Шуад лишь усмехнулся в ответ.

— Если вы, ваша милость, считаете, что я не имею права наставлять его величество, то как Верховный жрец скажите ему об этом сами, а я как верноподданный нашего самодержца не могу не явиться к нему в назначенный им же час. Что же касается воздуха и моего бесстыдства, всех этих ваших пустых, давно проеденных муравьями слов, то я вас презираю не меньше и умирать не собираюсь лишь по одной причине: не хочу доставлять такому тупейшему существу радости! — выпалил Шуад и тотчас сам испугался столь смелого выпада.

Верховный жрец, сжав тонкие извилистые губы, несколько мгновений испепелял ненавидящим взглядом дородного жреца и, казалось, готов был наброситься на него с кулаками. Они впервые столь откровенно объяснились, и оба были потрясены как своей несдержанностью, так и злобой, которая жила в них, ибо каждый помнил завет Птаха, бога искусств и мудрости: «Не посей в себе злобу, вырви её с корнем, очисти себя от неё, и боги услышат твои молитвы». Разве они могут после этого быть жрецами?

Судорога передёрнула лицо Неферта. Он резко развернулся и вышел из храма.

Они начали враждовать с того самого момента, когда Шуад стал давать уроки наследнику. Яркая речь, произнесённая однажды в центральном храме Амона-Ра, чьим жрецом являлся Шуад, в присутствии Аменхетепа Третьего, и решила его судьбу. Фараон, послушав его, подозвал к себе и сказал: «Завтра явишься во дворец». Спросить разрешения у Неферта он не удосужился, и тот затаил злобу. Несколько раз Верховный жрец пытался отобрать у Шуада храм Амона-Ра, наговаривая на жреца, но Аменхетеп Третий лишь кривился и тяжело вздыхал.

— Оставь ты этого толстячка в покое, мой сын в восторге от его разговоров, я сам даже прихожу его послушать! Что он тебе дался?! В твоём подчинении тысячи жрецов! А этот Шуад безобиден, как гусеница. Лишь прожорлив не в меру! — Аменхетеп рассмеялся, и Неферт на время успокоился.

Теперь он проигрывал схватку за влияние и на нового фараона, а потому и отважился открыто бросить вызов. Терять было уже нечего. Впрочем, и Шуаду тоже.

Фараон снова опоздал на пять минут, однако на этот раз они расположились в прежней комнате для занятий, выходящей к бассейну. Правитель пришёл загадочный и окрылённый.

— Умный живёт не для себя, однажды сказал Шуад, и я это запомнил! — с порога произнёс Аменхетеп, проходя в комнату. — Как «Книга истин», пополняется?

— А как же! Мне с востока привезли одну непростую истину, ибо она сравнима с загадкой. Один восточный мыслитель говорил: «Слава и позор подобны страху». Любопытно, правда?

— Но почему? — удивился фараон.

— У него есть объяснение. Славу приобретают, испытывая страх, но и теряют, то есть позорятся, испытывая его же. По-моему, очень мудро.

— Может быть, — подумав, ответил правитель. — Когда в прошлый раз вы предложили свергнуть всех богов и поклоняться только одному Атону, поверьте, я тоже испытал страх, — он усмехнулся.

— Признаю, ваше величество... — вздохнул Шуад.

— Что вы признаете?

— То, что не все мысли греют. Бывает, что и обжигают.

— Да, вы правы. В тот день она меня обожгла. Прошло несколько дней, ожог затянулся, но ваша мысль не погасла, а стала понемногу греть-пригревать, и однажды мне подумалось, что она чего-то стоит. Как считаете?

Жрец, не ожидавший такого признания, долго смотрел на самодержца, точно проверяя, шутит властитель или нет. Но, удостоверившись, что фараон спрашивает всерьёз, закивал головой.

— Да-да, я считаю...

— Что?

— Я считаю, мы должны, то есть вы должны это сделать, и человечество оценит этот подвиг! — зашептал он. — Врагов будет много, но вы молоды, а молодость победить нельзя, это невозможно!

— Что ж, посмотрим. Но мы построим новый город, перенесём столицу туда, назовём её именем Атона, выстроим там только его храмы, но не будем в прежних городах сносить старые и запрещать старых богов. Они сами постепенно забудутся.

