт между Октавианом и Антонием продолжал разгораться. По настоянию Клеопатры Антоний отправил Октавии бракоразводное письмо и приказал ей покинуть его дом в Риме[515]. Взбешённый оскорблением, нанесённым сестре, Октавиан в ответ изъял у весталок завещание Антония и огласил его в сенате в качестве явного доказательства измены. Дело в том, что Антоний в своём завещании не только признавал Цезариона единственным законным наследником Юлия Цезаря, но, что более всего возмутило римлян, оставлял Клеопатре всё своё огромное состояние и все свои владения, в том числе римские, а также просил похоронить его не в Риме, а в Александрии.
Всё это было настолько оскорбительно, что в июле 32 года сенат объявил войну — правда, не Антонию, а Клеопатре, якобы посягнувшей на римские провинции[516]. Объявлять войну непосредственно Антонию было опасно, поскольку у народа новая гражданская война вызвала бы только озлобление и недовольство. В будущей войне против Египта Октавиану были необходимы чрезвычайные полномочия, и он заставил всю Италию и западные провинции принести ему особую присягу в верности. Аналогичную присягу восточные провинции принесли Антонию.
Однако противники провели несколько месяцев в бесплодном маневрировании и лишь 2 сентября 31 года столкнулись, наконец, у мыса Акций в Северо-Западной Греции[517]. Завязалось морское сражение, долгое время шедшее с переменным успехом, пока Клеопатра со своим флотом внезапно не покинула битву, опасаясь быть запертой в бухте. Как пишет Плутарх, «битва сделалась всеобщей, однако исход её ещё далеко не определился, как вдруг, у всех на виду, шестьдесят кораблей Клеопатры подняли паруса к отплытию и обратились в бегство, прокладывая себе путь сквозь гущу сражающихся, а так как они были размещены позади больших судов, то теперь, прорываясь через их строй, сеяли смятение. А враги только дивились, видя, как они, с попутным ветром, уходят к Пелопоннесу»[518].
Позднее Вергилий в своей поэме «Энеида» очень красочно опишет битву при Акции, поместив её изображение на щите Энея:
Весь опоясало щит из червонного золота море,
Волны седые на нём взметают пенные гребни,
Светлым блестя серебром, проплывают по кругу дельфины,
Влагу взрывая хвостом и солёный простор рассекая.
Медью средь моря суда сверкали: Актийскую битву
Выковал бог на щите; кипели Марсовы рати,
Всю Левкату заняв, и плескались валы золотые.
Цезарь Август ведёт на врага италийское войско,
Римский народ, и отцов, и великих богов, и пенатов;
Вот он, ликуя, стоит на высокой корме, и двойное
Пламя объемлет чело, звездой осенённое отчей.
Здесь и Агриппа — к нему благосклонны и ветры и боги —
Радостно рати ведёт, и вокруг висков его гордо
Блещет ростральный венок — за морские сраженья награда.
Варварской мощью силён и оружьем пёстрым Антоний,
Берега алой Зари и далёких племён победитель:
В битву привёл он Египет, Восток и от края вселенной
Бактров; с ним приплыла — о нечестье! — жена-египтянка.
В бой устремились враги, и, носами трёхзубыми взрыта,
Вёслами вся взметена, покрылась пеной пучина.
Дальше от берега мчат корабли; ты сказал бы — поплыли
Горы навстречу горам иль Циклады сдвинулись с места —
Так толпятся мужи на кормах, громадных, как башни,
Копий летучий металл и на древках горящую паклю
Мечут, и кровью опять обагряются нивы Нептуна.
Войску знак подаёт царица египетским систром
И за спиной у себя не видит змей ядовитых.
Чудища-боги идут и псоглавый Анубис с оружьем
Против Нептуна на бой и Венеры, против Минервы.
В гуще сражения Марс, из железа кован, ярится,
Мрачные Диры парят над бойцами в эфире высоком,
В рваной одежде своей, ликуя, Распря блуждает,
Ходит следом за ней с бичом кровавым Беллона.
Сверху взирая на бой, Аполлон Актийский сгибает
Лук свой, и в страхе пред ним обращается в бегство Египет,
Следом инды бегут и арабы из Савского царства.
Вот и царица сама призывает попутные ветры,
Все паруса распустить и ослабить снасти готова.
Как побледнела она среди сечи в предчувствии смерти,
Как уносили её дуновенья япигского ветра, —
Выковал всё огнемощный кузнец. А напротив горюет
Нил: одежды свои на груди распахнул он широкой,
Кличет сынов побеждённых к себе на лазурное лоно
[519].