— Да! Это прекрасная мысль! Новое в новом! На простор! Убежать из этого душного, пропитанного жареным луком города! Пусть Неферт охраняет своего Амона!

— Только не надо сталкивать людей между собой! — предупредил жреца Аменхетеп. — Я хочу, чтобы эту идею разделяли все!

— А все её и будут разделять! Мы научим жрецов, они станут рассказывать об Атоне, о его светоносной силе, энергии, мощи и доброте. Атон единственный, кто борется с тьмой, она боится его, он рождает к жизни всё: от травинки до человека! Он согревает моря и океаны, гонит облака и тучи. Без него нет жизни на земле!

— Вам придётся создать книгу истин Атона. Книгу нравственных истин. Она должна быть проста и в то же время проникать в душу, заставлять задуматься. «Когда я был мал и неопытен, то блуждал чаще всего во тьме, не подозревая, что рядом есть свет, стоит только протянуть руку и свершить малое усилие над собой» и так далее, это, по-моему, из вашей книги?

— Из моей.

— Вот так же надо написать книгу истин Атона. Мы посадим переписчиков, чтобы каждый имел её у себя дома, перечитал днём, вечером при лампаде, перед сном, утром на свежую голову, чтобы он знал её наизусть. Но она должна быть написана так, чтобы её хотелось перечитывать всегда и всем. Напишете, Шуад? — властитель почему-то хитро улыбнулся.

— Да, я постараюсь!

— Ну вот когда напишете, тогда и начнём строить новый город, — объявил фараон.

— Но на это уйдёт не один год.

— Вот и хорошо. Не будем торопиться.

Жрец удивлённо смотрел на властителя.

— Вы с чем-то не согласны?

— Нет-нет, я согласен! Вы правы! Такая книга нужна! Я готов даже пожертвовать своими истинами, если они подойдут...

— Нет, они должны быть проще! — загоревшись, перебил самодержец. — Без всяких загадок! Должно быть написано примерно так: «Если у тебя две лепёшки и ты собрался их съесть, чтобы набраться сил, но рядом с тобой голодает твой ближний, поделись с ним, и Атон вознаградит тебя, ибо доброе дело всегда вознаграждается». Я, конечно же, говорю плохо, но ты изложишь это красиво, тонко, поэтично, однако не затуманивая смысла. Необходимо также написать ряд молитв в честь Атона, простых, искренних и понятных каждому. Ты согласен со мной?

Шуад кивнул.

— Ну вот и хорошо. Я даже готов освободить вас от поста главного жреца храма Амона-Ра. Неферт несколько раз предлагал это мне со всякими нелестными для вас доводами, но я не обращал на них внимания, но сейчас я бы хотел, чтобы ничто не мешало вашей работе. Вы будете всем обеспечены, как мой наставник и учитель, и я бы желал только одного, чтобы как можно скорее эта работа была тобой закончена. Как, не будешь возражать?

— Нет! — помедлив, твёрдо ответил жрец. — Надоел мне своими заботами Неферт! Хоть рожу его противную видеть не буду! А то замучил он меня своими глупыми рассуждениями!

— Тогда договорились! Будем время от времени встречаться. Вы будете извещать меня, как идёт работа. Мы должны сделать всё, чтобы новый бог полюбился всем!

Шуад поклонился. Их взгляды на мгновение встретились, и жрец неожиданно увидел перед собой не мальчика, а молодого крепкого мужа, знающего, чего он хочет.

Сыновья Иафета уехали через три дня. Илия одарил их повозкой зерна и приказал своим слугам тайно положить на дно их мешков всё привезённое ими серебро.

— Если вы вздумаете приехать снова, то я бы хотел, чтобы вы привезли младшую сестру Дебору, — сухо сказал им на прощание первый царедворец. — Приедете без неё, не получите и горсти зерна. Вам понятны мои условия?

Иуда покорно склонил голову, мечтая лишь об одном: поскорее выбраться из Фив. На первой же стоянке, помолов немного зерна и пожарив лепёшки, они открыли свои мешки, и каждый нашёл в своей торбе по серебряному блюду и сосуду. Когда братья собрали их вместе, то оказалось, что всё зерно каким-то чудом им досталось бесплатно.

— Нехорошо, если первый царедворец обнаружит, что мы забрали всё серебро обратно, — обеспокоенно проговорил один из братьев. — Может быть, отвезти его в Фивы?